...Либо с мечтой о смерти
Шрифт:
— И что из этого следует? Инсульт или инфаркт — кара Божья, а растущая опухоль, чей рост сопровождается дикими болями, милость?
— Вы говорите сейчас, как обыватель. Конечно, для человека толпы идеально покинуть этот мир во сне (незаметно) или от инфаркта (быстро), но для тех, кто живет осознанно, лучше всего медленная болезнь. Дабы успеть завершить все дела, попрощаться и попросить прощения, помириться с обидчиками, смирить все бури и страсти. И в этом отношении нет ничего лучше рака. Правда, с существенной оговоркой: если больной не беден и у него хватает средств на обезболивание. Для тех, кому хорошее обезболивание не по карману, последние
— Боль снимали уколами, да. Но панический страх смерти, в особенности у отца, приглушить не удавалось ничем.
— Мне показалось, они были христианами. Разве нет?
— И что из того?
— Ладно, закроем тему, раз она для вас так болезненна, — милостиво улыбнулся мне доктор. — Поговорите как-нибудь на досуге с Диной — вот у кого совершенно правильное отношение к этой болезни.
— У Дины онкология?!
Роу кивнул.
— Но как же тогда… — Я чуть было не спросил про ее запчасти, испорченные болезнью, но вовремя прикусил язык.
Доктор понимающе усмехнулся, но ничего не сказал.
Следующие два трипа были, по моей просьбе, связаны с прошлыми воплощениями. К сожалению, оба оказались сумбурными: мелькали отдельные сцены, детали домов, одежд, оружия, но связного сюжета не выстраивалось.
Я предложил включить в сеанс третьего человека, Юдит, вспомнив наш уговор. Немного подумав, Роу согласился. Правда, счел целесообразным первый сеанс в присутствии «исповедника» провести с ней.
Свободное время я уже давно проводил не в одиночестве, а общаясь с собратьями-подопытными, с «мартышками» и «приматами». Чаще всего с Джекобом. (По-видимому, это предусматривалось исследовательской программой, иначе он не попадался бы мне на каждом шагу.) У нас даже выработались маршруты прогулок, удобные для обоих. Обычно мы шли от центрального здания к пристани, оттуда по тропинке к Песчаному Лезвию. Там садились на облюбованную мной корягу, либо, исходя из обоюдных желаний, брели дальше.
В тот вечер мы немного задержались на пристани.
— И что бы это значило? — Джекоб кивнул на длинную фигуру в брезентовой куртке и сапогах с отворотами.
Мужчина с серебряными волосами, выбивавшимися из-под вязаной шапочки, помогал матросу копаться в моторе катера, о чем-то оживленно беседуя с ним с широкой, чуть заискивающей улыбкой.
— Не узнаете? — рассмеялся я. — Наш гордый варяжский гений во всей красе.
— И где же смокинг и накрахмаленные рубашки?
— Наконец-то нормально одет. И физическая работа на свежем воздухе старцу не помешает: даст бог, проветрит мозги. Надеюсь, работяге сейчас не цитируют немецкого гения. Иначе мне крайне жаль парня.
— Не жалейте! Этот парень — не мы, живо отошьет, не выбирая выражений, если старик ему наскучит. — Джекоб прищурился, вглядываясь. — Святая Мадонна! Он и впрямь помогает. Протирает замасленные железки, не боясь испачкать аристократические пальчики. Хотел бы я знать, что за переворот свершился в мозгах нашего чудака!
— И мне это интересно. Поделитесь, если найдете разгадку? Вчера застал его также за не совсем привычным занятием: ловил на удочку рыбу на пару с этим же молодцом, как видно, своим новым товарищем.
— Матерь Божья! А мне он говорил, что терпеть не может это занятие. Не в силах, видите ли, всаживать крючок в живую извивающуюся плоть червя. И не из брезгливости, а из жалости. Точно так же он, видите ли, ощущает боль рыбы, когда ее вытаскивают на берег и крючок рвет ей губу. С чего бы это старик изменил своим принципам?
— Мне он тоже что-то вещал с пафосом о боли и ужасе серебристой рыбки, которые пронзают его до судорог. Его кумир, помнится, сошел с ума, когда на его глазах кучер безжалостно хлестал лошадь. Поэтому с крючком и червем все понятно. А вот почему такая резкая перемена… Но, как бы то ни было, Ницу это на пользу. Посвежел, порозовел, помолодел. Варяжская кровь взбодрилась. Глядишь, и ненависть к Творцу мало-помалу исчезнет.
— Это вряд ли. Ниц ненавидит Создателя слишком сильно. Пожалуй, основное топливо его внутренней жизни — ярая ненависть. В сочетании с изысканной вежливостью и манерами наследного лорда это смотрится забавно.
— Не сказал бы. Романтик и поэт не может питаться одной ненавистью.
— Ладно, убедили. Но я имел счастье наблюдать его на таком накале ненависти, что ого-го! Голос подымался до визга, до ультразвука: «Бог умер!!!», «Он сдох от ужаса и стыда, осознав собственное ничтожество как творца и мыслителя!»
— И при этом столь потрясающая деликатность к людям, собеседникам, особенно к женщинам. Эти вечные «друг мой», «милая леди». Но я надеюсь на перемены в его мировоззрении. Разве не тот же Ницше сказал, что настоящий философ вынашивает и изнашивает свои убеждения?
— Сказал. Вроде как.
— Ну вот! Он передумает, и возвращать билет не захочется.
— Вернуть билет придется, — хмуро возразил Джекоб.
— Почему вы так думаете?
— Да просто он не нужен Пчеломатке. Мозги его она считает ординарными, и в этом есть резон, согласитесь: старик может лишь цитировать своего божка, но ничего нового, оригинального родить не способен. Будь он помоложе лет на пятнадцать, она, возможно, приспособила бы его для эротических утех. Но в нынешнем виде, с его состоянием здоровья — некачественный товар.
Меня покоробил его цинизм. Стало обидно за Ница: прекрасный аристократический старик — некачественный товар? «А сам-то ты кто? — чуть было не буркнул в ответ. — Грузный, краснолицый, нос репой, борода лопатой…» Впрочем, Мара отмечает в первую очередь мозги, а мозгами этих двух не сравнить: разные весовые категории. Тут мне крыть нечем, при всей моей симпатии к Ницу. Джекоб прав.
Но разве только умом и талантом ценна личность? Ниц и впрямь изменился в лучшую сторону, отчего было обидно вдвойне. Физическая работа и рыбная ловля сделали его оживленным, разговорчивым, энергичным. Морщины разгладились, в обычно скорбных стоячих глазах затеплились огоньки. Крайне жаль, если Джекоб не ошибся (а русский очень редко ошибается, черт его побери) и вскоре его безболезненно переправят на ту сторону, согласно контракту. Да, мозги его Пчеломатка не ценит. А на прочие нюансы типа золотого сердца и утонченного достоинства ей наплевать.
Может, замолвить за славного чудака словечко перед Майером? Все-таки мой креативный вклад, как меня уверяют, имеет здесь вес. Только вот как мотивировать просьбу? Пожалуй, скажу-ка я шефу (а он, соответственно, передаст жене), что беседы с оживившимся Ницем стимулируют мое воображение и мозговую активность. Пусть сам старик не способен рождать новые идеи, но его энтузиазм и юношеская пылкость, и постоянное упоминание величайшего мыслителя нашей эпохи играют для меня роль эмоциональной подпитки и ментального катализатора. И не для меня одного, как я мог заметить.