1 АВГУСТА 1914
Шрифт:
Замечательную идею вместе с коварнейшим планом изложил обоим вождям — Андропову и Устинову. Упирал, помимо прочего, на многомиллионную прибыль для государства Но оба мигом поскучнели, а милейший Юрий Владимирович, услышав о научной командировке за рубеж, даже слегка изменился в лице Идея не прошла, а генерал Бобков, когда я в сердцах нажаловался на руководителей, отделался округлыми фразами.
Я покусился на то, что, видимо, приличествовало лишь номенклатуре. Дерзость, в их глазах равнозначная если бы я стал претендовать на «кремлевский» обед или прикрепление к поликлинике IV Управления Минздрава СССР. Пелена спала с глаз. После примерно дюжины лет общения интеллигентнейший Ю.В. и рубаха парень Устинов, знавший меня около сорока
зали место. Для себя постановил: отныне не иметь с ними никаких дел Звучит, конечно, комично. Удержаться полностью на этой позиции не удалось, тем не менее я больше их никогда не видел. Думаю, желание было обоюдным.
Уже несколько лет не было в живых незабвенной Таисии Алексеевны, и с ней ушла жизнь из устиновского дома. Хозяин надел военный мундир. Видимо, понимал, что занялся не своим делом (как-то, похлопав себя по погону, заметил «Тая никогда не разрешила бы этого»). Я охотно согласился, Ее нелюбовь к «военным», под которыми она имела в виду бравых служак КГБ, дошла до того, что умирая отказалась снять ЭКГ, заподозрив, что прибором ведает КГБ.
* * *
Хватало с лихвой своих забот. Я закончил большую и очень интересную книгу «Силуэты Вашингтона», которая вышла в 1983 г., и по уши погрузился в работу над биографией маршала Г.К.Жукова. Это был странный заказ — ее попросило написать почему-то издательство «Детская литература». Завершил и эту книгу, пошли тягостные хлопоты с рецензированием, и как-то незаметно подступила осень 1982 г.
До меня доходили слухи, что после поездки в Афганистан в 1980 г. Андропов тяжело заболел. О болезни строились самые различные предположения, генерал Бобков как-то проронил, что Юрий Владимирович плох. По понятным причинам я не расспрашивал и также по понятным причинам по-человечески сочувствовал беде, обрушившейся на него. Неожиданно поступило предложение, как я понял от Ю.В., подготовить новое издание «ЦРУ против СССР». События, истекшие за три года после выхода первого, подтвердили тогдашний анализ, а предложение сказать в новом издании о А Д.Сахарове утвердило меня в мысли, что речь идет о личной просьбе Ю.В. Особенно когда напомнили об аналогии с «психологическими портретами», которые готовили УСС и его преемник ЦРУ.
Оправдалась мудрая пословица — незнайка лежит, а знайка по дорожке бежит. В золотые годы занятий просвещением Председателя КГБ я как-то рассказал ему о «психологическом портрете» Гитлера, составленном УСС в годы второй мировой войны. Написанный братом маститого историка Уильяма Лангера психоаналитиком проф. Уолтером Лангером этот документ был издан в 1972 г. в США под заголовком «Внутренний мир Адольфа Гитлера» (всего 309 страниц с предисловием и послесловием). Значительную роль в жизни Гитлера играл мазохистский комплекс, подробно проанализированный в докладе. Ю.В. заинтересовался, я перевел и передал ему несколько страниц. Андропов в свою очередь поведал об известных КГБ странных привычках А Д.Сахарова и отнес влияние Е.Г.Бонэр на него помимо прочего за счет того, что она потакала слабостям академика. Хотя в первом издании «ЦРУ против СССР» я описал методологию составления «психологического портрета» Уолтером Лангером, я не стал касаться, с точки зрения критериев американских психоаналитиков, личности А.Д.Сахарова. ФД.Бобков одобрил, подчеркнув, что мы не специалисты и незачем вступать в этот призрачный мир.
Теперь именно этой темы попросил коснуться больной Андропов. Пришлось пойти навстречу, но обозначив ее пунктирно. Вопросу этому я тогда не придал большого значения, ибо при подготовке нового издания пришлось поднимать массу куда более значимых проблем,
Страсть к наживе и желание выслужиться отбили у партиздателей здравый смысл. Они настаивали на увеличении книги по крайней мере вдвое за считанные недели, видимо, привыкнув иметь дело с аппаратчиками, которым ничего не стоило приказать своим литературным подельщикам расширить очередную халтуру. Но я-то работал в одиночку и в жизни никто не написал за меня и для меня хоть строчку. Чтобы отделаться от алчущих прибыли и поощрения, добавил к основному тексту сокращенный и срочно доработанный вариант «Под железной пятой». Только для этого издания.
Наверное книга выдержала много более пятидесяти изданий в СССР. Что до самой книги, то она и извлечения из нее разошлись тиражом свыше 20 миллионов. Ее перевели во всех странах тогдашнего социалистического лагеря, а усилиями московского «Прогресса» на основные европейские языки. Автора не озолотили. Ю.В.Андропова, по натуре аскета, эта сторона дела не интересовала, а о генерале армии Ф.Д.Бобкове и говорить не приходилось. Он строил коммунизм, думаю, и в собственной семье. Так что вознаграждение далеко не соответствовало быстро возраставшим физическим и моральным издержкам.
В конце мая 1983 г. я внезапно почувствовал себя скверно, врач «скорой» поговорил насчет сердечного приступа, а был, как потом выяснилось, инфаркт. В середине июня меня пригласил генерал Бобков. Теперь он занимал обширный кабинет, выходивший окнами на площадь Дзержинского. Стиль генерала чувствовался уже на подходе к кабинету, внутренние посты сняты. Я не видел его довольно долго и был поражен измученным, изработавшимся видом. В потертом костюме, из которого определенно «вырос», Бобков с кислым видом хмуро поздоровался. Нехотя, через силу он попросил съездить в Горький и поговорить с Сахаровым.
Зачем? О чем? Филипп Денисович вяло сказал: «О чем хотите». Было видно, что идея ему не нравится. Молнией пронеслась мысль — насколько же серьезно болен Андропов, что Бобков не может отказать в просьбе умирающего. Много спустя генерал признался, что с 1980 г. Андропов в сущности медленно угасал. Ну, как тут отказать. Наскоро решили — Сахаров незадолго перед этим высказал разумные идеи о «ядерной зиме», быть может, удасться склонить его дать об этом интервью.
Вечером в тот же день выехал в Горький. Чувствовал себя отвратительно, не прошло и двух недель после инфаркта. В Горьком разыскал место, где томился узник — отличный дом, в прекрасном районе, как две капли воды похожем на «царскую деревню», пригород Кунцева в Москве, застроенный домами работников ЦК И МГК. В подъезде предъявил паспорт скучающему за маленьким столиком у двери милиционеру, позвонил и вот – в квартире ссыльного. Представился. Андрей Дмитриевич осведомился: «Это тот самый Яковлев, который написал «ЦРУ против СССР?» – «Разумеется», – ответил я.
Он сбегал в другую комнату, принес захватанный экземпляр книги и последовала примерно часовая тусклая беседа через обеденный стол. Я все пытался навести разговор на «ядерную зиму», Андрей Дмитриевич ругал автора. Он, конечно, видел во мне представителя властей, обоснованно или нет (в зависимости от точки зрения) оторвавших его от вошедшего в привычку приятного занятия жаловаться иноземцам на свою страну. Я, конечно, не ожидал братских объятий, но что оказалось полной неожиданностью – звучал голос типичного представителя избалованной академической номенклатуры.