...Имеются человеческие жертвы
Шрифт:
— Это вы-то ненавидите мертвечину? — усмехнулась Наташа. — Да от вас смердит!
— Не обижай меня, Наташка, — мягко заметил Клемешев, — а то, чего доброго, огорчусь, да от огорчения и уроню эту штуку. Вот тогда да — засмердит. И вообще молчи, тут мужской разговор.
— Между прочим, — сказал Турецкий, — очень долгий мужской разговор у меня был сейчас с вашим другом Павлом Нелюбиным. Вы послали людей убить его, но на нем ни царапинки. Он смекнул, что к чему, когда мы постарались раскрыть ему глаза, и все рассказал нам. Получился целый роман. Очень трогательный роман о святой и верной
— Зря, зря это все, — поморщился Клемешев. — Если б вы знали, какую малину мне тут испортили! Я хотел устроить тут рай на земле, была у меня такая прихоть, фантазия... Чтобы все жители тут меня на руках носили и поставили памятник при жизни...
— Ну уж бросьте. Представляю этот рай на костях и крови!
— Да ведь вся жизнь — на этом, — засмеялся Клемешев. — От сотворения мира, от Каина, который кокнул брата своего Авеля. И мой рай был бы ничуть не хуже других, потому что я сам не хуже других, понимаете? Я такой же, как все!
— Нет, вы хуже, — сказала Наташа. — Вы вообще не человек. Вы просто устройство для убийства.
— Ну да ладно, — отмахнулся Клемешев. — Перейдем к деловой части. Я предлагаю вам вместо себя одну чрезвычайно интересующую вас персону. Как говорил Тарас Бульба, я его породил, я его и убью. Я устроил ему тут гнездо, симпатичную времянку, но уж коли так приперло, могу дать и адресок. Разумеется, после того, как получу гарантии, что меня не тронут и дадут уйти. Причем вместе с ней, с Натальей. Я женюсь на ней, Турецкий! А вас приглашаю быть нашим посаженым отцом, потому что и она и я — круглые сироты. Ну что, назвать имя моего товара?
— Любопытно. — И вдруг Турецкого осенило, будто фотовспышкой озарило на миг: люк в днище тяжелого джипа, открытый посреди мостовой канализационный люк. — Ба, неужто Горланов? — воскликнул Турецкий. — Так он, значит, здесь? Выходит, вы и с ним друзья?
— Почему нет? — улыбнулся Клемешев. — Я — сила, он — деньги. А вы молодец, Турецкий, действительно молодец! То-то Горланов Никита все говорил мне, что непременно надо вас грохнуть... Ну, да ладно. Все равно деваться вам некуда. С этой машинкой, — он снова поднял гранату, — пока что я король. А потому запоминайте адрес: Вторая Причальная, тридцать два, квартира восемь. Только вряд ли вам пригодится. Вижу, переговоры наши идут туго. В общем, мои условия: мы садимся в машину — вы, я, она и вот эти мои друзья — и спокойно, без эскортов и погонь выезжаем из города. Вы поняли, Турецкий, — спокойно. Без вертолетов, овчарок и прочей ментовской экзотики.
— А дальше?
— А дальше, — опять засмеялся Клемешев, — я могу только пообещать, что не трону ни вас, ни ее и спокойно уйду со своими пацанами. А вы останетесь на обочине шоссе и помашете мне платочками. Ну а что там дальше и как — поглядим. Я устал. Мне нужна будет передышка. К тому же у меня свои правила торговли: продавец всегда прав. И у вас тоже, как понимаете, никакого выбора. Передайте мои условия своим — и в путь!
Турецкий встретился глазами с Наташей, вздохнул и снял трубку.
88
Они
Двое спецназовцев открыли дверцы мощного черного джипа Клемешева, и они расселись в просторном салоне машины. За руль сел один из людей бывшего мэра, рядом с ним посадили Турецкого, Наташа, Клемешев и другой телохранитель оказались сзади. Все вокруг стояли серые от волнения, измученные ожиданием, бессильные что-нибудь предпринять или изменить.
— Покеда, мужики! — крикнул Клемешев в открытое окно. — Мы поехали. Вот и гадайте теперь — учебная была у меня гранатка или боевая!
На все посты было выдано указание беспрепятственно пропускать этот черный джип и дать ему возможность покинуть город. Они миновали мост, оставили позади белые кварталы местных Черемушек. Джип все набирал и набирал скорость.
— Ну вот и все, — сказал Клемешев. — Как говорил товарищ Сталин, подготовка к успеху решает успех. Помните такую великую сентенцию, господин Турецкий?
— Помню, — кивнул тот. — Ну, что дальше? Мы выполнили ваши условия и ждем развития событий.
— Ну какие могут быть для вас события, — усмехнулся Клемешев. — Ваша роль завершается. По-моему, мы сыграем свадьбу с Натальей Сергеевной и без посаженого отца. И на хрена он нужен? Так что скоро, совсем скоро ваши грустные родственники пойдут оформлять пенсию по утрате кормильца. Вы хоть заработали что-нибудь за жизнь, Турецкий?
Но Турецкий молчал. Он понимал, что это не шутка и что вот они, вероятно, эти самые последние его минуты. Стремительно бегущая навстречу серая поверхность шоссе, вечерние холмы у горизонтов...
— Да пропади ты, надоела! Аж пальцы свело! — вдруг проговорил Клемешев и что есть силы швырнул гранату в открытое окно машины в сторону от дороги. Она пролетела метров двадцать и громыхнула позади джипа ярко-желтым огнем, подняв столб дыма.
— Ну что, Наталья, ты меня спрашивала когда-то, убивал ли я, — сказал Клемешев. — Это просто и быстро. Хочешь, покажу, как это делается? Или избавить тебя от этого душераздирающего зрелища? Избавлю, пожалуй... Да и салон пачкать не хочется. Я щедрый, Турецкий. Так что выбирайте себе место сами.
Машин на шоссе было немного. По обеим сторонам бежали редкие рощицы и лески. Уже смеркалось.
— Кирюха, сбавь скорость! — приказал Клемешев. — Господину Турецкому надо бы осмотреться.
Клемешев размял затекшую правую руку и отстегнул наручник, соединявший его широкое запястье с рукой Наташи.
В этот момент сзади ударил яркий свет фар, дважды рявкнул клаксон, и какая-то машина на большой скорости пошла на обгон, обходя их слева. Сидевший за рулем, кого Клемешев назвал Кирюхой, инстинктивно нажал на тормоз, их бросило вперед, и в тот же момент всех сидящих в машине оглушил выстрел. Турецкий, все время ожидавший выстрела в затылок, сильно вздрогнул. Но он был жив, а голова сидевшего за рулем упала на руль.