17 писем А. Толкачёва к студентам
Шрифт:
Выбор натуры – счастливая пора, начало творчества, ощущение свободы и ответственности одновременно. Ты, как щенок, спущенный с поводка, радостно носишься по поляне, тем не менее не забегая за границы дозволенного хозяином пространства.
Во времена развитого социализма и планового хозяйства на выбор натуры обычно ехали: режиссёр, оператор, художник (иногда – 2-й режиссёр) плюс администратор, который выезжал заранее и готовил «почву» – гостиницу, транспорт, встречи с местными начальниками и прочими туземцами. Ныне же, к сожалению, чаще всего едут художник и администратор, он же – шофер, если цель путешествия не за 1000 вёрст. Иногда подключается режиссёр и совсем редко – оператор. И называется теперь выбор натуры на «мериканьский» манер – «локейшн».
А однажды меня и вовсе в тупик поставили, сказав, что я еду заниматься «скаутингом». Но я, когда-то получивший по недоразумению «пятёрку» по английскому на госэкзамене
Стоит сказать, что такой подход, судя по всему, правилен, ибо кто, как не художник, должен быть первым в этом деле. Кроме того (не смейтесь), редкий оператор имеет фотоаппарат и вообще умеет фотографировать как надо – другое видение.
Отбор и должное фотографирование натуры – отдельная тема, и рассказать об этом необходимо.
Когда-то, когда я был совсем «зелёным», меня удивляло и возмущало, что едут «творцы» на выбор натуры и никто-никто не интересуется, кто же будет фиксировать эту пресловутую натуру на пленку? Кто отвечает за то, что мы привезём из поездки нормальные негативы и что время и деньги потрачены не зря. По молодости я думал, что это – прямая забота оператора, а уж то, что и у меня есть плохонький «Зенит-ЗМ» – мой личный «довесок». Отнюдь. В некоторых съёмочных группах, где никто из «творцов» не имел фотоаппарата, была практика возить с собой художника-фотографа, чего я никак не понимал. Однажды я взял с собой в поездку по ближайшему Подмосковью нашего замечательного фотографа, моего друга, Валеру Кречета. И зарекся больше этого не делать. Во-первых, в машине стало тесно; во-вторых, я каждую минуту подзывал его к себе (а ему топтаться по колено в снегу в легких туфлях не очень хотелось) и указывал на объект съёмки, а он скулил, что плёнки мало, и для выбора натуры её ему не выдавали; в-третьих, получив фотографии, я с трудом узнавал объекты… Поэтому, не один десяток лет я всё снимаю сам, и среди многих сотен тысяч снимков не только всегда узнаю свой, но и расскажу, что происходило вокруг и кто был за кадром.
Надо сказать, что теперь во многих группах есть «казённые» цифровые «мыльницы». Но выбирать с ними натуру – сущее наказание. Главнейший их недостаток – «тугодумье». Уговорить или заставить продюсеров потратиться на хороший фотоаппарат невозможно. Я покупал себе ежегодно по новой «мыльнице», пока, разозлясь и сказав себе – не гонялся бы ты, поп, за дешевизной, – не потратился лет 6–7 назад на зеркальный «Nikon» D-80. До сих пор он меня вполне устраивает, и я не унижаюсь, выпрашивая в группе аппарат, который, обычно всегда занят для фотопроб актёров.
Хороший инструмент необходим в любом деле.
Конечно же, вам теперь, думаю, и представить невозможно, как можно выбирать натуру без цифровой аппаратуры.
А когда-то я выпрашивал в мосфильмовском фотоцехе ролик случайной черно-белой «КН-2» или «КН-3» (или покупал у друзей-журналистов высокочувствительную и почти секретную «А-2») и заряжал под тонким гостиничным одеялом кассеты. После каждой поездки их набиралось штук по 15–20. Я сдавал их в фотоцех, где плёнку безответственно проявляли, чаще всего (для скорости) в бумажном проявителе, и выдавали мне чудовищного вида негативы, ссылаясь на то, что я ставил неправильную экспозицию. Потом я с лупой ломал глаза над этими негативами, выбирая достойные для печати фотографии, которые тоже печатались лаборантами абы как на просроченной бумаге и проявлялись сразу кучей. Бороться с этим было невозможно. Одному Богу известно, как нам все-таки удавалось разбираться в этом хламе. Ведь часто, глядя на фотографию, помнишь, как снимал, но что это и в каком городе – застрели, не помнишь. Вот так, почти «вслепую», и работали. И ведь неплохо работали, хотя в головах у нас часто была какая-то каша из впечатлений. Зато потом мы почти всегда ездили на утверждение отобранной натуры и заново удивлялись и радовались. Или разочаровывались. Однажды, например, вернувшись на утверждение отобранной натуры в Серпухов, мы пришли в ужас от его вида – весь город был выкрашен в конфетно-розовый цвет. Главный архитектор города объяснил, что им по весне прислали шесть(!) железнодорожных цистерн только этой краски, и они «освежили» город к 1-му Мая. Пришлось впопыхах заново искать натуру.
Кстати, ещё одна привычная для нас особенность выбора натуры в те времена: кино давно снималось на цветную плёнку, мы же фотографировали на случайную
Был в те времена прекрасный и неприхотливый фотоаппарат «Горизонт», который поймать в продаже было невозможно. Его особенность заключалась в поворачивающемся – панорамирующем – объективе, имеющем весьма широкий угол обзора. При коротком фокусном расстоянии у него, естественно, была хорошая глубина резкости. Для меня он оказался незаменимым при съёмке интерьеров. Я и сейчас с удовольствием купил бы его, но наши продали патент, говорят, англичанам, и теперь «Горизонт» – раритет. Возможности его видны, например, на фотографии, сделанной под тесным куполом обсерватории для «Парада планет». Заметьте, никакой вспышки или специального освещения нет, но широта разрешения для наших задач достаточная. (Здесь я отрезал ещё метра два пола по переднему плану). В круглой башне нет никаких «точек отхода», и другим аппаратом такую фотографию сделать было невозможно. Теперь любые панорамы я «склеиваю» в специальной компьютерной программе. А тогда, спасибо друзьям, у меня иногда бывал спаситель-»Горизонт».
Для масштаба я обычно ставлю человека, и Вадим Юсупович Абдрашитов всегда безропотно исполнял роль «мерила». Ведь человек, как известно, – есть мерило всего сущего.
Темы выбора натуры я касаюсь и в других письмах. Для каждой картины – свой метод, способ, подход, свои особенности. Невозможно написать некое «Методическое пособие по выбору натуры для художественных фильмов». Расскажу здесь о нескольких случаях из моей практики.
Нет, прежде, думаю, я обязан рассказать вам о тех качествах, коими, на мой взгляд, весьма желательно обладать художнику, выбирающему натуру.
В обсерватории
Не надейтесь, что кто-то о чём-то договорился, и вы едете только смотреть и оценивать. Не думайте, что кто-то предложит вам хороший вариант – такое случается крайне редко. Будьте настойчивы в своих предложениях и поисках, «заражайте» своей заинтересованностью и неугомонностью окружающих. Не стесняйтесь расспрашивать людей обо всём, что им интересно, при этом «выуживая» информацию, которая, возможно, пригодится вам. Помните, что никто нигде вас не ждёт, и никто не понимает, чего вы хотите. Поэтому, будьте благожелательны к людям, исключительно вежливы и нахальны. Знайте, что любому человеку легче и удобней вам отказать, чем пустить вас куда-либо и заниматься вами. Всем им, включая вашу же администрацию, это не нужно, это нужно только вам. Любой сторож с огромным удовольствием будет вас «отфутболивать» к начальству, которое придёт завтра или не появится никогда. Вам, показывая свою власть, будут запрещать фотографировать, заглядывать за угол или заходить в туалет. Постарайтесь понять ситуацию, «влезть в шкуру» запрещающего и искренне ему посочувствовать.
Совсем недавно, для телефильма «У каждого своя война», мы искали сахарный завод 1950-х годов. Занятие заведомо бесперспективное – слишком изменились технологии. Мы ломали головы над альтернативами сахарному заводу. Не забывайте, что ради одного объекта мы не могли поехать в какой-нибудь Сыктывкар. Непременно надо найти в тех городах, в которых мы будем работать – Москва, Ярославль, Переславль-Залесский. Всё. Нигде ничего подходящего не было. Я осмотрел законсервированный мукомольный завод, и всё было бы почти хорошо, если бы он работал. «Оживить» его у нас не хватило бы всех денег, отпущенных на сериал. В Переславле мы осмотрели «мёртвый» сыроваренный комбинат. Но, даже если «закрыть глаза» на его оборудование и конвейерную линию середины 1960-х годов, у нас не хватило бы средств на то, чтобы всё это включить и обогреть. Положение наше становилось критическим. Совершенно случайно мы узнали, что в Ярославле есть старинная фабрика по изготовлению… валяной обуви. Это никак не вязалось с нашей героиней – «сладкой женщиной». По сюжету наша героиня выручает подругу, укравшую пару килограммов сахара для голодных детей.
Надеюсь, режиссёр – он же один из авторов сценария – Зиновий Ройзман простит моё мелкое бахвальство, но это я заверещал, что валенки лучше, чем сахар, что пусть та тётка украдёт для ребёнка валенки, потому что ему не в чем ходить в школу, что стремление к знаниям лучше желания пить чай с сахаром, что по фактурам такого ещё не было, что мы видели в кино всё что угодно, но до промышленного производства валенок ни один сценарист не додумался. И мы поехали на фабрику.