15 минут
Шрифт:
— Лара, с чего вдруг такие вопросы?
— Пожалуйста, ответь. Честно. Пожалуйста.
Она вытирает руки о брюки и ерзает на месте.
— Я ощутила мгновенное притяжение при первой же встрече и сделала все возможное, чтобы избегать его, держать на расстоянии, но мы проводили вместе массу времени. А твой отец… Я тоже любила его, но на нас многое свалилось. Мы сбились с пути.
— А когда узнал папа?
Она пожимает плечами и заправляет волосы за уши.
— Не думаю, что он знал. После того дня в переулке я поклялась, что никогда
Мама горько смеется.
— Так ты хотела остаться?
— Конечно, хотела! Но после того как полиция начала допрашивать твоего папу, он стал другим, нервным. А потом… наша жизнь изменилась навсегда. — Наблюдаю, как она крутит обручальное кольцо на пальце. — Мы подождали окончания судебного разбирательства, прежде чем снова начали встречаться, и поженились год спустя. Мы были счастливы… и я даже не ожидала, что смогу снова забеременеть. — Мама делает глубокий вдох. — Но это была хорошая жизнь. По большей части, мы были счастливы.
— Прости, я такая паршивая дочь, — говорю я, заламывая руки.
— От тебя никто и не ждет другого поведения. Это мне нужно постараться.
Она целует меня в обе щеки.
— То, над чем ты работаешь в «Перемотке», противозаконно?
Мамины глаза омрачаются.
— С чего ты это взяла?
— Видела… в газете. Вопросы кое-каких журналистов.
— Хранилище памяти не противозаконно! — восклицает она, поднимаясь с кровати. — Это хорошая компания, не из тех, что ввязываются в нелегальные дела. Не верь этим липовым статьям: их пишут для того, чтобы журналы продавались. Не переживай, Лара. Моя работа абсолютно безопасна. И когда мы вернем Молли, все снова придет в норму.
По ее тону становится понятно, что разговор окончен. Даже зная, что она лжет, часть меня верит ей. Она такая же хорошая лгунья, как и я.
Как только мама уходит, я составляю план побега. Мне нужно отправиться в «ИМКА» и найти те документы, но, выглянув из окна, я замечаю двух полицейских, охраняющих двор. Я ни за что не смогу выбраться отсюда, пока на улице светло. Надеюсь, получится ускользнуть попозже, когда стемнеет и все уснут.
Таков мой план.
У меня осталось всего тридцать часов.
***
Я пакую на ночь спортивную сумку. Когда укладываю фонарик, слышу, как снизу кричат, что ужин будет рано. Все на взводе, так что я тихонько выхожу в коридор, но у лестницы сталкиваюсь с Джексом. В его глазах мелькает удивление, но через секунду я вижу, как его лицо перекашивается от печали и гнева.
— Папа, прости, что я улизнула из дома утром после нашего разговора, — тихо говорю я и тянусь к его руке.
Он кивает, и на короткий момент я чувствую облегчение.
— Ты всегда даешь обещания, но они ничего не значат, Лара. Вот в чем вся проблема. Ты… слишком склонна к спонтанным поступкам. Тебе иногда нужно задумываться о том, как твои действия влияют на других людей.
Он разворачивается и исчезает на лестнице, оставляя меня с чувством вины.
Но я же могу ее вернуть. Мне всего лишь нужно самую малость времени подальше от ФБР.
Спускаюсь вниз поесть пиццы со всей семьей. Этот молчаливый странный ужин проходит в гостиной. Под стеночкой сидят и жуют агенты. Все это смахивает на похороны или бдения над гробом, когда никто не хочет говорить, но в комнате витает дымка дурных предчувствий. Мне в голову не приходит ни одной подходящей темы для разговора, как, очевидно, и всем остальным. Даже Майк трижды сворачивает пиццу, прежде чем остается удовлетворен результатом, и откусывает кусочек.
Чувствую потребность не откладывая выпить таблетку, чтобы остановить надвигающуюся головную боль, прежде чем меня накроет по полной. Встаю, упомянув, что собираюсь попить на кухне, когда с верхнего этажа доносится грохот.
Все вскакивают на ноги, и Джекс прижимает Майка к груди в стремлении защитить. Два агента мчатся наверх, а еще двое остаются с нами. Все думают, что в доме кто-то есть, но я в безопасности и абсолютно спокойна, словно все будет в порядке.
— Лара, — с болью в голосе выдавливает мама.
Бросаю взгляд на журналиста, вещающего с экрана телевизора. Хватаю пульт и увеличиваю громкость.
— Судя по всему, Джек, охранникам удалось вновь взять контроль в тюрьме в свои руки вскоре после того, как вспыхнул бунт. Пострадало несколько человек, но лишь один заключенный был серьезно ранен, и его увезли на вертолете в Центральную больницу штата Массачусетс. Больница его имя пока не разглашает, но ближайших родственников оповестят.
Это тюрьма, в которой находится мой отец. Когда позади мамы звонит телефон, я знаю, каких новостей следует ожидать.
Но Джек, ведущий из студии, еще не закончил разговор. Он продолжает:
— А что насчет просочившейся информации о том, будто бы в стенах тюрьмы была замечена женщина с… фиолетовыми волосами?
Во мне все замирает, и я поворачиваюсь к маме, застывшей с телефонной трубкой в руке. На ее лице появляется то, чего я еще не видела.
Страх.
— Ты ее знаешь? — требую я ответа, подходя к ней. — Ты знаешь женщину с фиолетовыми волосами?
Она качает головой.
— Нет, я… я не знаю, кто это…
— Лгунья, — рычу я. — У тебя же на лице все написано. Кто она?
Мама вешает трубку.
— Я не знаю! Ну, я ее видела. Мельком. Как привидение. Н-н-но-но я понятия не имею, кто она такая.
Закрыв лицо руками, она начинает плакать.
— Вы вместе работаете? На сенатора?
— Что тебе известно о моей работе с сенатором? — У нее гневно раздуваются ноздри.
Агенты ФБР возвращаются обратно. Очевидно, им не удалось никого обнаружить в доме. Мне бы следовало испытывать облегчение, но не получается. Джекс и Майк все еще здесь, но я забыла о них, буравя взглядом маму.