13 черных кошек и другие истории
Шрифт:
— Некоторые думают, что для прыжка, кроме смелости, ничего не надо. Верно, без смелости прыгуном не станешь. Но, кроме этого, еще многое знать нужно. Вот видите, снег такой твердый стал, комками лежит. По такому снегу разгон делать нельзя. Да и след еще со вчерашнего дня проложен. Затвердел. Не лыжня стала, а корыто. С такой горы прыгать, хоть какой смелый будь, — все равно ничего хорошего не выйдет. На разгоне лыжи будут разъезжаться, на каждом бугорке тряхнет. А на твердом приземлении совсем худо. Непременно упадешь. Выходит, что, прежде чем прыгать, нужно трамплин подготовить: снег
Вмиг появились лопаты и грабли. Ребята цепочкой растянулись по склону эстакады и принялись за работу. Мишку такой оборот дела не очень обрадовал. Он вяло разбивал граблями обледенелую снежную корку, присматривался к своим новым товарищам. Все, конечно, старше его. Вот тот, краснощекий, что лопатой орудует, уже в десятом классе, фамилия его Бортиков. Мишка запомнил ее, когда, опоздав на урок, рассматривал в школьном коридоре доску отличников учебы. «Ладно, — решил Мишка, — граблями махать каждый может. Посмотрим, как вы, отличники, прыгать будете!»
— Вот что, Комендант, так не снег рыхлить, а собаку причесывать, — раздался вдруг над его ухом голос Чудинова.
Мишка покраснел, с ненавистью глянул на повизгивающего внизу Шарика и с ожесточением начал шуровать граблями, стараясь не обращать внимания на смех и ехидные замечания. Недаром он и в школе на самые отчаянные выходки пускался, чтобы только заслужить уважение. Нет! Здесь он последним не будет. С такой мыслью и шел Мишка на следующую тренировку. Однако и на ней отличиться ему не пришлось. Прыжки с большого трамплина, о которых он мечтал и которых ждал с нетерпением, казалось, отодвигались все дальше и дальше.
Чудинов на этот раз два часа «таскал» их по склонам гор, учил выбирать место для постройки учебного трамплина. И хотя рядом имелось сколько угодно этих, на первый взгляд, нехитрых сооружений из снега, он забраковал все.
Пришлось строить новый.
А потом началось такое, что Мишка даже стал подумывать, не бросить ли ему занятия в группе. Во-первых, оказалось, что он, Мишка, прыгать по-настоящему не умеет. Чудинов об этом объявил во всеуслышание перед строем. Во-вторых, очень уж не нравилось Мишке, что тренер ни разу его не похвалил. В-третьих, стало заметно, что Чудинов требует с него больше, чем с других. Вот этого-то Мишка никак не мог понять.
Прыгнет кто-нибудь другой, Мишка сразу же заметит: на разгоне паренек покачивался, толчок сделал поздно, одна лыжа в полете провисла, а Чудинов похвалил. За что, спрашивается? Положение корпуса, видите ли, понравилось. Пластика, говорит, у него есть.
Прыгнет Мишка (не может быть, что хуже!), Чудинов помолчит и скажет: «Так себе, серединка золотая». А потом добавит: «Прыжок с трамплина — это воздушная гимнастика, большой красоты движений требует».
Эти разговоры Мишке не очень нравились. Прыгает ведь он дальше всех. Чего еще надо?
Очередное занятие провели в спортивном зале. И здесь Мишке пришлось краснеть. Чудинов вывел его перед строем и попросил достать руками пол, не сгибая колен. Как ни старался Мишка, ничего не получилось.
Подождав, когда стихнет смех, Чудинов сказал:
— Пока не будет гибкости, Михаил, до тех пор ты с трамплина топором лететь будешь. А нужно, чтобы ты ласточкой оттуда летел. Понял?
Мишка кивнул головой. На самом же деле он ничего не понял и понимать не хотел. «Брошу, — думал он. — Больно нужно чучелом быть. Прыгать я и сам умею».
После тренировки одевался медленно: не хотелось идти вместе с ребятами и выслушивать насмешки. Вдруг в коридоре раздались шаги. Дверь раздевалки распахнулась, и на пороге появился Чудинов.
— Ты здесь, Миша? Вот и хорошо. Мне с тобой побеседовать надо…
Домой Мишка не шел, а бежал. И не только потому, что нужно было торопиться в школу. Нет. О школе он почти забыл. В душе все так и пело.
«Способный, способный, способный…» — повторял Мишка на разные лады слова тренера.
«Раз способный — значит, больше спроса». Это Мишка тоже запомнил.
Что ж, он согласен. И, проверяя, лежат ли в кармане шубенки листки с распорядком дня и с описанием гимнастических упражнений, Мишка твердо верил, что он справится.
Каждый день зарядка, каждый день гимнастика. Ну что ж, будет и гимнастика.
Прошел еще месяц. Однажды после тренировки высокий, е темным румянцем во всю щеку, белозубый весельчак Бортиков, за которым так внимательно наблюдал Мишка на первом занятии, сказал:
— Быть тебе, Комендант, чемпионом! Ты по окраске на снегиря смахиваешь, должно быть, потому летаешь так здорово.
На сей раз дружный смех ребят не смутил Мишку. Недоброжелательства в смехе не было. В нем он уловил лишь нотки зависти. Да, он действительно стал прыгать здорово.
Бортиков между тем засовывал ботинки в вещевой мешок и продолжал:
— Ты, говорят, в математике не силен, но расчет у тебя правильный. Слушай, Мишка, тут новость сообщили сегодня. Правда, что у тебя вчера две пятерки было?
— Было, — подхватил чей-то голос из угла. — По четырем предметам.
— Это как же?
— По физкультуре пятерка и еще по двум предметам двойки да по одному кол. В сумме пятерка получилась…
Дальше Мишка слушать не стал. Не прощаясь, он выскочил из теплушки и направился домой. Оттолкнув Шарика, порывавшегося лизнуть его в нос, долго и сосредоточенно обметал в сенях валенки. Молча, стараясь не глядеть в глаза матери, поел и зашагал в школу.
Был серый ветреный день начала марта. На южных склонах гор снег заметно начал темнеть и оседать. Тропка, по которой Мишка спускался в овраг, размякла.
Но сегодня он не обращал внимания на то, что делается вокруг. Ребята своими шутками задели больное место: школьные дела у Мишки шли из рук вон плохо. Заканчивалась третья четверть, и было ясно — двоек в табель попадет не меньше, чем три-четыре. Вчера на уроке физики Иван Васильевич, укоризненно посмотрев поверх очков, поставил «кол». А в большую перемену вышла стенгазета, где на самом видном месте уже успели нарисовать: летит Мишка с трамплина, а вокруг него двойки порхают, как птички.