10 гениев литературы

Кочемировская Елена

Да, Толстой одно за другим писал произведения, восхищающие современников. Но вместе с тем он уехал к себе в Ясную Поляну и взялся за сельское хозяйство, стремясь максимально погрузиться в крестьянские заботы. Николай Толстой рассказывал Фету: «Левочка желает все захватить разом, не упуская ничего, даже гимнастики. Конечно, если отбросить предрассудки, с которыми он так враждует, он прав: гимнастика хозяйству не помешает; но староста смотрит на дело иначе: «Придешь, говорит, к барину за приказанием, а барин, зацепившись одной коленкою за жердь, висит в красной куртке головою вниз и раскачивается; волосы отвисли и мотаются, лицо кровью налилось; не то приказания слушать, не то на него дивиться».

Работники

имения пахали, косили, молотили; и Толстой не мог оставаться зрителем: ему непременно нужно было всему этому научиться. Среди крестьян особенно выделялся работник Юхван, и Толстой перенял все его приемы, начал «юхванствовать». Это выражение – «юхванствовать» – закрепилось в семье Толстого для обозначения его сельскохозяйственных увлечений.

Лев Николаевич увлекался охотой, и однажды чуть не погиб, когда медведица повалила его в снег и начала грызть голову, – прорвала ему щеку под левым глазом и сорвала всю кожу с левой половины лба.

В начале 1857 года Лев Толстой отправился за границу. Он побывал во Франции, Италии, Швейцарии, Германии (швейцарские впечатления отражены в рассказе «Люцерн»), осенью вернулся в Москву, затем в Ясную Поляну. Западная Европа произвела на него неожиданно плохое впечатление. Косвенно оно выразилось в том, что нигде в своих сочинениях писатель ни одним добрым словом не обмолвился о заграничной жизни, нигде не поставил культуру Запада в пример. Напрямую свое разочарование в европейской жизни он высказал в рассказе «Люцерн».

В 1859 году Толстой открыл в деревне школу для крестьянских детей, помог устроить более 20 школ в окрестностях Ясной Поляны, и это занятие настолько увлекло его, что в 1860-м он снова отправился за границу, чтобы познакомиться со школами Европы. Полтора месяца провел в Лондоне, был в Германии, Франции, Швейцарии, Бельгии, изучал популярные педагогические системы, в основном не удовлетворившие писателя. За границей его интересовало только народное образование.

Глубоко серьезному настроению Толстого во время второго путешествия содействовало еще то, что на его руках умер от чахотки любимый брат Николай. Его смерть произвела на Толстого огромное впечатление и сыграла большую роль в том мировоззренческом перевороте, который произошел в душе писателя десятилетием позже.

Толстой вернулся в Россию в апреле 1861 года, после освобождения крестьян. После Манифеста 19 февраля он рассказывал: «Что касается до моего отношения тогда к возбужденному состоянию общества, то должен сказать (и это моя хорошая или дурная черта, но всегда мне бывшая свойственной), что я всегда противился невольно влияниям извне, эпидемическим, и что, если я тогда был возбужден и радостен, то своими особенными, личными, внутренними мотивами – теми, которые привели меня к школе и общению с народом».

Толстой с головой ушел в самую разностороннюю деятельность – занимался сельским хозяйством, работал в качестве мирового посредника, вызывая злобу и доносы окрестных дворян; главным же его делом теперь стала народная школа и развитие собственной педагогической системы.

Яснополянская школа принадлежит к числу самых оригинальных попыток педагогической деятельности, когда-либо сделанных в истории: Толстой решительно восстал против всякой регламентации и дисциплины в школе; единственная метода преподавания и воспитания, которую он признавал, было полное отсутствие методы. Никакой определенной программы преподавания не было. Единственная задача учителя заключалась в том, чтобы заинтересовать класс: «С собою никто ничего не несет, – ни книг, ни тетрадок. Уроков на дом не задают. Мало того, что в руках ничего не несут, им нечего и в голове нести. Никакого урока, ничего, сделанного вчера, он не обязан помнить нынче. Его не мучает мысль о предстоящем уроке. Он несет только себя, свою восприимчивую

натуру и уверенность в том, что в школе нынче будет весело так же, как вчера». Несмотря на этот крайний педагогический анархизм, занятия шли прекрасно. Их вел сам Толстой, при помощи нескольких постоянных учителей и нескольких случайных, из ближайших знакомых и приезжих.

Собственные идеи Лев Николаевич изложил в специальных статьях, доказывая, что основой обучения должна быть «свобода учащегося» и отказ от насилия в преподавании. В 1862-м издавал педагогический журнал «Ясная Поляна» с книжками для чтения в качестве приложения, ставшими в России такими же классическими образцами детской и народной литературы, как и составленные им в начале 1870-х годов «Азбука» и «Новая азбука».

Соединенные вместе, педагогические статьи Толстого составили целый том собрания его сочинений. Однако современники писателя не обратили на них никакого внимания. Мало того: из-за нападок Льва Николаевича на европейскую образованность и на излюбленное в то время понятие о «прогрессе» многие решили, что Толстой – «консерватор», и это представление держалось около 15 лет.

Малое внимание, которое было уделено педагогическим статьям Толстого, объясняется отчасти тем, что им тогда вообще мало занимались: критик Аполлон Григорьев справедливо озаглавил свою статью о Толстом (1862): «Явления современной литературы, пропущенные нашей критикой». Чрезвычайно радушно встретив дебюты Толстого и «Севастопольские рассказы», признав в нем великую надежду русской литературы, критика затем лет на десять-двенадцать, до появления «Войны и мира», охладела к нему, ей был не интересен писатель, интересовавшийся только вечными вопросами.

Весной 1862 года Лев Николаевич почувствовал серьезное недомогание и решил отправиться лечиться «на кумыс». Во время его пребывания в башкирских степях в яснополянской школе произошло неожиданное событие, которое привело к тому, что Лев Толстой прекратил учительствовать.

Подробный рассказ об этом приводится в воспоминаниях Е. Маркова: «Как мировой посредник первого призыва, горячо сочувствовавший делу освобождения крестьян, граф Л. Толстой действовал, разумеется, в таком духе, который страшно ожесточил против него огромное большинство помещиков. Он получал множество писем с угрозами всякого рода: его собирались и побить, и застрелить на дуэли, на него писали доносы. Как нарочно, в то самое время, когда он стал издавать журнал «Ясная Поляна», в Петербурге появились прокламации разных тайных противогосударственных партий, и тогдашняя полиция деятельно разыскивала, где скрывается печатающая их типография. Кто-то из озлобленных на Толстого местных обывателей тонко сообразил, что где же и печататься тайным листкам и подметным воззваниям, как не в типографии журнала, издаваемого не в городе, как у всех честных людей, а в деревне, позабыв, однако, взглянуть на обертку журнала, где достаточно четким шрифтом было изображено, что журнал печатается вовсе не в деревне, а в самой благонамеренной типографии М. Н. Каткова в Москве. Тем не менее донос произвел целую бурю».

Летом 1862 года в Яснополянскую школу нагрянули жандармы с обыском в поисках тайной типографии; потом были обысканы еще семнадцать школ.

«Дела этого оставить я никак не хочу и не могу, – писал Л. Толстой. – Вся моя деятельность, в которой я нашел счастье и успокоение, испорчена… Народ смотрит на меня уже не как на честного человека – мнение, которое я заслуживал годами, – а как на преступника, поджигателя или делателя фальшивой монеты». Лев Николаевич решил жаловаться, и во время приезда государя Александра II в Москву лично подал ему прошение. Государь прислал ко Льву Николаевичу флигель-адъютанта с извинением. Тем не менее, нападки на Толстого остановили развитие школьного дела в Ясной Поляне.