111 симфоний
Шрифт:
Четвертая симфония знаменовала собой наступление полной творческой зрелости, нового плодотворного периода в творчестве композитора, продолжившего традиции Глинки и Бородина с их вниманием к эпосу, к восточным мотивам, медлительному и красочному развертыванию музыки. Симфонию Глазунов посвятил А. Рубинштейну. Это было символично, так как Рубинштейн и члены Балакиревского кружка, к которому хотя и младшим, но полноправным членом принадлежал Глазунов, издавна противостояли, и далеко не были связаны узами симпатии. Тем не менее Рубинштейн был первым исполнителем некоторых сочинений Глазунова, приглашал его в качестве эксперта на выпускные экзамены консерватории, в которой был директором, был инициатором приглашения молодого музыканта дирижером в концертах Русского музыкального общества. Он с удовольствием принял посвящение своего талантливого молодого друга. Во время первого проигрывания симфонии он следил за исполнением по партитуре и высоко оценил, в особенности, мастерство оркестровки. Это были последние встречи двух композиторов — старого и молодого. В ноябре следующего года Рубинштейн скончался.
Премьера симфонии состоялась 22 января 1894 года в Петербурге, в одном из Русских симфонических концертов под управлением Римского-Корсакова. «Как чудно, благородно и выразительно она звучит», — говорил о ней дирижер после исполнения. Это первая по-настоящему зрелая симфония Глазунова, в которой наиболее полно и определенно выявились черты его творческого облика. Четвертая симфония — лирико-эпическая поэма, романтически-взволнованная и поэтичная. В ней своеобразно сплетаются русский и восточный колорит, прекрасно переданы ощущение природы, пластика танцевальных ритмов.
Симфония трехчастна. Отсутствие медленной части восполняется большими лирическими эпизодами, обрамляющими первую часть и вступлением к третьей части. Весь симфонический цикл объединен тематически, хотя его интонационные связи завуалированы индивидуальной характерностью музыкальных тем и не так легко уловимы.
Первая часть начинается мягкими протяжными аккордами, на фоне которых появляется певучая тема вступления. В прихотливом ритме извилистой мелодии, интонируемой английским рожком, отчетливы восточные черты. Затем тему ведут скрипки и флейты, фон несколько оживляется, струящаяся фигура сопровождения передается от одних инструментов к другим. Постепенно нарастает звучность, приводя к кульминации, и так же постепенно затихает, вступление непосредственно переходит в главную партию. С ее появлением музыка становится быстрой, оживленной, но не менее плавной. Основная попевка проводится в разных голосах, слегка изменяя мелодический рисунок, переходя от одного инструмента к другому, меняя тональность. В основе побочной партии лежит тема вступления. Это лирический эпизод, в котором мелодия словно растворяется в перекличках разных инструментов. В разработке различные темы экспозиции вступают во взаимодействие, часто используются полифонические приемы. Разработка построена на широком волнообразном развитии, во время которого главная тема постепенно приобретает черты возбужденности, даже драматичности. В репризе восстанавливается ее первоначальный облик — светлый и ясный. Вместо побочной темы, основанной на теме вступления, звучит само вступление в несколько сокращенном виде, обрамляя, таким образом, первую часть.
Вторая часть симфонии — скерцо — живое, игривое, типично глазуновское. Оно проникнуто юмором и задором, отмечено незаурядным мастерством построения формы и богатством оркестровых красок от ярких, сочных и пышных до нежных, прозрачных, акварельных. В начальном его разделе господствует стремительное легкое движение песенной мелодии (главная тема сонатного аллегро), сменяющееся веселым наигрышем (побочная тема). Средний раздел части, заменяющий разработку — миниатюрный изящный вальс. Его отзвуки слышны и в коде.
Финал, как и первая часть, начинается медленным вступлением. Неторопливо льющаяся мелодия на фоне трепетного аккомпанемента скрипок воспринимается как своеобразный ноктюрн. Но его мягкая, спокойная напевность внезапно переходит в торжественный и несколько грузный марш. Разворачивается картина многолюдного праздничного шествия. Сила звучания постепенно нарастает и приводит к кульминации, после которой, предваряемая песенным эпизодом, вступает спокойная, широкая побочная партия. В разработке и репризе финала развиваются и переплетаются прихотливо и основные темы финала, и обе темы первой части, и тема вступления к финалу — как будто подводится итог всему, что было высказано ранее. Все эти мелодии радостно вливаются в общее пышное, торжественное ликование.
Симфония № 5
Симфония № 5, си-бемоль мажор, ор. 55 (1895)
Состав оркестра: 3 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 3 кларнета, бас-кларнет, 2 фагота, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, тарелки, большой барабан, колокольчики, арфа, струнные.
Пятая симфония принадлежит к числу лучших творений Глазунова. Она была написана в 1895 году, в пору наивысшего расцвета дарования композитора. Это был год, который композитор провел разнообразно и даже бурно. Все лето он пробыл за границей — объездил многие города Германии. В Лейпциге впервые услышал «в живом исполнении» «Фиделио» Бетховена. В Дрездене побывал на спектаклях «Кольца нибелунга», постановку которого описывал не без юмора: «Дочери Рейна плавают очень грациозно по всем направлениям. Радуга не вполне удачна, страшно мала; производится волшебным фонарем при темноте на сцене, что тоже нелогично, ибо радуга бывает только днем. Полет валькирий тоже неважный: изредка пролетает освещенная фонарем одинокая фигура, причем один раз пролетало через сцену только светлое пятно — фигура же отсутствовала. Певцы и певицы вообще хороши и поют чисто. Впрочем, черный великан очень фальшивил, и жаль, что за это его не убил рыжий, так как по сцене черный убивает рыжего…»
Дальше был Нюрнберг с его миром средневековья, в котором так естественно оживали в памяти «Нюрнбергские мейстерзингеры», потом Ахен с поразительным смешением готического и романского стилей.
«Последние дни нахожусь под впечатлением памятников средних веков, — писал Глазунов Стасову. — Когда мы с Вами увидимся, то потолкуем об Аугсбурге…»
По возвращении на родину Глазунов поселился на недавно купленной даче в Озерках, неподалеку от Петербурга. Там и была закончена Пятая симфония — одно из тех произведений, которые вызвали слова строгого и взыскательного учителя Глазунова, Римского-Корсакова: «Вопреки многим считаю Глазунова первым композитором настоящего времени, и не только у нас, но и во всей Европе: говорю о молодом поколении художников».
Симфония посвящена Танееву. На подаренной ему партитуре автор сделал надпись: «Дорогому Сергею Ивановичу Танееву в знак моего глубокого уважения к его таланту и искренней благодарности за его многие драгоценные советы. А. Глазунов». Премьера ее состоялась 17 февраля 1896 года в Петербурге под управлением автора и была встречена очень положительно. Критика отмечала благородство, изящество, экспрессию музыки. Н. Финдейзен писал, что она «красива, благородно мелодична, отлично гармонизована, еще лучше оркестрована».
Пятая симфония — совершенный образец лирико-эпического симфонизма Глазунова. Во всем цикле господствует идея конечной справедливости жизни, верховенства любви над всеми волнениями и страданиями.
Образное содержание симфонии определяется уже первой частью. Она открывается медленным вступлением: эпически величаво звучит широкий распев, вскоре истаивающий в мягких, точно узорчатая роспись старинного орнамента, разветвлениях. Из них вырастает главная тема — лапидарная мелодия, проникнутая уверенной мощью, развертывающаяся плавно и непрерывно. Ее развитие, основанное на вычленении отдельных мотивов и их полифонической разработке, приводит к яркому героическому звучанию темы у медных и деревянных духовых, преобразуясь в энергичные фанфары, она напоминает призывные кличи охотничьих рогов. Побочная партия, мягкая, песенная, вначале изложена флейтой и кларнетом на фоне прозрачных фигурации арфы. В ней слышится интонационно-ритмическое родство с главной партией, которую она образно дополняет. Ладовая переменность подчеркивает ее народно-песенный склад и создает легкую игру света и тени, придающую особую красочность и очарование. На протяжении всей части эти темы еще больше сближаются по характеру. В разработке участвуют обе темы, обогащаясь, переосмысляясь. Побочная тема выдвигается на господствующее место, тем самым эпическое начало вытесняется лирическим, дальнейшие преобразования приводят к главенству патетики; мужественная, монументальная реприза возвращает музыке величавый эпический характер.
Вторая часть — изящное скерцо, в холодновато-сумеречном колорите которого воплощен мир причудливой фантастики, органично сочетающейся с народно-жанровой характерностью. Основная тема скерцо построена на «острых, колючих, словно маленькие льдинки, мотивах» (Асафьев), в звучании стаккато деревянных в высоком регистре, пиццикато струнных, арфы и колокольчиков. Вторая тема, исполняемая полным составом оркестра, напоминает грузную, резко акцентированную народную пляску. Трио скерцо основано на простой шутливой мелодии русского склада, напоминающей пастуший наигрыш (ее исполняют деревянные в сопровождении арфы и пиццикато струнных). Возвращение начального раздела скерцо вызывает впечатление «когда в серый день вдруг выглянет солнце. Выглянет ненадолго и скроется: снова… холодно, и в застылой тишине отчетливо слышны зимние шорохи» (Асафьев).