«...И места, в которых мы бывали»
Шрифт:
Мы с Колей шарили по логу часа три, пока не начало смеркаться. И только в самом низу лога, почти над Енисеем, обнаружили длинное обнажение темно-серых крупнокристаллических пород с обильной вкрапленностью все того же ильменита. В них выделялись, кроме того, светлые, вытянутые, как щепки, кристаллы полевого шпата. Анортозиты, определил я и сказал Коле:
— Все. На сегодня шабашим.
Он собрал заготовленные образцы, взвалил рюкзак за плечи, и мы пошли к дому, где нас давно уже ждали товарищи.
В избе было многолюдно. Народ сидел вокруг стола, а хозяйка хлопотала около топящейся печи, в которой возле горящих дров пузырился большой черный чугун с подгоревшей сверху картошкой. Рядом с ним виднелась такая же черная сковорода с крупно нарезанным салом и луком. Мария взяла ухват с длинным черенком и с натугой вытащила чугун. Обвила его большой тряпкой и, ухватившись за край, слила воду в приготовленное ведро. Потом задвинула чугун опять в печь — подсушить картошку, догадались мы, брякнула на стол коричневую обгоревшую дощечку, схватила чипелу и на дощечку водрузила сковороду с салом и луком. На стол хлопнулась еще одна доска, а на нее с царственным видом встал упомянутый чугун. Мария выбежала в сени, а через минуту вернулась, держа у груди пышный круглый каравай черного хлеба в добрых полметра в диаметре. Потом опять метнулась за дверь и возникла уже с несколькими мисками в руках. В одной золотились соленые огурцы, в другой белела квашеная капуста, а в третьей серебром отливала мелкая рыбка, похожая на хамсу.
Гриша, восседавший во главе стола, возгласил:
— О-о-о! Что я вижу! Настоящий тугун! Такая закуска да без выпивки…
Это действительно был тугун, удивительно вкусная, почти совсем лишенная внутренностей енисейская килька, по гастрономическим качествам уступающая только туруханской селедке.
Мария отреагировала на Гришин вопль:
— А у нас выпивку гости сами с собой носят.
Пришлось вмешаться:
— Обойдемся без выпивки. Сначала дело.
Через четверть часа с яствами было покончено. Общее внимание привлек бродивший у наших ног малыш, Иван Иваныч маленький, как его тут же нарекли наши горняки. У них в карманах нашлось немало кубиков сахара, который мать быстренько изъяла у малого («сладкое ему вредно, золотуха будет»), но нашедшийся в сумке у Гриши шоколад и добрых полбанки сгущенки, предложенной дядей Степой, он благополучно слопал. Золотухи при этом на его толстощекой рожице не обнаружилось.
Пообедав-поужинав за хозяйский счет, мы под руководством хозяйки начали готовиться к ночлегу. Натаскали со двора огромные кучи соломы, более-менее разровняли ее по полу, потом раскатали спальные мешки. Нам с Гришей как инженерам (начальству!) выделили места поперек избы у печи. Остальные расположились изголовьями к кровати. Иван Иванович с удовольствием ползал и кувыркался по соломе и мешкам и весело щебетал, то и дело попадая в сильные руки мужиков, которые тоже веселились, перебрасывая его по воздуху с одного края соломенного настила на другой. Потом Мария строго сказала:
— Все. Будет ему. А то не заснет.
Она подняла малыша на руки и уселась на свою пышную кровать, упершись ногами в детскую кроватку и закинув за спину одну из многочисленных подушек. Не стесняясь нас, расстегнула халат и приложила дитя к груди. Послышалось аппетитное чмоканье. Гриша, единственный из нас, у кого уже было двое детей, поинтересовался:
— До сих пор кормите? А давно прикармливать начали?
— Да с полгода. Он мужик крепкий, любит поесть, вот и приходится…
Она замурлыкала какую-то песенку, отдаленно напоминающую колыбельную, а через четверть часа затихла, запахнула свой халат и осторожно положила Иван Иваныча в кроватку.
Поскольку изба освещалась только семилинейной керосиновой лампой, мы тоже не стали затягивать приготовления ко сну и дружно полезли в свои мешки. Скоро шорох соломы под мешками утих и послышался храп утомившихся за день тружеников. Тогда скрипнула кровать, с которой спрыгнула Мария, по оставленному проходу прошлепали босые ноги. Мария дунула в стекло, и наступил полный мрак.
Утро началось с негромкого хныканья Иван Иваныча, видимо, промокшего в своей постельке. Мать на ощупь перенесла его к себе, что-то тихонько бормоча, потом, судя по чмоканью, дала ему грудь, и все опять стихло. Я нашарил в изголовье фонарик, глянул на часы. Было семь с минутами. Толкнул Гришу:
— Подъем. Хватит дрыхнуть, пора искать «железную руку». Сегодня основная роль твоя.
Мы поднялись, скатали мешки, умылись во дворе ледяной водой из бочки на углу дома. Потом вошли в него и увидели, что Мария растапливает печь. На чисто выскобленном столе горит лампа, к которой мы тут же присоседились, расстелив карту. Гриша потребовал отчета о результатах моей вчерашней прогулки по логу:
— Ну, и что ты вчера нашел, рассказывай.
— Ничего серьезного. В вершине лога давно надоевшие гнейсы, в середине амфиболиты с какой-то рудной минерализацией. Скорее всего ильменитовой. У устья анортозиты с ильменитом. Это уже точно. И нигде не видно магнетита или других минералов железа, которые тянули бы на руду. Но гарантий полной пустоты нет. Обнажения-то не сплошные. Между выходами может быть что угодно. Тем более, есть анортозиты, а это ультраосновные породы. Где-то рядом вполне могут быть и дуниты, и пироксениты, а в них магнетитовое оруденение не редкость. Возможно, и хромитовое, а оно поценнее. Так что запрягай свою команду и прощупайте ложок. Может, вам больше повезет.
— Лады, пройдем профилек. Костя, — позвал он топографа, — иди получай задание. Прямо от крыльца вниз по логу разбей профиль. Пикетаж через десять метров.
Мы убрали карту со стола и вышли во двор. Уже почти рассвело. День обещал быть таким же, как вчерашний, пасмурным и сырым, но явно похолоднее. Вместо дождя с неба то и дело пролетали снежинки. В двери сеней появилась Мария и спросила:
— Завтракать будете? Я картошки сварила.
— Будем, конечно, но ты такую толпу не прокормишь.
Я позвал дядю Степу, которого на время этой проверки назначил завхозом отряда, и сказал, чтобы он половину нашего продовольствия отдал Марии. Соответствующее распоряжение сделал и Гриша, после чего мы зашли в дом и сытно позавтракали. Мария была явно очень довольна нашим решением и быстренько убрала куда-то банки и бумажные пакеты с харчами.
Я распорядился, чтобы горняки ждали, пока за ними не придут. Они были весьма довольны и попросились сходить в лес поискать рябчиков. Пришлось разрешить, договорившись о сигнале сбора. Мы с Гришей и его людьми всласть покурили махорочки на крылечке.
Потом Костя прямо перед крылечком установил треногу теодолита и послал вниз, в лог, одного из своих рабочих с полосатой вешкой. Двое других принесли смотанный на палку черный телефонный провод и связку звенящих проволочных шпилек, а также оструганные колышки, которые будут обозначать пикеты — точки через десять метров, где будет измеряться относительная величина магнитного поля. И работа началась.
Помощники Кости размотали провод, на котором через каждые десять метров были завязаны узлы, и протянули его к уже установленной вешке. Возле узлов они втыкали колышки с обозначением «пикетов», будущих точек наблюдения магнитного поля. Это было сделано привычно быстро, Костя подхватил свой теодолит вместе с треногой и пошел к вешке, а на месте, где тот стоял, воткнул вторую такую же полосатую вешку с окованным железом острием. На новом месте он опять установил теодолит и взял замер на эту вторую вешку, а затем послал парня с первой вешкой дальше вниз по логу. И вся операция повторилась. На сцену выступил оператор-магнитометрист, который на месте задней вешки у крыльца установил свою треногу, а на ней — желтенькую коробочку магнитометра. К нему подошел Гриша и заглянул в торчащую вверх трубочку окуляра. Он подозвал меня и сказал: