1000 ночных вылетов
Шрифт:
— Приехали, — устало заключает Борис — Ну, штурман, где уселись?
— По расчетному времени, в районе Курска или еще чуть восточнее. Выключай двигатель, пойдем в деревню — узнаем.
— А ты уверен, что в районе Курска? Не запороли к немцам?
— Почти уверен. А для полной убедительности пошли в деревню.
— Пошли.
— А мотор? Выключай.
— Пусть работает. По звуку легче будет вернуться.
Вроде отошли совсем недалеко, но волны тумана успели скрыть самолет и растворить в себе тихое бормотание мотора. Тишина. Лишь где-то впереди едва слышный лай собак.
— Вот и деревня! — восклицает Борис. — Собаки лают.
— А мне это не нравится.
— Боишься
— Немцев, — обрывает Овсищер.
— Скажешь!
— Стой!
Лай то приближается, то удаляется. Слышны людские голоса.
— Пошли! — торопит Борис. — Наверное, разбудили людей — такой фейерверк устроили перед посадкой! Наверно, нас ищут.
— Тихо! — Овсищер прислушивается. — Борис, кричат немцы…
— Назад! К самолету!
Они бегут назад. Людские голоса и собачий лай все ближе. Они бегут. Останавливаются. Пытаются услышать звук работающего двигателя. Туман смешал землю и небо, скрыл в себе очертания предметов, растворил все звуки… Только собачий лай слышен все отчетливей с каждой секундой. Он уже совсем рядом! Борис оглядывается и видит искаженную туманом, увеличенную до неестественно громадных размеров овчарку. Он вскидывает пистолет и стреляет в ее ощеренную пасть. Как треск разрываемого холста, вспыхивают короткие автоматные очереди.
— Руссише флигер! Фоер! Фоер! [12]
И уже виднеются темные силуэты вражеских солдат. Обещенко и Овсищер бросаются в сторону. Безразлично куда, лишь бы укрыться в тумане от преследователей. Тонко тренькают пули над головами, грохочут близкие выстрелы. И вдруг впереди вырастает их темная птаха, спокойно пофыркивающая мотором.
— Скорей!
Борис уже на крыле. За ним — Овсищер. Пристегиваться, надевать парашют некогда: из тумана показываются немцы. Борис дает газ. Фигурки немецких солдат уже позади. Овсищер выпускает в них длинную очередь.
12
Русские летчики! Огонь! Огонь!
— Курс на юг, Борис! Только на юг!
Двигатель тянет последние литры горючего. Стрелка бензомера подошла к нулю и остановилась. А внизу все тот же туман. Мотор булькает, всхлипывает и замолкает. Только свист ветра в расчалках крыльев. Борис гасит скорость. Самолет входит в туман. Овсищер упирается руками в борт кабины. Ему видно, как из-под шлема Бориса выползают капельки пота и стекают по напряженной шее, и он ничем не может помочь другу.
Мягко шуршат колеса. Самолет замедляет бег и останавливается. Овсищер приникает к пулемету. Борис достает пистолет и гранату…
— Хлопцы! Эй, хлопцы! «Кукуруза» прилетела!
Овсищер перебрасывает пулемет в походное положение, Борис достает папиросы. Почему-то ломаются и гаснут спички…
Командир дивизии генерал Борисенко приехал днем. Прошел в штаб и, ни с кем не здороваясь, приказал построить полк.
— Полк не выполнил задания! — бросил он гневно. — Это равносильно отступлению! Привезли бомбы назад, на свой аэродром, не поразив цель. Понятно, не справились бы с задачей неопытные летчики, но… отступили гвардейцы! Несмываемый позор на вашем знамени. Партизаны задыхаются, гибнут под ударами карателей, а вы… Не достойны вы гвардейского звания. Унесите знамя!..
Мы стоим в строю, понурив головы, и провожаем глазами гвардейское знамя. В сердце каждого больно отдаются слова командира дивизии. Отступили… Не выполнили приказа… За это расформировывают полк… За это лишают гвардейского звания…
Если бы разрешили повторить вылет…
— Разрешите, товарищ генерал?
Перед строем командир полка. Он почему-то снял с головы фуражку и мнет ее тревожными пальцами.
— Разрешите, товарищ генерал, искупить свою вину. Разрешите повторить вылет?
— Не только разрешаю — приказываю! Поставленная задача должна быть выполнена. И прошу понять, товарищи, от вашего успеха зависит судьба партизанского края.
— Задание будет выполнено! — четко отвечает командир.
Задание будет выполнено. Для этого командир со штурманом полка Василием Гуторовым вылетают первыми. Вылетают еще днем, с таким расчетом, чтобы в сумерках выйти на цель. Вслед за ними поднимается полк. Интервал между самолетами — одна минута.
Гуторов прихватил в кабину два ящика трофейных зажигалок. Эти килограммовые бомбы горят пять минут. С наступлением сумерек ведущий сбросит зажигалки и обозначит световыми ориентирами всю трассу до цели.
И пусть ощерится вспышками зениток, желтыми гирляндами «эрликонов» [13] линия фронта.
Самолеты все равно не свернут с трассы, проложенной командиром!
Быстро сгущаются сумерки, темнота постепенно окутывает землю, размывает ориентиры. Но горят внизу зажигалки, полк выходит на цель. В небе повисает один огонь САБа, второй, третий. Это штурманы высвечивают разъезд. И на земле рвутся первые бомбы. К нашим самолетам тянутся лучи прожекторов, подбираются разрывы снарядов, но полк наращивает удар. Одна за другой летят в цель бомбы, на земле разгорается дымное пламя. К взрывам бомб примешиваются многочисленные взрывы снарядов, занимается какая-то емкость с горючим, и языки громадного костра полощут небо. Уже отбомбилась одна эскадрилья, другая, заходит третья, а первые самолеты спешат на аэродром за новым боекомплектом для повторного удара. Как маяк в ночи полыхает и бушует пламя…
13
Немецкая скорострельная зенитная пушка.
Последние самолеты заруливают на стоянки. Стихает рокот моторов.
— По-олк! Становись! Смирно! Равнение на знамя! — Плывет перед строем, трепыхается на ветру крыльями дивной птицы пурпурное полотнище святыни полка — его честь, его слава, его клятва «Ни шагу назад!».
— Спасибо, гвардейцы!
— Служим Советскому Союзу!
Донесение из разведотдела воздушной армии: «По сообщению штаба партизанского движения, бомбовым ударом вашей авиации уничтожено и повреждено 12 танков, 6 самоходных орудий, более 20 автомашин, уничтожены склады с горючим и боеприпасами. Установить точно количество убитых и раненых не представляется возможным».
Гвардии Шурочка
Полк, кроме экипажей-разведчиков, отдыхал. Днем шли занятия с новым пополнением, осмотр и ремонт самолетов, вооружения, а вечером летчики собирались в сельском клубе на танцы. Задумчивые звуки вальса сменял веселый ритм фокстрота, усталый Николай Ширяев передавал баян Володе Мехонцеву и тут же лихо отплясывал цыганочку.
Полк отдыхал. И каждый стремился забыть о войне, хотел уйти от нее хотя бы в своих мыслях.
Но война рядом.
За ближним лесом, в десяти километрах от нас, каждую ночь работал ложный аэродром: вспыхивали огни посадочных прожекторов, загорались посадочные фары «самолетов», двигались по клеверному полю разноцветные светляки АНО. Лучи автомобильных фар выхватывали из темноты светлые силуэты «самолетов» и неуклюжие короба «бензозаправщиков».