Зюзюка и другие
Шрифт:
– С какими мужчинами? – побледнела она.
Три ха-ха!
– С разными, ну то есть нежадными.
Она еще больше позеленела, просто можно сказать в цвет холмов. Я уж открыла было рот спросить, состоится ли свадьба, но она тут задала вопрос:
– Скажи мне, а как мама себя чувствует?
– Что это вдруг ты заинтересовалась?
– Стася, пожалуйста, не надо, я и так прекрасно сознаю свою вину перед вами... И, поверь, мне тоже нелегко...
– Допустим. А жених твой где?
– Он... уехал.
– Насовсем?
– Да, – еле слышно призналась она.
В этот момент я ее ненавидела. Ненавидела
– Девочки, вы тут?
Мамалыга понеслась ей навстречу.
– Мамочка, ты же хотела отдохнуть!
– Не хочу отдыхать, я вдруг кошмарно проголодалась! Хотела съесть банан, а потом передумала. Уже четверть седьмого, у нас ведь ужин в ресторане намечается...
– Да, да, конечно! Мама, посмотри, вот тут Стаськина ванная, тут кладовая, тут мой офис, а там спальня и моя ванная.
Лёка ахала, восхищалась, а я все это уже видела. Спальня у нее будь здоров, огромная, оттуда вход в гардеробную и в ванную. И в спальне и в ванной часть потолка стеклянная, это клево! И во всех ванных комнатах по две раковины. Ну в одной понятно – для мужа и жены, но в остальных-то зачем? Для выводка деток? Наконец экскурсия закончилась. Лёка вся разрумянилась, рада до смерти, что у дорогой дочки дом такой нехилый...
– Ну, девочки, я пошла одеваться, – заявила Лёка. – Адя, а ресторан далеко?
– Да нет, совсем близко.
– Пешком пойдем?
– Что ты, мама! Здесь пешком никуда не дойдешь, если ты не марафонец.
– Значит, можно надеть каблуки? А кстати, как надо одеваться?
– Ну, поскольку сегодня суббота, лучше не в джинсы...
Значит, надену джинсы, решила я, хоть и понимала, что это глупо.
Леокадия Петровна
Я ничего не понимаю. Стаська ведет себя так, будто она глубоко чем-то разочарована. Но чем? Она же еще ничего не видела здесь. Или она ждала, что у матери в Америке дом как у голливудской звезды, с бассейном и штатом прислуги? Вряд ли, она же видела фотографии. Или дело в свадьбе? Да нет, и это вряд ли... Скорее, она могла бы торжествовать, что мать наказана за свои грехи... Или все-таки она ждала чего-то именно от свадьбы? Или... Нет, об этом я даже думать не желаю. Не может такого быть! Но... И вдруг со мной случилось то, что, как я считала, бывает только в детективных романах – вся картина последних месяцев предстала перед мысленным взором в беспощадной, нестерпимой неприглядности.
Все началось в тот день, когда кто-то привез от Ариадны очередную посылку и очередное приглашение, которое Стаська неожиданно не порвала. И хотя тогда она еще не стремилась в Америку, но приглашение спрятала. А почему? Что изменилось? Может быть, все дело в том, что... Я тогда спросила, кто привез посылку. Она ответила, что какой-то тип, и отвела глаза. Я не придала этому никакого значения. А потом, получив фотографии, она устроила концерт с битьем посуды... И на тех фотографиях был Гарик, черт бы его побрал! Может быть, это именно он привез тогда посылку, и глупая девчонка влюбилась в него? А он оказался женихом матери? Боже мой! И что? Она решила матери отомстить, отбить у нее жениха или уже мужа? Она вдруг так рьяно занялась своей внешностью.
Я вскочила с постели. Сна не было ни в одном глазу. И теперь она разочарована, что ее месть, которую она лелеяла в течение нескольких месяцев, не удалась? И ей стало скучно? Нет, не может такого быть, я все это придумала... какой-то жуткий пошлый роман... Но интуиция подсказывала мне, что я не ошиблась.
Но в таком случае, какое счастье, что свадьба сорвалась... Счастье для всех, и в первую очередь для Стаськи, потому что, если бы у нее все получилось, как бы она могла с этим жить? Она лишилась бы разом и матери, которой у нее, впрочем, и так не было, и меня. Я бы не смогла простить такое... Да я просто не могла бы после этого жить. Ведь Ариадна винила бы во всем меня. И я сама умерла бы от угрызений совести. Значит, я все равно упустила Стаську. Но в кого она такая? Нет, я должна выяснить все немедленно. Пойду и разбужу ее. Пусть сразу, спросонья, ответит мне на прямой вопрос...
Я быстро поднялась по лестнице, устланной пушистым ковролином. Дверь в Стаськину комнату была чуть приоткрыта. Она лежала на животе, обняв обеими руками подушку, голая нога свесилась с кровати. Спала сном праведницы, и лицо при этом у нее было совсем детское, невинное, прелестное... Господи, что я выдумала? Сочинила какую-то чудовищную мелодраму в латиноамериканском стиле... Сумасшедшая усталая старуха, сказала я себе, у тебя бессонница из-за смены часовых поясов, а ты выдумываешь невесть что...
Я на цыпочках вышла из комнаты.
– Мама! – тихонько окликнула меня Адька. – Мамочка, ты почему не спишь?
– Не получается... Вот и решила посмотреть, как тут Стаська. А ты чего не спишь?
– Не спится. Мамочка, пойдем ко мне, ляжем вместе, поболтаем...
– А тебе не надо рано вставать?
– Ну, во-первых, завтра воскресенье, а потом я вообще рано встаю... Пойдем, мамочка, мне так тяжело одной в этой кровати...
– Да ладно, все к лучшему, Адичка. И найдешь ты мужа. Кто ищет, тот всегда найдет, помнишь такую песенку?
– Кто весел, тот смеется, кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет, – тихонько пропела она. – Ну как тебе тут, мама?
– Ну, я пока я еще ничего не видела, кроме ресторана. А ресторан был очень недурной.
– Мама, Стаська мне сказала, что часто ходит по ресторанам.
– Часто? Ну это она преувеличила, – улыбнулась я. – Иногда мы с ней и вправду ходим обедать. Гера тоже нас приглашает, подружки, бывает, скидываются на Макдоналдс. Это у нас сейчас в порядке вещей.
– А еще она сказала, что ходит с мужчинами.
– С какими мужчинами? – ахнула я.
– Она сказала, с нежадными.
– Ох, господи, она просто дразнила тебя, ты не понимаешь? Ей хочется тебя позлить, напугать...
– Считай, ей это вполне удалось.
– Да ладно, наберись терпения, она не может просто кинуться к тебе в объятия.
– Я понимаю, но... Она же видит, что я убита, зачем же меня добивать?
– Она еще ребенок, а дети часто бывают жестоки...
– Она уже не ребенок, она уже женщина! Я вижу это... И, знаешь, я даже радуюсь сейчас, что свадьбы не будет. Как ни стыдно в этом признаться, я умирала бы от страха и ревности.