17 писем А. Толкачёва к студентам
Шрифт:
(Заинтригованный своими же воспоминаниями, решил поискать конверт – сохранился ли? Перерыл всё. Не поверите. Нашёл! А в нём 10 рублей – червонец! Ценная, можно сказать, бумажка была. Была. Зачем-то я «заначил» её тогда. Теперь она бесценная. В смысле – не стоит ничего. Так просто и быстро обесцениваются ценности).
Памятник В.М.Загорскому на картинке, посвящённой 200-летию города, названного частью его клички, мне пришлось, конечно, нарисовать, причём, на переднем плане. Для этого я съездил в Загорск, нашёл через местных жителей этот бездарный памятник, неприметно стоявший в каком-то дворе, и сфотографировал его. Долго я искал что-нибудь ещё, чем, кроме Лавры, могут гордиться загорчане. Не нашёл. Но было непременное требование запечатлеть здание райкома и горкома партии. Оно же, кажется, и исполком. Слова понятны? Короче – надо нарисовать дом, являющийся средоточием Власти. Я возмущался, доказывал, что этот отвратительный кишкообразный бетонный сарай никак не компонуется, но начальство, выполняя требования вышестоящего
Отсканировано с конверта
Когда я принёс готовую картинку (размер 7,3 x 10,5 см), меня похвалили, но сказали, что Лавры всё-таки много. И очень уж она светлая и праздничная. Надо её подпачкать, постарить, говоря по-»киношному». Тогда, мол, твоя половинка «властного» сарая выигрышно оттенится. И ещё надо, мол, убрать кресты с куполов. Ну, хорошо-хорошо, не убрать, не совсем убрать, а так нарисовать, как будто мы на них смотрим сбоку, так сказать, в профиль. Я отказался что-либо переделывать, сказал: «А, делайте, что хотите, только не ставьте мою фамилию». «Фамилию не ставить мы не можем», – был ответ. С тем и расстались.
Конверт вышел. Картинка даже в искалеченном виде выглядела симпатично и неожиданно – церквей на официальной полиграфической продукции не печатали. (Конверт со знаком почтовой оплаты – продукция, приравненная к денежным знакам).
Из Патриархии пришло благодарственное письмо.
– Видишь, как всё хорошо. А ты скандалил. Да, без крестов. Но напечатали же! Три миллиона экземпляров, между прочим, – тепло сказал мне главный художественный редактор ДИЭЗПО, прекрасный человек, умница и стратег Игорь Михайлович Милюков – отец кинорежиссёра Андрея Малюкова, кстати.
И городу всё-таки явно повезло. Что было бы, если б пламенный революционер, познакомившийся с Лениным в Женеве, придумал себе менее благозвучное «погоняло»?
Такое вот получилось отступление от темы. Впрочем, отступление ли? Так, врезка.
Вернусь к проблемам «Плюмбума».
Наши поиски подвели нас к пониманию того, что во всей нашей Необъятной есть только город Минск, который может нам как-то подойти. После войны в нем целыми остались три дома, и строили его заново как истинную Столицу Советской Белоруссии, и там есть одна улица, нет, конечно, проспект, и, конечно, Ленинский…
Снова отвлекусь. Ленинским он стал только в 1961-м году. До этого он был… ну, угадаете? Правильно – с 1952-го он был Сталинским. Как эта главная улица Минска называлась в первые послевоенные годы, сказать затрудняюсь (скорее всего – Советская), но в годы немецкой оккупации она называлась – Гауптштрассе, что, насколько я понимаю, так и переводится – Главная дорога. А перед войной она называлась Пушкинской, потому что в 1937-м году Советский Союз с невиданным размахом отмечал 100-летний юбилей… гибели Пушкина! Вся страна праздновала и ликовала. В 1991-м Союз распался, сябры почесали затылки и решили, что несправедливо целых 30 лет такой замечательной улице носить псевдоним В.И. Ульянова, у нас, бульбашей, свои знаменитости есть. И стала улица называться проспектом имени Франциска Скорины. 14 лет этот средневековый учёный, философ, медик, первопечатник и просветитель, основатель восточнославянского книгопечатания, переводчик Библии на белорусскую редакцию церковнославянского языка напоминал о себе не только с табличек на домах, но и в миллиардах всевозможных бумаг и документов, включая паспорта граждан. Надоел! И с 2005-го Главная «штрасса» Минска называется Проспектом Независимости. Похоже, у «незалежных» сябров-бульбашей других проблем нет, и они тратят море денег на очередное переименование единственной приличной улицы своей столицы.
Памятник Ленину на проспекте Ленина
Мой же рассказ о годе 1985-м. Приехали, значит, в Минск и достаточно быстро поняли, что не ошиблись. Прочная «сталинская» архитектура на привокзальной площади убеждала нас в прочности системы, а политизированный и подчас чрезмерный декор зданий утверждал, что живём мы богато и идём правильным путём. Поначалу показалось, что мы попали в какое-то «законсервированное» время – так всё было спокойно и прочно. Здания, правда, почти за 30 лет, прошедших со времени их постройки, сильно обветшали, их давно не ремонтировали, но, во-первых, это не очень бросалось в глаза, а, во-вторых, именно это нам и было нужно. Чуть ли не в первом же дворе мы воочию убедились, что обветшали не только здания. Обветшала система, и очень сильно. Такой картинки невозможно было представить себе никогда! Во все времена так называемой советской власти подобный акт вандализма и святотатства оценили бы высшей мерой наказания. Даже нам, случайно увидевшим подобную картинку, было
Юные мои друзья, вам, аполитичному поколению, выросшему во времена свержения всяческих кумиров, скорее всего, не понять наших чувств и той оторопи, которую мы ощутили в тот момент. Я, конечно, и раньше видел «вождя» в разрозненном и даже «обнажённом» состоянии, правда, это было во дворах скульптурных мастерских, где ребята ваяли «кормильца» на заказ для всяких колхозов. Но даже там обломки были стыдливо и трусливо накрыты мешковиной. Этот же несчастный вариант кумира валялся во дворе жилого дома, находящегося на проспекте его имени! «Находка» навела на раздумья, но для наших задач не годилась – слишком уж прямолинейным и чересчур откровенным был бы ход. Не ложилось это в стилистику фильма и не соответствовало нашим жизненным позициям. Зачем пинать? Потому что – можно? Уже через два года выйдет фильм Сергея Соловьёва «Асса», где расхристанная молодёжь будет плясать на портрете Брежнева… Ладно, там стилистика другая.
За 10 лет до этого события, в 1975-м, выбирая натуру для «Подранков», я увидел в Одессе великого кобзаря Тараса Шевченко почти в подобном положении – и содрогнулся. Тогда мне это показалось чудовищным кощунством. Но кобзарь с проломленной челюстью сердито взирал на свидетелей своего унижения из-за забора, кроме того, он – только поэт, но не ВОЖДЬ. Да, чуть позже мы почти привыкнем к сносу памятников под радостное улюлюканье толпы – разрушать мы горазды. Даже в партийном гимне «Интернационал», который ритуально пели стоя все делегаты всех съездов, есть слова: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья. А затем…». Напрашивается вопрос: А зачем? Зачем – до основанья?! И что такое – «мир насилья»? Любое государство – отточенный веками инструмент насилья. Я, по счастливой случайности никогда не бывший комсомольцем, но имеющий Почётную Грамоту ЦК ВЛКСМ, никак не мог понять (уверен, что сами поющие хором и не особо задумывающиеся над словами делегаты – тоже), в чём они клянутся и к чему так вдохновенно призывают. Не понимаю и теперь. А может быть, Аркадий Коц просто неправильно перевёл с французского?
Памятник Тарасу Шевченко
О, Минск! Город отголосков прошлого. Буквально в соседнем дворе мы обнаружили ещё две статуи. Они стояли в высоченной арке за навсегда закрытыми ажурными воротами и выглядели почти пристойно. Но парочка эта была довольно непривычной и оттого странной. Нас приучили к смычке города с деревней и к бесполой дружбе рабочего с колхозницей.
Но эти четырёхметровые колоссы из алюминиевой выколотки изображали колхозницу с хилым подобием снопа, и, судя по всему, лётчика-испытателя с мужественным лицом под шлемом. Вот эти «ребята» были уже из нашей темы. Они были неполитизированными обломками империи. Это были безымянные герои уходящей эпохи. Статуи как статуи. Элемент городского декора. Не более того. Нас не в чем упрекнуть. Нам нечего инкриминировать. Мы ни над кем не измываемся. Эти статуи непременно надо использовать в картине. Ассоциативно они точно «работают» на тему. Надо лишь «подсуетиться», чтобы их никуда не увезли до съёмок. Показываю вам кадр из фильма. Общий план, панорама. Мальчик куда-то бежал по двору и слегка приостановился, увидев. Пять секунд экранного времени. Всё. Конец кадра. О чём он? Не знаю. Абдрашитова не спрашивал – глупо спрашивать. Всё и так ясно. Тупик. Вечно закрытые ворота и парадные подъезды в стране, «где так вольно дышит человек». Символы успехов и достижений томятся пока на задворках. Идёт спешная переоценка ценностей. Всё, чем якобы гордился советский народ, скоро пойдёт на свалку И добро, если всё это просто будет забыто. Нет, многое, если не всё, будет высмеяно и охаяно. Скорее, скорее на свалку истории, развивающеися, как принято считать, по спирали и не имеющей сослагательного наклонения. А трагедии, как правило, превращаются в фарс.
Кадр из фильма «Плюмбум, или Опасная игра»
И летом мы, совсем уж впопыхах, снова пробежали мимо этих обломков империи. Да, теперь они со стыдливых задворок переместились на откровенную, открытую для всех глаз свалку. Пройдёт совсем немного времени, и (кто бы мог тогда такое представить даже в пьяном горячечном бреду?!) начнут сбрасывать с пьедесталов кумиров нескольких поколений! Лишь ничтожно малой части из них несказанно повезло – они украшают собой Парк искусств, что при ЦДХ. Но скоро, говорят, снесут и ЦДХ, и Парк искусств заодно. Жизнь продолжается, господа-товарищи!