15 минут
Шрифт:
Джекс ласково похлопывает меня по щеке.
— Я так давно не слышал этих слов. Я очень рад, Лара. Действительно рад.
— Я тоже, — с трудом выдавливаю я, прежде чем скрыться в своей спальне.
Хватаю рюкзак и, набив всем, что, по идее, может мне пригодиться, выбрасываю его из окна. Включаю музыку, чтобы все решили, будто я села за уроки или еще чем-то занята. Надеюсь, пройдет не меньше часа, пока кто-то поймет, что я улизнула из дома. Убедившись, что путь свободен, вылезаю из окна и отправляюсь в долгое путешествие к дому Донована, старательно избегая главных дорог,
Дверь открывает дворецкий, который проводит меня в величественный холл с мраморными полами и дюжиной изящных окон, обрамленных вычурными занавесками.
— Я дам знать Доновану, что вы здесь, мисс. — Поклонившись, он уходит.
Заглядываю в семейную гостиную. Она столь же изумительна и элегантна. Фамильные портреты таращатся на меня со стены над кирпичным камином. Захожу внутрь и провожу рукой по кожаному дивану — мягкому, как попка младенца. На стеклянной крышке столика за диваном стоят лампа и памятная наградная табличка. «Самый ценный специалист «Перемотки» два года подряд».
Вот почему я здесь. Мне нужны ответы, которые есть только у сенатора Патрисии Джеймс, но если Донован заботится о родителях так же, как я — о своих, мне нужно быть предельно осторожной.
Обдумываю план наступления, а где-то на грани сознания кружится неудержимое воспоминание.
***
Я еще малышка, мне не больше пяти. Сижу в квартире, где мы жили с родителями, до того как умерла мама. Наш дом большой, в нем много подъездов. Он не то чтобы отличный, но лучше того, где я росла после ее смерти. Я играю с кубиками, когда мое внимание привлекает спор на кухне.
— Это всего лишь ужин, Джон. Деловой ужин. Ты знаешь, как важны мои исследования…
— Еще один? Каждую неделю ты находишь новое оправдание для задержек допоздна, Миранда. Я не могу и дальше продолжать уходить с работы раньше, чтобы забирать Лару с детского сада. Меня уволят.
Разговор на минуту прерывается, и я подкрадываюсь к кухне поближе. Слышу, как мама что-то бормочет, но не могу разобрать слов.
— Ох, не начинай! — злится папа, раздраженно взмахнув руками.
— Моя работа очень важна. Я на пороге кое-чего крупного, Джон, крупного. Если мне все удастся, я получу повышение, возможно, однажды даже возглавлю целый департамент. Ты понимаешь, что это значит для тебя? Для Лары?
Мама высыпает из кастрюли в дуршлаг макароны для пасты с сыром мне на ужин.
— Не притворяйся, что все это ради нас. К нам это уже довольно давно не имеет никакого отношения. Ты становишься чересчур амбициозной. А как же наши мысли о втором ребенке?
— Я хочу этого. Конечно, хочу. Я люблю тебя, Джон. Больше всего на свете. Пожалуйста, не раздувай из мухи слона. Один ужин на этой неделе. Один. Это все, о чем я прошу. Пожалуйста.
В конце концов, папа согласно кивает. Они долго и тепло обнимаются, заставляя меня улыбнуться.
— И этот мистер Монтгомери не такой уж и красавчик, правда? — шутит папа.
Мама смеется.
— Не такой красивый, как ты. Никто не может вынудить меня захотеть тебя бросить, неужели ты не знаешь?
— Когда ты вот так смотришь на меня, знаю.
***
Мама ходила на ужин с Джексом.
Эта новость обрушивается на меня, как тонна кирпичей. Возможно, они были всего лишь коллегами, которые сблизились во время судебного разбирательства. А может, я просто не хочу смотреть правде в лицо. Мама завела интрижку, и папа что-то подозревал, но она была готова покончить со всем, судя по ее заявлению об увольнении. Она любила папу и не хотела его бросать. Очевидно, она изменила свое мнение, когда кто-то попытался ее убить, по крайней мере, когда папа стал главным подозреваемым.
— Привет.
Голос Донована вырывает меня из задумчивости, и я подскакиваю на месте.
— Привет. Мы можем поговорить?
Он кивает и ведет меня вверх по лестнице. Его большая комната оформлена в простой коричнево-бежевой гамме. Я сажусь на краешек гигантской кровати, и Донован присаживается рядом, но несколько секунд мне кажется, будто нас разделяет океан, пока его рука медленно не придвигается к моей. Когда его пальцы сжимают мои, я отвечаю тем же. Смотрю в его глаза и вижу в них печаль и раскаяние. То же, что чувствую я.
— Я не должна была целоваться с Риком, — говорю я, и от правды, заключающейся в этих словах, у меня словно камень ложится на сердце. — Прости.
— Почему ты это сделала? — Его слова эхом отражаются от стен, будто мы в огромном зале.
— Это была мечта, детская мечта девочки, которая переехала, когда ей было восемь. — Я прикусываю губу. — А потом та мечта оказалась передо мной, и это просто случилось.
Донован смотрит на меня, не моргая.
— Просто случилось. — Его голос лишен каких-либо эмоций.
— Знаю, от этого не легче.
— Только хуже. — Его слова причиняют мне боль.
— С нами ведь все будет в порядке? — спрашиваю я.
— Я не знаю, — отвечает он.
Молчу, жалея, что нельзя все исправить. Если бы только Донован не видел того поцелуя.
— Ничего пока не слышно? — интересуется он.
Качаю головой, благодарная за смену темы.
— Пока нет. Они полагают, что звонок поступит до конца сегодняшнего дня.
Глаза Донована расширяются.
— Черт. Она же такая… маленькая.
— Ты помнишь, как твоя мама работала в «Перемотке»?
Он подозрительно на меня смотрит.
— Странный вопрос.
— Ну а все-таки?
Брови Дона удивленно приподнимаются.
— Ну, не очень. Я был совсем маленький. Помню, что видел там тебя.
Он толкает мое колено своим.
Я нервно смеюсь. От соприкосновения наших тел меня бросает в дрожь. Сердце колотится, хотя я этого не хочу. Не знаю, что происходит, но я начинаю чувствовать себя уютнее рядом с Донованом, чем с Риком. Улыбаюсь и потихоньку скольжу пальцами выше по его руке. Он крепко обхватывает мою ладонь второй рукой. Я помню, как любила Рика, как целовала его, но не могу вспомнить, что при этом ощущала.