15 встреч с генералом КГБ Бельченко
Шрифт:
— Ну, есть что-нибудь интересное?
Я ответил, что пока в этом журнале ничего интересного не нашел.
— А у меня к вам есть разговор.
Взял меня под руку, и мы отошли. Он говорит:
— Знаете, в Каратегине и Гарме произошли крупные события, фузаиловская авантюра. Бывший кара-тегинский бек Фузаил Максум перешел из Афганистана на нашу территорию, объявил газават, то есть священную войну против кафиров (неверных), и при поддержке байства, духовенства, крупных чиновников эмира бухарского поднял мятеж. Часть середняков и бедняков — под угрозой расправы,
Это было большое повышение, с трех кубиков сразу шпалу, капитан по нынешним временам. Бабкевич продолжил:
— Мы остановились на вас. Зная Памир, Калай-и-Хумб, я вам могу сказать, что там хороший личный состав. Комендант Дрегалов — он же и начальник Калай-и-Хумбского райотдела ОГПУ — старый чекист. Но его заместитель Дианов не тянет — вот мы и решили предложить его пост вам. Правда, у вас есть одно важное обстоятельство, мешающее вам, — это маленький ребенок. Поэтому я не настаиваю. Может быть, вы сумеете как-то решить эту проблему. Мы были бы довольны, если бы вы поехали туда, а если не сумеете, то насиловать вас не станем.
Я подумал и сказал:
— Разрешите мне завтра ответить вам.
А у меня в 1929 году родился старший сын. Рожать Надежду Павловну я возил в Термез, потому что у нас только фельдшер был. Врач положен был в отряде, но его не было. И мне И. И. Масленников велел везти ее в городскую больницу.
Мне этот город уже был знаком. Надежду Павловну положили в роддом при больнице, а я жил рядом, в доме начальника Термезской заставы (там была комнатка для приезжих). Сама застава была тоже рядом.
И вот что интересно. Жена начальника Термезской заставы Никитина, зная, что мы ожидаем ребенка, как-то сказала: «А я видела Надежду Павловну. Мальчик у вас будет, вот попомните мои слова». Действительно, родился мальчик.
Надо было давать имя сыну. И вот однажды, когда сидели мы с женой начальника заставы на скамеечке возле их дома, я спросил ее:
— У вас календарь есть?
— Есть.
Тогда было время, когда искали новые имена. И дело порой доходило до курьезов. Например, у моего друга Фукина была дочь по имени Карма, сокращенно от «Красная Армия».
И вот перелистываем мы этот календарь с новыми именами, перебираем листки его (а это был июнь), и вдруг я читаю: «Гелий». Я знаю: гелий — газ, но нигде не встречал такого имени, и я остановился на нем, ни у кого нет, а у меня будет сын Гелий. А просто — Гелик. Редкое имя было, мы лишь иногда его встречали потом в календарях или в газетах. Сын и сейчас у нас дома Гелик, но когда ему исполнилось 16
Я спросил его тогда:
— Зачем ты меняешь имя?
— Мне оно не нравится. — ответил он. — Ты не будешь возражать, если я стану Сергеем Сергеевичем?
— Мне даже приятно будет, — сказал я.
И вот он, когда паспорт получал, переменил имя. Так что сейчас он официально Сергей Сергеевич.
… Вот так появился наш первый сын, который при разговоре с Бабкевичем был еще в пеленках.
Посоветовавшись с женой насчет предложения П. П. Бабкевича, я на следующий день пришел к нему и попросил оставить меня пока на старом месте. «Хорошо, — сказал Бабкевич, — но давайте договоримся, что через годик вернемся к этому вопросу».
Я тогда подумал, как это такой большой начальник, у которого столько тысяч людей в подчинении, помнит меня, простого лейтенанта. Потом-то я понял, что это И. И. Масленников и начальник погранотряда порекомендовали меня.
Начальником 48-го погранотряда был Гротов, сравнительно молодой, образованный, к тому же неплохой оратор.
Однажды, когда мы были в Термезе, он возвращался из отпуска, заглянул в нашу школу и зашел ко мне на занятия. Я проводил политзанятия, а потом пригласил его к себе на обед. У нас там рядом была халупа — цементный пол, метров 10 квадратных. Мы называли ее кибиткой. Бытовые условия в то время были у всех сложные.
Гротов от приглашения не отказался. Сказал: «С удовольствием!» А ведь начальник отряда, ромб носил — генерал, это старший начсостав.
Я не предупредил о нашем приходе жену. Но я ее приучил, как только поженились, к неожиданностям — то одного, то другого кого-то приведу, она быстренько, раз-раз, стол накрыла. Борщ был, картошка (картошка там была дефицитом). Пообедали. Был какой-то праздник, уже не помню, какой. И Гротов, когда начали обедать, сказал: «Эх, к этому бы борщу рюмочку водочки!» А я водки тогда практически не пил.
На границе вообще тогда водку не пили. Такое правило было. Нигде водка не продавалась. Ее привозил только кто-нибудь из отпуска. Да и то секретно, и только одну бутылку. Потом приглашал к себе самых-самых доверенных друзей и товарищей, и по рюмочке. Я понял, что Гротов может даже выйти за рамки субординации. И как-то он ко мне очень хорошо отнесся, запросто, и мне он очень понравился по сравнению с другими. Вот Одинцов был в 47-м отряде, старый чекист, его потом в Москву перевели начальником очень крупного райотдела, так к нему было не подступиться.
А Гротов был простым человеком и пошел по первому приглашению пообедать с нами. Правда, когда мы приехали в Сарай-Комар, я к нему не пошел, считая, что нужды нет. Но было совещание начальников застав, и нас, командно-политический состав мангруппы, тоже туда пригласили. На совещании Гротов меня узнал, подошел, пожал руку. Все были удивлены: «Так он знает тебя?!» Я кое-кому признался потом, что знает, — рассказывал, что познакомился с ним в Термезе, но что обедали вместе, не рассказывал.