Зыбучий песок (сборник)
Шрифт:
41
Мысль о ссоре с Арчин приводила его в ужас. Ссоры принадлежали эпохе Пол–и–Айрис, а не эпохе Пол–и–Арчин; где–то у него в сознании, так глубоко, что он никогда не пытался облечь эту мысль в слова, хранилось убеждение, что Арчин понимает величину принесенной им жертвы и предана ему так, словно является его собственностью.
Он боролся с этим весь день; за ланчем хмуро размышлял о стройных беззаботных юношах, занятых только досугом, и почти все время молчал; потом ему удалось встряхнуться, и они прогулялись
Но вечером, когда Арчин лежала голая на кровати, рассеянно разглядывая потолок, а он, склонившись над умывальником, шумно вычищал изо рта вкус выкуренных за день сигарет — недавно она впервые призналась, что запах табака ей неприятен, — она неожиданно сказала:
— Знаешь, Арманд мне понравился больше.
— Что? — Он обернулся, вытирая с подбородка белую пену.
— Арманд. — Это имя прозвучало у нее почти как Ллэнро, а выражение мечтательного удовольствия на ее лице заставило его сердце сжаться. — Тот, который повыше и с карими глазами.
— Я не подходил к ним так близко, чтобы рассмотреть цвет глаз, — сухо сказал Пол.
Она улыбнулась сладострастной улыбкой и закрыла глаза, словно бы для того, чтобы получше разглядеть Арманда.
— Рассмотришь, если захочешь. По–моему, он немного похож на тех, которых мы видели — как называлось это место? Я забыла. Два парня и две девушки, с которыми мы тогда ночевали. Такие люди напоминают мне Ллэнро.
Завтра я с ним встречусь — я ему обещала. А ночью, если ты захочешь, я научу вас: — Она заколебалась, потом ее глаза, мигнув, открылись вновь. — Обычаю? Нет, больше подходит слово игра.
— Что еще за игра? — спросил Пол, голос его скрежетал, с трудом прорываясь сквозь сильный привкус зуброй пасты.
Она хихикнула и нечего не ответила.
— Ты не спросила меня, можно ли встречаться с ним завтра, — сказал Пол после паузы и тут же испугался, что за этими словами последует то, чего он так старался избежать.
— Спрашивать тебя? Зачем? — она приподнялась на локте и для устойчивости обхватила себя второй рукой под грудью.
«Я все время повторял себе: единственный свободный человек, которого я встречал.
Но ведь свобода распространяется и на…» Он спросил:
— Зачем тебе встречаться с ним наедине?
— А ты как думаешь? — презрительная нотка в ее голосе явно выдавала какого–то неизвестного и невольного учителя из Чента. — У него прекрасное тело и крепкие мускулы.
Некоторое время Пол молчал. Наконец, сказал:
— А как же я?
Теперь настал ее черед молчать. Он поторопил:
— Ну?
— Пол, тогда, когда мы ночевали на берегу, ты не:
— Ты знаешь, о чем я говорю, — перебил Пол.
— Ты считаешь меня глупой? Почему ты говоришь таким неприятным голосом?
Разве неправда, что он, — она щелкнула пальцами, — пре: красивый?
— И что с того?
«Вдруг оказалось, что между нами огромный барьер, почти такой же непреодолимый, как тот, который отделяет тяжелых душевнобольных: Нет, стоп.» Неимоверным усилием он взял себя в руки. Он сказал:
— Тебе нужен другой мужчина просто для разнообразия? Тебе со мной скучно? Ты это хочешь сказать?
— Пол, у тебя очень тяжелый голос, и :
— Это? — Он шагнул к кровати; в руках он все еще держал полотенце, которым недавно вытирал подбородок, и она отшатнулась, словно испугавшись, что он сейчас ее хлестнет.
— Ты боишься, — сказала она. — Чего? Ты думаешь, что ты не такой хороший мужчина, чтобы интересовать меня все время. Пол, ради: ради Бога!
Здесь или в Ллэнро, человек — это человек, и нет ничего стыдного в том, что мы люди.
Она скинула ноги на пол и села на кровати, вцепившись руками в матрац.
— Чего ты боишься? Я человек, и ты тоже. Я не уйду завтра с Армандом только потому, что он мне понравился, и потому что он красивый. Я не знаю, такой ли он добрый, как ты, такой ли он умный, как ты. Возможно, он такой же эгоист, как большинство людей в вашем мире — кто это может сказать?
— Значит, ты решила это выяснить?
— А почему бы и нет? — она дерзко дернула подбородком. — Я снова спрашиваю, чего ты боишься? Ты жил в Англии с другой девушкой, ты был с двумя другими, я сама это видела. Или ты думаешь, что в этом мире не найдется для тебя женшины? Это плохое место, но все же не такое, как Чентская больница!
Пол чувствовал, как все мускулы его лица складываются в горькую маску, закрывая его от слов, которые она говорила, и которые еще скажет.
А Арчин, ничего не замечая, продолжала:
— Мне очень жаль, что я нашла сегодня Арманда, а ты никого не нашел. Но это неважно.
— Неважно! — Плотина удерживала его голос, и сквозь нее прорывалось лишь дрожащее яростью эхо ее слов.
— Да, неважно — это хорошее слово! Мы в Ллэнро говорим то же самое. Она гибко изогнулась и откинулась на подушку, словно заканчивая дискуссию. — Пол, ты должен был понять, пока был со мной, что есть вещи, которые мы знаем в Ллэнро, и о которых вы здесь не имеете понятия. Я — как это сказать по–английски? — я для тебя как горсть. Да, как пригоршня песка, когда набираешь его в руку, а он протекает между пальцами. Я утомляю тебя.
Ты поэтому сегодня такой усталый.
— Я сегодня усталый, потому что:
— Пол! — Она произнесла его имя громким шепотом, но с такой силой, что он оборвал себя на полуслове. — Пол, в вашем мире все, даже ты, стыдятся вещей, в которых нет ничего стыдного. Я не обвиняю тебя, поэтому не нужно извиняться. — Она улыбнулась и протянула руки. — Иди ко мне. Я не буду сегодня: ах:
требовательной. Завтра я посмотрю, есть ли в Арманде что–нибудь от Ллэнро, позову его сюда, и научу вас игре.