...Для того, чтобы жить
Шрифт:
Полновластным хозяином мастерских был Виктор Борисович Коротков. Высокий, худой, болезненного вида человек, он не терпел неточности, расхлябанности. Неизменно появлялся на уроках в аккуратно выглаженном халате, из-под которого виднелась светлая рубашка с серым, в полосочку, галстуком.
Ребятам казалось, что он знал и умел все. Умел владеть всевозможным инструментом, мог так интересно рассказать о любой, даже совсем простой вещи, что хотелось поскорей взяться за работу и сделать ее.
На мальчишек он не кричал и начальству на них не жаловался. Самым серьезным проступком во
Посадят тебя на высокую скамейку у двери. Вот и сиди там. Болтай ногами и смотри, как другие строгают, пилят, режут… На тебя никто и внимания не обращает. Будто ты — пустое место. Уже минут через десять — пятнадцать проштрафившийся начинает клянчить: «Виктор Борисович… ну разрешите поработать… Я больше не буду…»
Порядку и дисциплине на уроках Виктора Борисовича завидовали многие преподаватели.
Раньше Виктор Борисович работал инженером на химическом заводе. Однажды во время аварии, спасая цех от взрыва, наглотался ядовитых газов и долго болел. Врачи категорически запретили ему возвращаться к старой профессии. А жить без людей, без работы он не мог. И стал учителем.
Мальчишки знали, что напрягать голос он не может, поэтому, едва раздавался звон колокольчика, грохот и шум стихали, все поворачивались и слушали, что скажет учитель.
В мастерских не только учились, но и делали нужные вещи: столики и стульчики для заводского детсада, всевозможные полочки, стойки, штативы для кабинетов физики и химии, железные совки, противни для столовой. Поручали это тем, кто уже хорошо научился владеть инструментом. Работать на заказ считалось у мальчишек большой честью. Каждый стремился как можно скорей добраться до настоящего дела.
Любимой поговоркой Виктора Борисовича была: «Труд есть отец богатства, а земля — его мать!». И он не уставал повторять ребятам:
— Раз вы хотите стать рабочими, нужно прежде всего научиться уважать труд. Неважно, что ты делаешь, иголку или паровоз — все должно быть сделано на совесть. В этом гордость рабочего человека…
Ни одна вещь, сделанная ребятами, не покинула мастерской без самой тщательной проверки Виктора Борисовича.
В прошлом учебном году с Олегом произошел случай, который он запомнил надолго. В слесарной мастерской у Олега получалось все, как надо. Он ловко орудовал молотком и зубилом, мог опилить заготовку по угольнику без просвета, отлично нарезать резьбу. Ему учитель поручал самые сложные и требующие точности работы. А вот в столярной у него не ладилось. Дерево — материал мягкий. Строганул лишний раз рубанком или чуть перекосил полотно ножовки — и брак. Заготовка испорчена.
Многие уже выполняли работы на заказ, а Олег с Феодалом и еще несколько мальчишек никак не могли одолеть столярных премудростей.
Наконец, по его просьбе, учитель дал Олегу, Тольке и еще трем мальчишкам контрольную работу — сделать по табуретке.
Две недели они пилили, строгали, долбили проушины. Наступило время сборки. Но шипы, как назло, не хотели влезать в заготовленные для них гнезда. А тут еще Феодал смеется:
— Слабак! У меня учись. Я сейчас уже клеить начну.
Олега задело за живое: «Что я, хуже Тольки?.. Поднажму!»
И поднажал так, что два шипа на полсантиметра прослабил, а стал забивать другие — лопнули проушины. Ну что тут делать! Хоть плачь.
— Дурак ты! — ухмыльнулся Толька. — Хочешь, чтоб все тютелька в тютельку было? Что на ней — графья сидеть будут?! Забей стружками щелку, замажь клеем да опилками притруси. Вовек не догадается!..
Олег так и сделал. Склеил табурет и поставил к готовым.
Перед началом следующего занятия учитель сказал:
— Ну вот. Значит, заказ завкома мы выполнили. Проверим последние пять табуретов, и можно отправлять их в цех. — Он осмотрел одну табуретку за другой и нахмурился: — Так это же брак! Они через неделю развалятся!
— Какой там брак?! Всё чин чинарём! — возмутился Феодал.
— Ах вот как?! — голос Виктора Борисовича упал почти до шепота. Но Олегу показалось, что он кричит. — Тогда мы испытаем их так, как испытывал мой учитель, старый столяр Иван Карпович…
Коротков поднял крайний табурет за ножку и… резко бросил на пол. Кр-р-я-х-х! Доски сиденья, ножки, брусья обвязки разлетелись в разные стороны…
— Еще один испытать?
— Не надо!.. Мы сами!.. Мы переделаем! — бросились к своим табуретам мальчишки.
После Олег делал и табуреты, и другие вещи из дерева, и ни разу Коротков не сказал о них: «Брак»!
А в мае Виктор Борисович даже назначил его бригадиром ученической бригады по ремонту школы. Уж тут Олег постарался. Даже всегда строгий и придирчивый заведующий Илья Андреевич похвалил их бригаду на школьном собрании.
КОНЕЦ ВЕЛИКОГО НЕМОГО
Еще в прошлом году Олег услышал потрясающую весть. В канцелярии молодой физик рассказывал, что где-то в Москве или в Ленинграде появилось звуковое кино!
Олег помчался к друзьям.
— Брешут! — убежденно сказал Ванька. — Кто-то пустил баланду, а ты и уши развесил.
— Как это — звуковое?! — вытаращил глаза Толька. — Это значит, чтобы музыка играла?
— При чем тут музыка! — перебил Сенька. — Музыки хватает. Сидит эта тетка в углу зала и так на пианино наяривает, что аж в ушах звенит. Звуковое — это, наверно, совсем без пианино. Ну, например, даст Чарли полицейскому затрещину — и аж на весь зал слышно. А тот как затурчит и по ступенькам за ним — ду-ду-ду-ду! Аж пол задрожит… Только как же это сделают?!
— А может, как-нибудь радио присобачат? — сказал Олег.
— Куда? — насмешливо скривился Феодал. — Ну, Чарли раскрыл рот, а ему туда радио?.. А если побежит? И радио за ним скакать будет?..
Спорили азартно и в школе и дома, но так ни к чему и не пришли. Спокойным оставался только Алешка Немтырь. Ему звуковое кино никаких выгод не сулило.
Слухи о звуковом кино появлялись снова и снова. Говорили, что самый большой в городе кинотеатр «Рот-фронт» переоборудуется — ставят какую-то новую аппаратуру. Но шел месяц за месяцем, а кино все еще оставалось немым. За другими делами мальчишки постепенно стали об этом забывать.