17 м/с
Шрифт:
Лена сказала, что мы ему будем очень обязаны.
А потом добавила, чтобы на посвящении магистр постарался не говорить, что теперь орден тамплиеров объединился с другими орденами. «Понимаете, — сказала Лена, — у нашего канала самая обширная аудитория. И эта аудитория неоднозначно относится к слову «масон», например. Этой аудитории кажется, что это слово — синоним слова «жид».
Великий магистр крякнул, но сказал, что постарается контролировать свою речь и не возбуждать в нашей пестрой аудитории низменных националистических инстинктов.
В общем,
Я несколько сентиментально расцеловала медальку ордена тамплиеров. Вообще-то я хотела расцеловать своего старого знакомого тамплиера, но он теперь находится вне зоны доступа…
…С магистром Лена созвонилась уже запросто. Она позвонила ему из курилки джаз-клуба. Магистр все подтвердил, сказал, что обзвонил всех неофитов, и все будет по-нашему. Еще он пожелал приятного вечера. Потому что в курилке джаз-клуба было полно неадекватных шотландцев. И они орали. Этого нельзя было не услышать.
В джаз-клубе мы оказались не для того, чтобы отпраздновать громкую победу над иронией судьбы и факт заполучения живых тамплиеров.
В джаз-клуб нас притащил Иан. Потому что в джаз-клубе подрабатывал по вечерам один тамплиер. Тамплиера звали Стюарт. Стюарт выглядел совершенно не как тамплиер. Он выглядел как раздолбай-джазист. Он совершенно не вызывал священного трепета, хоть и расшифровал музыку, зашифрованную в каменной резьбе.
Мы забрали Стюарта из клуба и двинулись к нему — в крохотную однокомнатную квартиру, где он играл расшифрованный рослинский мотет на электрическом пианино. И пианино стояло почти в туалете. Такая маленькая была квартирка.
Мотет и впрямь был прекрасен.
Стюарт сказал, что в англиканской церкви когда-то отменили музыку, чтобы народ не отвлекался от возвышенных размышлений в сторону страстных переживаний. Но строители (а они были тамплиеры и очень переживали за всестороннее возвышение души человечества) закодировали музыку. А они с отцом это поняли.
— Я, конечно, дико извиняюсь, — сказала я, — но где гарантия, что вы расшифровали именно то, что там зашифровали?!
— В смысле? — не понял Стюарт. Думаю, это была защитная реакция. Ведь он убил на это десять лет!
— Ну, допустим, вы с отцом увидели в этом запись мотета, а кто-то — зашифрованный кроссворд. А еще кто-то — запись танца с саблями. Ведь не станете же вы утверждать, что в протестантской церкви разрешалось плясать с саблями?
Стюарт был просто вынужден согласиться со мной. Потому что в Шотландии, не смотря на бурный темперамент, в церквях все-таки не плясали.
Но потом он добавил, что они с отцом расшифровали ровно то, что было зашифровано.
А Иан наклонился к нам с Леной и тихонько сказал, что папа Стюарта всю жизнь проработал в британской разведке дешифровщиком.
Ну это же надо! У таких отцов вырастают раздолбаи-джазисты! И никакого конфликта поколений: мирно сосуществуют на фоне резных колонн!
Стюарт нам папу-дешифровщика не гарантировал. Зато он гарантировал исполнение мотета под сводами Рослинской часовни — на аутентичных инструментах.
Что было потом, в следующие три дня, я помню смутно. Потому что эти три дня мы провели с раздолбаями-тамплиерами. И, должна сказать, ничего со средних веков в их поведении не изменилось. По крайней мере, древние пословицы «пьет, как тамплиер» и «ругается, как тамплиер» остаются в силе.
За эти три дня мы неоднократно прослушали рослинский мотет в различных исполнениях (в том числе и в джазовой обработке, в клубе). Мы встретились с тамплиером, специализацией которого была физика. Этот тамплиер, как только прочел про открытие Стюарта и его папеньки-разведчика (а это известие сотрясло месяца два назад весь Интернет), сразу же к ним приехал с железным листом и каким-то порошком. С этим же листом и порошком он приехал и к нам. Тамплиер-физик заставил тамплиеров-музыкантов играть на аутентичных инструментах. И от сотрясений, которые делали эти звуки, порошок на листе выстраивался в фигуры. А эти фигуры, в свою очередь, напоминали фигуры из Рослинской часовни. Вот как!
Этого физика мы тоже пригласили на съемки в Рослинскую часовню. Вместе с его листом и порошком.
Потом у меня откуда-то появился белый плащ с крестом. Плащ был несколько помят, а местами изгваздан. Будто в нем сгоняли до Святой Земли и обратно.
А Лене стал позванивать тамплиер-джазист.
Но это все помнится как-то смутно.
Помню, что сознание вернулось как-то вдруг. Я обнаружила себя, Лену и Магнуса в пабе, километрах в восьмидесяти от Эдинбурга. У нас была тайная сходка с тамплиерами. Кроме Иана были еще двое. А потом подъехал еще один. Он подъехал почему-то с женой, грудным младенцем и тещей. Сказал, что не мог избавиться от хвоста. Сказал, что ему не верят, что у него такое вредящее здоровью рыцарское служение.
Они нам рассказали много интересного про то, где именно и в каком (скорее всего) виде хранятся сокровища тамплиеров. Они даже согласились полунамеком показать это в нашей программе.
А приехавший с обозом тамплиер вдруг сказал, что зря шотландцы в шестидесятых годах воровали из Вестминстера камень судьбы. Я посмотрела на него как на предателя всего шотландского народа. «Эй, парень!» — хотела сказать я.
Но Лена меня поправила: «Да не «гэй», а «гай»!»
Вот именно!
Но тамплиер сказал, что он имел в виду совсем не это. Он сказал, что англичане увезли в Лондон, а шотландцы похитили у них совершенно не тот камень!
Потому что настоящий, без дураков, камень судьбы уже давным-давно припрятали шотландские тамплиеры.
И он (тут он с опаской посмотрел на жену и тещу, но те тютюшкали младенца, изредка с опаской поглядывая на тамплиера), так вот: он ЗНАЕТ того тамплиера, который ЗНАЕТ, где спрятан настоящий камень судьбы!
Я отодвинула бокал. «Он будет сниматься? С ним можно встретиться?!»
Тамплиер грустно покачал головой. «Он все равно не скажет. Он никому не говорит».
Ну и пусть.