Зюзюка и другие
Шрифт:
– Лёка, соберись, а то ты бледная... Давай, покрась щеки, у тебя же есть румяна! Э, да у тебя руки дрожат, давай я!
И пока мы сидим в ожидании, когда нас выпустят из самолета, она приводит в порядок мое лицо. Мне это приятно. В такой ответственный момент ее жизни она помнит обо мне, любит меня... Наверное, ей тоже страшно и она льнет к бабушке. Кстати, я вовсе не требовала, чтобы она звала меня по имени, но она сама категорически с самого детства отказывалась звать меня бабушкой. Ей было лет семь, и я сказала, пусть называет
– Бабушки такие не бывают!
Но вот мы уже проходим паспортный контроль, Стаська ослепительно улыбается пожилому китайцу, тот, сурово глядя на нее, снимает отпечатки пальцев – такую же процедуру мы проходили в посольстве – прикладываешь палец к какой-то машинке, и там загорается огонек, – тоже проделывают и со мной, и мы, задыхаясь, спешим к выдаче багажа. Грузим его на тележку.
– Лёка, отойди, я сама! Не поднимай тяжелое! Тебе нельзя.
Мы смотрим друг на друга, как перед ответственным шагом в жизни, и почти бежим к выходу.
Почему-то я ждала, что сразу увижу Ариадну. Но вокруг море лиц, и у меня начинает кружиться голова.
– Вы Леокадия Петровна? – спрашивает незнакомая женщина с приятным лицом и прокуренным голосом. – А ты Стася? Не волнуйтесь, Ариадна сейчас прибежит, у нее от волнения живот прихватило. А я ее подруга, Алина. Здравствуйте, я так много о вас слышала. Да ты просто красавица, только на маму не похожа... Ну надо же, дождалась Адя...
Я почти не воспринимаю то, что она говорит, я всматриваюсь во всех невысоких женщин...
– Господи, мама! – кричит кто-то сзади, и она буквально виснет на мне, так что я не успеваю даже увидеть ее лицо.
– Мама, мамочка моя, мамулечка.
Я счастлива, но понимаю, что сейчас испытывает Стаська.
– Адя, Адя, Стаська! – шепчу я ей. Она вздрагивает.
– Господи, какая ты стала... большая... С ума сойти можно... – И она неловко тычется Стаське в грудь, а у той на лице брезгливо-страдальческая мина.
– Ладно вам, потом намилуетесь! – решительно вмешивается Алина. – Пошли к выходу. Я пойду подгоню машину, а ты постой тут со своими.
Она убегает. Мы все трое неловко молчим. Адька испуганно жмется ко мне. Похоже, она робеет Стаськи.
– Ну вот, мы опять вместе, – пытаюсь нарушить неловкое молчание. – Ты в Калифорнии, Стаська! Знаешь, она мне все уши прожужжала... Хочу своими глазами увидеть зеленые холмы Калифорнии... – лепечу я, понимая, что это чудовищно бестактно по отношению к Адьке...
– Да-да, у нас тут красиво, так красиво, ты увидишь... Я, конечно, понимала, что ты уже совсем большая... и по фотографиям, но... Я никак не думала, что ты такая высокая... Как супермодель, – улыбается она сквозь слезы. И я вдруг понимаю, что эти слезы не только от волнения встречи, за этим что-то еще кроется. Почему она приехала в аэропорт не с женихом, а с подругой? Но тут подкатывает большая
– Помоги матери! – говорю я Стаське.
– Где ты видишь мать? – тихонько хмыкает она, но все-таки кладет вещи в багажник.
Я усаживаюсь на переднем сиденье рядом с Алиной, а Стаська с Ариадной садятся сзади, далеко друг от дружки.
– Ну что, девчонки, куда мы едем? Домой или покатаемся по Сан-Франциско?
– Домой, домой! – спешу сказать я. – Я устала, все же такой перелет, а в моем возрасте...
– Мамочка, милая, ты совсем-совсем не изменилась, мамочка моя! – Она сзади пытается обнять меня.
Стаська прилипла к окну.
– А вон те небоскребы – это уже Сан-Франциско? – спрашивает она.
– Да-да. Это очень красивый город, мы обязательно поедем туда не раз и в Лос-Анджелес съездим обязательно... и в Редвуд, там растут секвойи и вообще...
– А мы поедем по мосту Золотые ворота?
– Сегодня нет, – отвечает Алина, – но увидеть ты его увидишь!
– Тебе громадный привет от Геры, от Натэллы...
– Спасибо, а как они? Господи, мама, а мы что же, сорвали Стаську, сейчас ведь не каникулы...
– Ничего. Она способная, нагонит.
– Ах, ну да... Стасенька, я тебе комнату приготовила наверху, а маме внизу...
– Смотри, океан! – кричу я.
– Какой серый... – разочарованно говорит Стаська.
– В Сан-Франциско скверный климат, солнце тут редко бывает даже летом, – откликается Алина.
– А вон видите остров? Знаете что это? Это тюрьма Алькатрас. Там Аль-Капоне сидел. Если захотите, можно взять экскурсию туда.
– Вот еще! На фиг нужно! – подает голос Стаська.
– Слушай, Стася, – говорит после недолгого молчания Алина, – хочешь, я познакомлю тебя с моей племянницей? Она твоя ровесница, может, тебе с ней веселее будет, чем с нами, старичками?
– Можно, – не слишком охотно отвечает Стаська.
– Ее зовут Нилли, у нее машина, покатаетесь, она тебя познакомит со своими друзьями.
– Можно, – опять роняет Стаська.
Между тем мы, миновав бесконечно длинный мост, выезжаем из Сан-Франсиско.
– Ну вот, смотри, твои холмы вожделенные, – говорю я.
– Ага, – откликается она.
Кругом действительно очень красиво. Пейзаж на удивление мирный, и вдоль дороги часто попадаются высокие деревья в желтом цвету.
– Что это? – спрашиваю я.
– Мимоза, – усмехается Алина. – В Москве по-прежнему ею торгуют?
– Ну конечно. Надо же, я никогда не видела мимозу в природе.
– А здесь ее никто не рвет. Обратите внимание, Леокадия Петровна, какая тут чистота. Природа не загажена...
– Да-да, я вижу.
Стаська сидит почти спиной к матери, пялится в окно, а та затихла в уголке. Что-то тут не так. И пока ни слова ни о женихе, ни о свадьбе. У меня начинает болеть сердце.