1632
Шрифт:
Обозники были тяжело нагружены плодами грабежа наемников. 'Плоды' были жалкими, по правде говоря. Золота, серебра или ювелирных изделий вовсе не было у крестьян и очень мало в домах небольших немецких городков. Часть награбленного вызвало бы у Ганса смех, если бы он не знал о бойне, которая сопутствовала грабежу. Одна из женщин - 'походная жена' Диего-испанца - тащила на себе каркас кровати из кованого железа. Диего заставлял беднягу нести эту вещь уже в течение семи недель, хотя никакой ценности она для него не представляла. Испанец был в ярости, что в доме, который достался ему для грабежа,
Худенькая женщина, шатаясь под железным каркасом, споткнулась и упала на одно колено. Диего, увидев это, зарычал от гнева. Он подошел и со всей силы ударил ее по спине - так, что она рухнула плашмя на землю. Она не издала ни звука. Лицо было застывшим. Она просто согнула ноги и, пошатываясь, начала подниматься.
Вздрогнув, Ганс отвернулся. Он взглядом отыскал свою семью. Гретхен, как всегда, была в центре обоза вместе со своей сестрой и бабушкой. Его бабушка и Аннализа тащили увязанные тюки, но Гретхен, как обычно, основную тяжесть несла на себе, хотя и была обременена младенцем. Она была молодой, сильной и крупной женщиной, вести себя иначе ей и в голову не приходило.
Ганс не был удивлен увидев, что пополнение обоза Гретхен взяла под свою опеку. Дочь убитого фермера, казалось, находилась в оцепенении. Ее младший брат изредка всхлипывал. Слез уже не было. Они все вылились часом раньше.
Ганс вздохнул и пошел дальше. Людвиг вот-вот начнет орать, что он ему нужен. Но сначала он все-таки хотел поговорить с Гретхен.
Когда он приблизился к ней, протискиваясь сквозь небольшую толпу, Гретхен повернула к нему голову. Она говорила что-то Аннализе, но как только увидела Ганса, ее рот закрылся. Ее лицо, в одно мгновение, напряглось и застыло, как у статуи. Ее глаза, светло-коричневого цвета, несмотря на все природное тепло, казались ледяными.
Когда Ганс подошел к Гретхен, он взглянул на детей фермера. Теперь уже сирот. Его слова прозвучали в спешке.
– Я не делал этого, клянусь, Гретхен. Я сразу же напился.
– Почти отчаянно, он кивнул в сторону дочери фермера.
– Спроси у нее. Она скажет.
Жесткое лицо Гретхен немного смягчилось в своем тихом гневе.
– Ты думаешь, что бедная девушка помнит лица?" - спросила она.
Ее глаза переместились на солдат, выстраивавшихся сейчас в подобие походной колонны. Взгляд был наполнен чистой горечью.
– Я не делал этого. Упаси Бог.
Ребенок, устроившийся в левой руке Гретхен, повернул голову и посмотрел на Ганса нефокусированными глазами младенца. Его рот расплылся в улыбке, увидев знакомое лицо Ганса. Ребенок счастливо загукал.
Гнев Гретхен растаял. Ганс почувствовал прилив нежности к ребенку за это.
Как и раньше, Ганс не переставал удивляться таким чувствам. Он сразу полюбил маленького Вильгельма после его рождения. А Гретхен, положительно, души не чаяла в нем.
Странно, на самом деле. Ведь Вильгельм был сыном Людвига. По всей видимости. После первого дня, когда их город был разграблен войсками Тилли, Людвиг привел своих людей в типографию отца. Гретхен сразу была отобрана для исключительного использования Людвига. Ребенок, конечно, походил на предполагаемого отца. Как и у Людвига, его волосы были очень светлыми, а глаза голубыми. И, судя по всему, он может вырасти и до размеров Людвига.
Глаза Гретхен вернулись к Гансу. Он с облегчением увидел, что враждебность его сестры полностью исчезла.
– Ладно, Ганс. Будем держаться, насколько в наших силах.
Раздался окрик. Это звал его Людвиг.
– Иди, - сказала она.
– Я присмотрю за семьей.
Услышав это слово, всхлипывающий рядом десятилетний мальчик неожиданно обхватил бедра Гретхен. Мгновением спустя, его сестра присоединилась к нему, сжимая руку Гретхен. Ужас в ее глазах, казалось, начал отступать.
Таким образом 'семья', Ганса только что выросла. Он не был удивлен. Уже треть обоза чуть не молилась на Гретхен. Такая уж она была.
Окрик Людвига раздался снова. Уже злой. Теперь, конечно, не избежать рукоприкладства.
– Иди же, - прошипела Гретхен.
***
Серьезно ему не досталось. Людвиг был в хорошем настроении, если такое выражение вообще может быть применено к троллю в человеческом обличье. Его веселость, конечно же, состояла в подтрунивании над Гансом.
– Тебя ждет настоящая битва, цыпленочек!
– ревел Людвига.
– Наши ребята разведали этот чертов путь на юг, так что мы собираемся навестить Баденбург и преподать этим долбанным протестантам урок.
– Улыбка бородатого великана была издевающейся.
– Хватит отдыхать в роскоши. Завтра ты запачкаешься кровью. Или сдохнешь к черту!
Ветераны-наемники, стоявшие рядом, разразились хохотом. Смех был добродушным, по большей части. Но юмор Диего-испанца, как всегда, был садистским.
– Ты уж старайся как следует, не отставай от нас в развлечениях, - пригрозил он. Насмешливое лицо исказилось. Диего схватил его за промежность.
– Аннализа с каждым днем выглядит все лучше!
– захохотал он.
Ганс почувствовал, как всплеск ярости пробежал вниз по позвоночнику. Он ненавидел испанца больше, чем кого-либо другого в отряде Людвига. Больше даже самого Людвига. Людвиг был грубым зверем, людоедом. Диего был чем-то гораздо худшим. Не случайно Людвиг всегда выбирал испанца, когда нужно было подвергнуть кого-то пыткам.
Тем не менее, Ганс ничего не сказал. Он отвел глаза. Он был в ужасе от Диего. Желтолицый испанец не мог похвастаться статью. Он был карликом по сравнению с Людвигом. Но он был сущим дикарем, смертельным, как змея.
Ганс приготовился к дальнейшему потоку насмешек. Но к счастью, тут рысью подъехала небольшая группа всадников, отвлекая от него всеобщее внимание. Капитан войскового соединения, в которое входил 'отряд' Людвига, прибыл, чтобы отдать приказы.
Ганс даже не знал имени капитана. Да это ему было и ни к чему. Ганс получал приказы от Людвига. Он посмотрел на капитана и троих его спутников.