15 встреч с генералом КГБ Бельченко
Шрифт:
Диментман сказал: «Товарищ Бельченко, я вас очень прошу — поезжайте на заставу, поскольку есть такие данные». Я говорю: «А когда ехать?» — «Да езжайте сегодня» (а там впереди что-то около недели было, исходя из этих оперативных данных, так что была возможность и обождать). — «Поезжайте, на острове побывайте, посмотрите, как там служба несется. Я дам задание — мы активизируем нашу агентуру. Но и вы тоже — звоните, докладывайте».
Я сел на лошадь — и на заставу. Приехал на заставу, потом переплыли на остров с начальником заставы (там, как я говорил, был пост — иногда семь, иногда восемь, в общем, до десяти человек). Побеседовали с ними — что у них нового, они завезли
Тут получаем дополнительные данные, что через два дня ночью банда собирается переправиться на остров. Я об этом доложил Диментману.
Он говорит: «Тогда вы вот что: возьмите баркас, я пришлю к вам еще несколько пограничников — тем более что тут у нас груз есть — мука и прочее для заставы. А в чем еще нуждаетесь на случай нападения?» — «Да хочу у вас попросить людей дополнительно». — «Людей мы дадим, я посмотрю еще человек десять — что-то обязательно дадим. Загрузим в этот баркас то, что надо, — завтра будет у вас» — по течению он быстро идет.
А на заставе лодка была — обычная, не моторная. Катер стоял в Термезе — точнее, не катер, а глиссер — катер с самолетным двигателем и пропеллером, как у самолета, ездил он очень быстро. Это на случай острой необходимости для командования, когда кого-то надо перебросить быстро. Нам же посылали обычный баркас — точнее, большой местный каюк с гребцами.
Дело было весной 1930 года, в пору горного снеготаяния. В это время река очень быстра и все несет вниз с огромной силой. Так что уже на второй день пришел этот баркас, разгрузили все, и начальник заставы спрашивает: «Так как мы поступим?» Я говорю: «Давайте сегодня вечером переправимся туда».
Погрузились мы в этот баркас. Тут начальник говорит: «У нас там только две лошади — но этого мало, надо взять туда еще пару лошадей. Поскольку мы туда идем, у нас тоже должны быть лошади, чтобы можно было не ходить пешком, а объехать остров».
Погрузили мы на баркас все необходимое (а было это во второй половине дня), сели, и нас понесло. Каюк этот — крупная посудина, на нее бы двигатель поставить, но двигателя не было. Только весла.
Гребцов-»каючников» было много, наверно, больше десятка — местные жители. Плывем мы, а точнее, несет нас. Дарга — командир каюка («дар-га» по-узбекски — начальник этой команды гребцов-каючников) кричит на узбекском языке, чтобы покрепче работали. «Сильней, сильней грести!» — командует. А в это время реки горные полноводные были — страшно полноводные, я даже не видел за предыдущее время, чтобы так прибавилась вода в Амударье.
Мы уже отплыли порядочно. Течение ускорялось, мы примерно на середине реки были, и вдруг наш каюк начало на месте вертеть. Попали мы, видимо, на какую-то глубокую яму. Я в такой ситуации никогда не был, хотя потом уже мне рассказывали, что на Амударье были такие места — водовороты, из которых, если попал в них, выбраться трудно. И нас начало с усиливающейся мощностью вертеть, как во время сильного шторма. Для меня это было совершенно ново.
Начальник заставы с нами не поплыл. Я ему запретил: «Не надо, я сам справлюсь, а если надо,
И тут я понял, что мы можем погибнуть — баркас наш начал черпать воду. Его крутило и валило на бок то вправо, то влево, воды уже было по колено. Я вытащил маузер и несколько раз выстрелил в воздух, дал «тревогу», мол, мы в опасном положении на воде. Да начальник заставы и сам все видел, у него бинокль был, он все время наблюдал за нашей переправой.
Хотя я и призывал к спокойствию, дарга что-то тоже кричал, все было напрасно. Лодку начало захлестывать водой все сильней. А на мне полное снаряжение — наплечник с ремнями и пояс, шашка, маузер, гранаты. Я расстегнул крючок, чтобы сбросить все это. Пояс расстегнул, крючок снял и уже ожидал, что вот-вот мы полетим в воду. Так и случилось. Баркас наш опрокинулся, и мы все оказались в ледяной воде, люди и лошади. А плавал я неважно.
Меня понесло куда-то вниз, к тому же я в одежде, в сапогах, а сапоги были парусиновые, летние, они промокли и сжали ноги в голенищах. Вынырнув, я попытался сориентироваться. На дно больше не тянуло, поддерживало течение. И вдруг увидел: плывет лошадь.
Неожиданно рядом со мной вынырнул узбек, который на баркасе этом гребцом был, за плечо схватил (а он же в халате) пытаясь на мне закрепиться. Он ухватился за мою портупею и держался очень крепко. Не думая, инстинктивно я левой рукой сбил с плеча ремень, а каючник, державшийся за него, вместе с моим снаряжением пошел на дно. Не знаю, остался он жив или нет.
Мне сразу легче стало. Схватил я проплывающую мимо меня лошадь за хвост. Лошадь в воде издала такой неповторимый своеобразный звук, как бы заревела, глубокий такой голос подала. Я в хвост лошади вцепился и какое-то расстояние проплыл. А вода с гор ледяная, дышать трудно.
И вдруг лошадь остановилась. А Амударья знаменита тем, что в ней все время новые мели образовывались в самых непредсказуемых местах. Вроде не было мели, прошло какое-то время — и появилась. Вот лошадь моя вдруг и остановилась на такой мели.
Я уже бросил лошадиный хвост и увидел — берег не так далеко. Можно бы было попытаться сесть на лошадь и верхом добраться до берега, но я побоялся, что так меня унесет мимо острова, так как лошадь не в состоянии преодолеть такое быстрое, чрезвычайно быстрое течение. Поэтому я не рискнул. Потом, вспоминая все это, я пришел к выводу, что правильно сделал, что лошадью не воспользовался.
Когда я еще плыл с лошадью, мне попался длинный шест. Наверное, с нашей лодки. Случайно совершенно я рукой ухватил его и оказался с ним на мели.
А лошадь постояла, потом пошла, ее подхватило течением и понесло. Она оказалась в конце концов на афганском берегу. Афганцы нам ее не отдали.
И вот я подумал: «У меня шест, а тут отмель, может быть, эта отмель идет к берегу?» Размеры ее, конечно, никому не известны — они все время менялись — то ничего не было, то мель. Я взял этот шест и, нащупывая дно, стал продвигаться к берегу, но становилось все глубже и глубже.
Когда я все-таки оказался на мели, вода была примерно выше колена. Сапоги мои парусиновые сильно мешали, надо было от них освободиться. Но снять их не получалось, они были на шнуровке, ее слишком затянуло от воды. Вспомнил, что у меня в кармане нож, его сумел вытащить, хотя меня все время сбивало течением. Потом шест поставил, оперся на него и подумал: «Разрежу я голенище до конца и сброшу сапоги, они мне мешают, давят, да и лишний груз». Я нащупал шнуровку и начал ее резать. Резал, резал и попал ножом в металлическое колечко от шнурка. В этот момент нож выскользнул из моих рук. Естественно, я его не нашел.