13 черных кошек и другие истории
Шрифт:
На границе Хакасской автономной области есть большое озеро Белое. По нему плавают камышовые острова. На них гнездятся и выводят птенцов тысячи разных птиц. Нежно крякая, плавают утки, низко над водой со свистом носятся сизые селезни, с характерным курлыканьем перелетают через озеро журавли, кричат кулики, гуси, чайки, гагары и другие водоплавающие, которым нет числа.
Крупная рыба прячется от птичьего гама на двадцатиметровую глубину. На удочку с берега ловится мелочь: чебак, окуньки. Последние берут только на земляного червя, а доставать его около озера очень
Железной лопатой я «перепахал» десятки кочек на болоте и нашел только до пятка красных червей.
Нас с Белкой утро застало на озере. Я удил рыбу, а она бегала по берегу, отгоняя от него плавающих чирков. Увидит стайку у прибрежной травы, со всех ног туда несется. Утки отплывают, Белка бросается в воду — и за ними, а они — в камыши. Сконфуженная охотница вылезает на берег, отряхивается — во все стороны брызги летят. Замечает другую стайку — и сломя голову за ними!
Я поймал окунька и переменил насадку. Поднялось горячее солнце и стало бить прямо в лицо. Чтобы не испортились червяки, я жестяную банку с ними спрятал за себя, в тень, и продолжал наблюдать за поплавком. Вот он дрогнул и медленно пошел в сторону. Левой рукой я взял удилище, а правой, не оборачиваясь, стал доставать из банки червяка. Вдруг кто-то как стукнет по руке! Да так больно, что я с криком отдернул ее от банки, а из левой удилище отпустил. Клюнувшая рыба — должно быть, была крупная — оттащила удилище от берега и потянула в камыши.
Я быстро повернулся, чтобы узнать, кто же так больно дерется. Над банкой стояла и шипела длинноносая птица. Я поднял банку, а в ней ни одного червяка. Вместо того, чтобы улететь, разбойный кулик повел на меня атаку. К месту боя прибежала собака.
Кулик грозно встретил нового врага. Он устрашающе распушил перья и цапнул собаку между глаз. Та с перепугу сунулась мне под ноги, а кулик убежал в болото.
Вдали от берега, как поплавок, маячил кончик удилища. Я хотел сплавать за ним, да не успел — рыба утащила его в камыши. Я с горечью проговорил:
— Эх, Белка, Белка! Окунь у нас удилище спер, кулик червей сожрал, перепугал нас с тобой до полусмерти, побил. Плохими мы с тобой стали рыбаками.
Воры
Мы никогда не прятали ни молотки, ни топоры, ни посуду. Спокойно оставляли на ночь котлы. На веревках сушились белье, ватники. Когда же выбрались к населенным местам, беспечно относиться к имуществу стало уже нельзя. В одной из деревень потерялся топор, у шофера стащили никелированную мыльницу, которой он очень дорожил, у меня пропала с веревки выстиранная майка.
Приехали мы в поселок, на станцию Кемчуг. Молодежь разошлась кто куда. У палатки остался я с Белкой.
Вечером ко мне заглянул один из местных старичков. Поздоровался и говорит:
— Надо бы от входа-то подальше переложить шурум-бурум.
— Почему?
— Кто его знает. У нас пришлый народ.
— Со мной собака.
— Вижу. Хорошая собачка. Да долго ли ее стукнуть…
Старик таких ужасов наговорил, что мне даже жутко стало.
Перед тем как ложиться спать, я все более ценное перенес в глубь палатки.
Не спалось. Казалось, что кто-то бродит около палатки. Вставать и выходить не хотелось — моросил мелкий дождь.
Забеспокоилась Белка. Вдруг слышу:
— Не вытащить. Давай ножик. Перережем. — И угол палатки опустился мне на голову.
Я поднял стенку, собака нырнула в отверстие, и раздался крик. Я выбежал из палатки. Белка вцепилась в ногу молодого парня, а он орал от боли.
На шум прибежал народ из ближних домов. Парня связали.
— Отпустите! — умолял связанный. — Это не я, а Гришка придумал.
— Какой Гришка?
— Ас железной дороги убежал который. Мы только попугать хотели, побаловаться. Как собака выскочила, сам-то Гришка скрылся, а меня оставил.
— Побаловаться, значит, захотели?
— Ага! С вечерки шли. Выпили маленечко. Гришка и говорит: «Уроним палатку? Поглядим, как мужик перепугается». Развяжите… пошутили.
Хороши бы мы были с Белкой, если бы проспали такую шутцу!
На следующий день мы сняли палатку и погрузились на машину, чтобы оставить негостеприимный поселок.
Проводить нас вышел знакомый старичок.
— Если бы не я, — сказал он, — не видать бы вам кое-какого добра… Вчера я слышал мельком, что ребята что-то придумывают, и пришел предупредить, чтобы вы были начеку… А собачка у вас хорошая! Молодая, видать, а верткая. Такую собачку обухом не пришибешь.
Последний маршрут
Настала осень. Листья деревьев и желтая трава по ночам стали покрываться колючим инеем.
Мы спешно выбирались на тракт, чтобы по нему доехать до города. Машина с трудом поползла по избитым проселочным дорогам. Постоянно мы застревали в непролазной грязи. Продвигались вперед не больше двадцати километров в сутки и донельзя измучились.
Проехав по тракту с сотню километров на восток, мы остановились отдохнуть у околицы небольшого поселка. Поставили палатку и легли спать.
Проснулись в полдень. Вылезать из теплых спальных мешков не хотелось — на улице было холодно. Иней в тот день уже не растаял, а лежал на земле сплошным белым налетом.
Вставать все-таки пришлось. Запалили большой артельный костер. Согрелись и пообедали.
— А Белка где? — спохватилась Светлана. — Сбежала, что ли?
— Лежит в палатке, — ответил шофер Валентин. — Звал, не выходит. Должно быть, крепко укачало за дорогу.
Светлана накрошила в кормушку хлеба, залила супом, позвала:
— Белка! Обедать!
Из палатки, потягиваясь, вышла собака, понюхала еду и ушла обратно на свое место.
— Попробуй дать ей сахар или колбасу, — посоветовал Валентин. — Увидишь, не откажется. Забаловали мы собачонку.
Белка отказалась и от колбасы и от сахара. Стало ясно, что собака наша заболела.
Через день собрались ехать дальше. Для больной на дне кузова устроили мягкую постель, уложили собаку и закрыли ватником.