№ 10 2007 г.
Шрифт:
До сих пор груз и его призрак вызывали у нее лишь профессиональный интерес. Наука транспортировки массивных материальных объектов только зарождалась, и перевозка произведений искусства оборачивалась сущим кошмаром. Но сейчас в полумраке она прониклась ценностью этих предметов. Виртуальная гробница лар’зцев, доставленная через транзит в памяти курьера, сгружаемая в ограниченном издании с цифровыми аналогами известнейших музеев, никогда еще не внушала ей такого благоговения. Выставка станет откровением.
Ничто не мешает потихоньку отключить силовое поле и заглянуть внутрь. Для экипажа нет запретных зон, кроме ужасного порога самой усыпальницы. Ей бы следовало вернуться сюда с Сигуртом, попросить его устроить ей экскурсию. Но не в гробнице, подумала она.
Если она и войдет,
В голове у нее промелькнула страшная картинка: горка иссохших костей и кожи, чудом уцелевший скелетик — Загробная Жена в каменной комнате, старушка, упавшая и сломавшая ребро, слишком гордая, чтобы звать на помощь… Но сколько ей было лет? Может, когда подношения «остались нетронутыми», она была еще молода. Сигурт, наверное, знает. Надо его спросить. Или лучше самой посмотреть в грузовых документах, произвести на него впечатление: видишь, и мне кое-что известно. Скорее всего, информация есть в сопроводительных файлах, которые Активный Состав не потрудился прочесть.
Если обычай сохранялся до недавнего времени, возможно, такое происходит и сейчас. Сати [2] совершались в Индии еще долгое время после того, как англичане попытались искоренить эту практику, и даже возобновились в эпоху космических путешествий. Но еще больше Элен завораживал призрак. Способны ли привидения путешествовать! Просыпаются ли принесенные в жертву фараонами и инками рабы, приходят ли они в себя — растерянные, в стеклянных ящиках, за целую вечность и многие парсеки от дома? Что они чувствуют, когда осознают, что их возродили в программном обеспечении? А как насчет нового путешествия — поистине бесконечного? Какой вред причинит Шторм Относительностей сущности, столь хрупкой, словно духовные останки? Что выйдет, если предоставленные для Выставки древности прибудут без обязательной патины суеверий и мистического ореола… Какой конфуз для нарождающегося бизнеса межзвездных перевозок, если возникнет инцидент с Пропавшей Легендой!
2
Публичное самосожжение вдовы вместе с трупом мужа.
Элен долго прислушивалась, удостоверяясь, что слышит шаги в мавзолее. Нет, все в порядке, призрак еще бродит в четырех стенах. Неспешно, мирно, безвременно Загробная Жена совершала свой молчаливый обход.
Рафа мучили кошмары, в которых лар’зцский упырь забирался ему в мозг и пожирал мысли или скребся о переборку у койки, возжаждав человечьего мяса. Искренне раскаявшийся Сигурт выискал (или выдумал) какие-то действенные лар’зцские молитвы, которые транслитерировал в английские фонемы, а потом научил Рафа их произносить. Элен умолчала о шагах в гробнице, а потому чувствовала себя виноватой. Возможно, ее мысли просочились в общую реальность жилого отсека; телепатические оплошности были проклятием звездоплавания. Довольно скоро понимаешь, что просто обязан не думать дурного о своих товарищах в матрице, не то чертовски пожалеешь.
Элен не созналась. Рафу от этого было бы только хуже.
Отключаясь от бортового компьютера в конце очередной долгой смены, чтобы вернуться в реальность корабля, она испытала привычный приступ паники: ладонь прижата к животу, по спине бегут ледяные струйки. Слава Богу, капитан в этом рейсе — Картер. Но ведь расчеты лежат на ней. В итоге она в ответе за всех на борту (не говоря уже о гигантских древностях в трюме). И самое худшее — знать, что, если она пропустит какую-нибудь мелочь в считывании генетического кода, ошибка выявится лишь на заключительной фазе. А тогда будет слишком поздно. Никуда не денешься, таковы особенности квантового исчисления.
Ее затопил ужас перед штормом. В этом океане нет ни радио, ни GPS. Никаких наземных диспетчеров, ни малейшей надежды на спасение. Она еще раз записала координаты корабля на текущий момент, хотя хранение данных вне компьютера бессмысленно, никакого «черного ящика» здесь не существует, и попыталась успокоиться, глядя на привычное мерцание экранов. Официально сухогруз назывался «Пиратка Дженни» (впрочем, экипажи не придавали значения именам), как дань брехтовским настроениям компании-учредителя и ее финансового партнера, Всепланетного Государства Земля. Были еще корабли «Элеонора Рузвельт», «Белая Дева», «Священная Викка», «Каер Сиди». Элен решила, что предпочитает оккультные имена. Никаких «черных ящиков», зато есть черная магия. Мы не ведаем, что творим. Мы выдумываем чудовищ, нам не подконтрольных.
Шаги у нее за спиной, дыхание ей в затылок, насмешливый вздох.
— Значит, ты выбралась, — шепчет Элен и медленно поворачивается в надежде уловить хотя бы тень Загробной Жены…
Никого. Она никогда не показывается…
Они свыклись с дополнительным пассажиром.
— Это я во всем виноват, — твердил Сигурт.
Но, по сути, винить ему себя было не в чем: психиатры считали «призраков» на кораблях симптомом достаточно распространенным и технически безвредным, суеверные же члены экипажей полагали, что они даже охраняют звездолет. Раф не мог снять тяжесть с души, но был способен отгонять страхи молитвами. Сигурт травил байки. Комиссар Надим крутил роман со старшим инженером. Флиртовавший с ней раньше младший навигатор ухлестывал за третьим помощником капитана.
Элен снова спускалась в трюм. И опять одна.
Усевшись перед черным отверстием входа, она погрузилась в полудрему; и в забытьи традиция Загробных Жен показалась ей вдруг не тиранией, а проявлением решимости и внутренней силы. Не продолжать, не отпускать прошлое. Осознать: все — и не шагу дальше. Принцесса предпочла держаться за горе утраты. Остаться с потерей, не дать горю разжижиться в стертые годовщины, поблекшие розовые лепестки памяти. Неужели хранить — это чисто женская черта? Или это черта всех терран? Как бы то ни было, это близко самой Элен. Всем и каждому — членам семьи, мужчинам, случайным знакомым — Элен твердила, что пошла в звездные навигаторы ради приключений. Ради самого экзотического из волшебных путешествий. Но ведь «путешествие» означает преодоление пути, думала она, а мы ни на йоту не продвигаемся. Когда закончатся считывания и перезаписи генетического кода (что значит «когда» там, где нет времени?), мы совершим переход в практически нулевой точке, в пространстве без протяженности.
Мы лишь застываем в парадоксальном мгновении…
Она импульсивно встала и, набрав с пульта управления на рукаве скафандра код, отключающий силовое поле гробницы, положила руки в перчатках на порог. Скафандр, спроектированный для активного пользования, был гибким. Толчок, прыжок — и вот она уже оперлась коленом о камень. Когда она встала на ноги, на нее волнами нахлынул рассеянный свет. Гробница подготовлена к приходу гостей. Элен с разочарованием поняла, что далеко не первая, кто входит сюда со времен Загробной Жены, вероятно, даже не первая из терранок! Короткий коридор вел в каменную комнату, где у внутренней стены стоял стол, похожий на алтарный. Над ним — фреска, где в ярких красках изображены двое: одного роста, одинакового телосложения, сидят друг против друга, касаясь коленями. Оба смутно напоминают Сигурта.
Они смотрели друг на друга: ромбовидные глаза, полные печали, застывшие в улыбке губы. У обоих на плечах — короткие плащи черного бархатистого меха. На одном словно бы черная полумаска. Как раз эта фигура протягивала к другой — будто в незавершенной ласке — тонкую руку. Под фреской на алтаре — череда плошек, выгнутое деревянное блюдо, горка ветхого тряпья.
Элен заглянула в плошки. Сухие листья, гранулы пыли…
Неужели ритуалы оплакивания неизменны во всей Вселенной? Элен вспомнились этрусские захоронения, культ предков у китайцев. В файлах она не нашла конкретных сведений, только осторожные гипотезы, но была почти уверена: фреска — истинный шедевр. В рассеянности она, наверное, задела перчаткой один из предметов, потому что над плошками возникла табличка-голограмма, объясняющая, что оригинальные плошки и блюда с их древним содержимым убрали и заменили репликами. Значит, и ветхое тряпье — реплика истлевших одежд, найденных…