10 дней из жизни Сталина

Горяченков Григорий

Но Радзинский и от себя описывает в виде комментария, как встретил войну Сталин. И вот как это он делает. Чадаев пишет (допустим, что это он пишет): Тимошенко доложил, что «нападение немцев следует считать свершившимся фактом». Затем драматург живописует с каким трудом говорит Сталин. Наконец, он предлагает Молотову связаться с Берлином и немецким посольством. Душевед-драматург утверждает: «Он еще цеплялся за надежду: а может, все-таки провокация!». Это самый излюбленный прием Радзинского: объяснять, о чем думал в тех или иных обстоятельствах Сталин. Молотов и Жуков говорят лишь об указании Сталина позвонить в посольство. А Микоян вообще умалчивает об этом эпизоде. Ну, даже если Сталин и сказал, что надо связаться с Берлином, то что из этого следует? Ведь глава правительства еще действительно не знает, что началась именно война, а не какие-то крупные провокации армейских начальников. Далее Чадаев у Радзинского пишет: «Политбюро утвердило обращение к советскому народу. В 12 часов его зачитал Молотов». Душевед тут же комментирует: «Он выставил

Молотова вперед: он подписывал пакт – пускай и расхлебывает. А пока вместе составляют обращение к народу – два партийных журналиста….». Но Радзинскому известно, что «оба» они ничего не «составляли». Он ниже цитирует Молотова из книги Чуева, который рассказывает автору, как писалось и редактировалось обращение. Конечно, историк Радзинский, получавший, как и другие «демократы», политическое образование на кухне, не в состоянии понять мотивов сталинского решения, хотя и знает о них. Но драматург Радзинский не может не видеть разницы между выступлением Молотова 22 июня и выступлением Сталина 3 июля. И не может не понимать, что с такой речью 22 июня Сталин выступить не смог бы.

Когда я читаю и слушаю этих радзинских, у меня из головы не выходит один и тот же вопрос: действительно ли они своими убогими мозгами не могут понять, что люди, о которых они пишут и говорят, сознавали свою ответственность за судьбу социалистического государства, за судьбу советского народа и думали о том, как противостоять врагу, а не о своих личных интересах Или все и всё понимают?

«Страна ждет выступления всезнающего бога, а бог пока молчит, ждет, – объясняет Радзинский читателям, – что будет на фронтах. И подыскивает первых виновных.» Ну да, хороших вестей с фронтов нет, делать руководителю партии и главе правительства нечего и он, пользуясь затишьем, думает, на кого бы свалить вину за первые поражения. Через 8 строчек Радзинский сообщит читателям: к вечеру Сталин нашел первого виновного – командующего Западным фронтом Павлова. Как же об этом узнал душевед? Да опять же из «воспоминаний» Чадаева. Вечером Сталин (между прочим, вечером он находился на даче, что и управляющего делами он взял с собою? – авт.) «гневно выражал недовольство действиями командующего фронтом». Ну и что? Драматург понимает, что критика Сталиным Павлова – призрачное основание для его вывода. Надо бы что-нибудь повесомее. Радзинский это «повесомее» тут же находит. Он «цитирует» рассказ Чадаева о докладе Тимошенко, смысл которого в том, что на Западном фронте совсем плохо, уничтожена едва ли не вся авиация Красной Армии. «Это чудовищное преступление. Надо головы поснимать с виновных», – говорит в «записках» Чадаева Сталин. «И тут же, – Радзинский якобы цитирует Чадаева, – поручил НКВД расследовать это дело». Далее уже пишет от себя: «Двенадцатичасовой рабочий день закончился в 17.00. Последним вышел Берия – видимо, после обычных решений: виновных расстрелять».

Вот такую мрачную картину рисует драматург. Только Чадаев не мог написать, что Сталин дал поручение НКВД «расследовать это дело». Радзинский мог. Все эти радзинские, вбивая в сознание советских людей, а теперь граждан России представление о Советском Союзе времен Сталина, как государстве беззакония, правового беспредела, в котором законом были лишь приказы узурпатора, похоже, все-таки и в свои умишки забили эту чушь.

Не мог честный Чадаев приписать Сталину то, что он не мог сказать. Дело в том, что еще 8 февраля 1941 года Особые отделы Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР были ликвидированы, а их функции переданы Третьим управлениям НКО и НК ВМФ СССР. Поэтому Сталин не мог поручить НКВД или лично наркому Берии «разбираться» с командованием Западного фронта. О чем и свидетельствует постановление заместителя начальника следственной части 3-го управления НКО СССР Павловского об аресте Павлова. Постановление утверждено наркомом обороны маршалом Тимошенко 6 июля 1941 года.

Невозможно своими словами изложить содержание главы «Первые дни войны» книги Радзинского. Он мобилизовал все свои писательские возможности, чтобы изобразить Сталина нечеловеком. Даже то, что Сталин не оставил в тылу сына Якова, и это Радзинский вменил ему в вину: «Что ему сын! Его страна гибла! Гибла великая мечта». Так, забрасывая Сталина грязью, драматург добрался до конца июня. И подчеркивает: «29 и 30 июня записей в Журнале нет». Но повторять измышления Микояна и Волкогонова бывший драматург не стал. По своему объяснил причины «исчезновения» Сталина: «В таинственные дни уединения бывший семинарист решил призвать на помощь отвергнутого им Бога». О таких «откровениях» говорят: бред сивой кобылы. Но этот бред, а вся книга Радзинского такой же бред, – тщательно продуманные приемы дискредитации Сталина.

Чем же в действительности он занимался 29 и 30 июня? Прежде всего, надо сказать, что Сталин «не исчезал», как это пытаются внушить Волкогонов, Радзинский и прочие «борцы со сталинизмом». 29 июня, это есть и в воспоминаниях Микояна, Сталин и несколько членов Политбюро посетили Наркомат обороны. Жуков к этой информации добавляет, что Сталин в тот день приезжал и в Ставку Главного командования (м. «Кировская»). А 30 июня на даче у Сталина члены Политбюро обсуждали состав Государственного Комитета Обороны.

Но 29 июня Сталин еще работал над проектом Директивы Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей. Этот документ –

программа борьбы советского народа в Великой Отечественной войне. Сегодня даже самые наглые антисоветчики не осмеливаются отрицать авторство И. В.Сталина, но ему надо было работать над еще более сложным, важным документом – своей речью, с которой он выступил ранним утром 3 июля. Над речью он работал и 30 июня.

Такова правда и ложь о десяти днях из жизни Сталина, последних июньских днях 1941 года. Не вся правда, потому что не известно и, скорее всего, никогда уже не узнать, чем еще занимался он в эти дни. И не вся ложь: ею забиты миллионы книг. Только для разоблачения отчасти примитивных, отчасти хитроумных инсинуаций Радзинского потребовалось бы написать отдельную книгу.

Вероятно, часть читателей воспримет публикацию этих заметок с неодобрением, может быть даже с возмущением: автор пытается обелить тирана, диктатора, палача. Этим читателям, главным образом, и адресована последняя часть заметок. Могу повторить: у меня была другая цель. Во-первых, я не считаю Сталина ни тираном, ни диктатором, ни кем-то еще, как его называют бывшие советские генералы и драматурги, едва ли ни в одночасье оказавшиеся «принципиальными» противниками советского строя. Во-вторых, обелять – это лакировать, это противоречить правде, не признавать то, что признавали и Сталин, и Молотов, и Каганович – свои ошибки. Мне это не нужно.

Но клеветникам этих ошибок мало. И они лгут, лгут, лгут… И убеждают нас в том, что рассказывают только правду, страшную правду, которую от нас десятилетиями скрывали. Народ, мол, чтобы освободиться от рабской психологии, чтобы стать свободным, должен ее знать. Но правду никогда не утверждают ложью. Никогда! Это же неоспоримо. Поразительно, но даже в дни Победы, вроде бы воздавая дань памяти павшим на полях войны защитникам Отечества, в их Верховного Главнокомандующего антисоветчики кидают комья грязи. Зачем они так остеревенело лгут? Причины , конечно, разные. Кто по злобе, кто по скудоумию, кто корысти ради. Однако, не эти частные причины лежат в основе глобальной антисталинской кампании. Еще с 30-х годов прошлого века антисталинизм стал формироваться как мощный антисоветский идеологический фронт. И когда Хрущев открыл этот фронт внутри страны, тогда и было предопределено разрушение Советского Союза. Но созданное после падения царизма в России социалистическое государство оказалось столь прочным сооружением, что потребовалась смена поколений, уход из жизни тех, кто мог сравнивать жизнь до и после революции, потребовалось, чтобы позиции в политике, экономике, идеологии социалистической страны заняли потомки тех, против кого поднялись рабочий класс и крестьянство в 1917 году. Сегодня эти потомки создали государство, в котором, как они утверждают, народ впервые в российской истории стал свободен.

Вы свободны? Праздный вопрос.

Никогда не будет свободен народ, воспитываемый на лжи и подлости. И для того, чтобы он не рвался к свободе, его и кормят денно и нощно ложью.

Откуда взялись две власти

В обширной советской литературе, посвященной установлению советской власти, – научной, мемуарной, популярной, художественной – вероятно, невозможно найти никаких обоснований ее законности. Сама постановка такого вопроса советским авторам представлялась противоестественной: произошла революция – она закон. Даже П. Н. Милюков, известный дореволюционный политик, отвечая на вопрос «Кто вас выбрал?», резонно сказал: «Революция». Он в своих «Воспоминаниях» даже порассуждал на эту тему: «Я мог бы прочесть в ответ целую диссертацию. Нас не выбрала Дума. Нас не выбрал и Родзянко, по запоздавшему поручению императора. Не выбрал и Львов, по новому, готовившемуся в ставке царскому указу, о котором мы не могли быть осведомлены. Все эти источники преемственности власти мы сами сознательно отбросили. Оставался один ответ, самый ясный и убедительный. Я ответил: Нас выбрала русская революция! Эта простая ссылка на исторический процесс, приведший нас к власти, закрывала рот самым радикальным оппонентам. На нее потом и ссылались как на канонический источник нашей власти». Очень убедительное разъяснение. Только у большевиков говорить так оснований было несравнимо больше, чем у Милюкова.

Большевики, советские обществоведы рассматривали революцию, Гражданскую войну, вообще борьбу народной власти против внешних и внутренних врагов с позиций марксизма – с классовых позиций. С них борьба рабочего класса и крестьянства за свои права или защита обретенных прав представляются делом не просто справедливым, но и законным. Поэтому в советской литературе бесчисленное количество раз встречаются выражения «большевики свергли Временное правительство», «большевики взяли или захватили власть», но даже фраза «Временное правительство низложено», из написанного Лениным исторического обращения «К гражданам России!», с юридической точки зрения безукоризненно определившая характер происшедшего события, употреблялась редко. Да, юридическое обоснование законности советской власти, в Советском Союзе, похоже, никого не интересовало, разве только узких специалистов. И сейчас буржуазные пропагандисты и историки со «святым негодованием» убеждают российских граждан: отобрали проклятые большевики власть у демократически избранного Временного правительства! узурпировали! И это притом, что говорить о захвате власти не было ни у кого, включая советских авторов, ни каких оснований – ни с точки зрения фактической, ни с точки зрения юридической.