1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов
Шрифт:
На следующий день в Тоннере союзники огласили приказ о сдаче оружия и декларировали, что пришли во Францию не грабить, а с миром, что они имеют намерение предоставить свободу всем отцам семейств, которые содержатся у них в плену. Реквизицией оружия многие были недовольны, но сильного возмущения не последовало, многие приказу подчинились [569] . В тот же день союзники затребовали все карты округи, что были в городе [570] .
31 января между 10 и 11 утра отряд Хардегга оставил город. Весь день его части концентрировались вокруг Шаурса [571] . Но это не значит, что тоннерцы больше не видели казаков.
569
Ibid. Р. 26. Текст этой прокламации К. Руйе опубликовал в конце своей статьи.
570
Ibid. Р. 34.
571
Rouyer
После появления в Тоннере казаков 26 января союзники не покидали город в течение двух с небольшим недель. Делагюпьер в записи от 1 февраля подводит своеобразный итог первому знакомству тоннерцев с интервентами, приводя несколько пикантных подробностей, касающихся отношения казаков к женскому полу. У дома мэра Клода Базиля (Bazile) был выставлен казачий пост охраны, но охранник делал не лучше, а хуже: он наговорил мадам Базиль много комплиментов относительно ее вьющихся локонов, при этом «возлагая руки на ее фигуру» [572] . Другие казаки, человек 20, направленные на постой к пожилой мадам Лепранс (Leprince), заверив хозяйку, что ей нечего их бояться, запросили у нее еды, много вина и водки. Повеселев от выпитого, сначала стали отпускать комплименты в ее адрес, затем начали дразнить, заявляя, что приведут сейчас в ее дом своих лошадей и т. п. У жены супрефекта мадам Лижере (Ligeret) украли портьеры. Та же участь постигла шторы и покрывала мадам Дуссо (Doussot).
572
Rouyer F. Op. cit. Р. 28.
Были и другие мелкие неприятности. Казаки пытались завести в церковь своих лошадей (просто как французы в России!), но последних все же выдворили на улицу. Господин Жило (Gillot) сам виноват: накануне он принес казакам вина и водки, пил с ними, называл их друзьями, а наутро они стали чинить ему всяческие неприятности, и смягчить их удалось опять-таки только с помощью доброго вина. Одному старику для лучшего уяснения просьбы достался тычок кулаком, другому в дом завели лошадей, а на возражения ответили пинком под зад [573] .
573
Ibid. Р. 29-30.
После ухода из города дивизии Хардегга вечером 31 января в Тоннер прибыла новая партия союзников от 700 до 800 чел. К 3 утра 1 февраля они ушли, но, как вскоре выяснилось, союзники ненадолго оставили Тоннер, постельное белье постояльцев можно было и не менять. Добровольцы, отправившиеся на разведку в соседние коммуны, доложили, что противник отступает и вновь движется на Тоннер. Эта новость повергла горожан в уныние (аналогичную реакцию подобная же новость вызвала в Лангре и других городах): от отступающего противника не без оснований ждали больших бед и притеснений.
К 6 вечера 1 февраля те части, которые проходили здесь накануне вечером и в этот день утром, вернулись: около 900 чел. Объявлено было, что на постой встанут в те же дома, где ночевали до этого, а наутро раздадут соответствующие «постойные билеты». Именно в этот вечер произошел самый печальный инцидент: два казака изнасиловали супругу певчего местной церкви, пока он распевал свои псалмы [574] . Ф. Руйе в этой связи прокомментировал: до этого казаки не переступали привычных для поведения победителей границ [575] . А сам Делагюпьер довольно бесстрастно констатирует: «Много девушек было оказачено (cosaquees): половина добровольно, половина силой. Представляется, что через девять месяцев мы будем иметь маленьких казачков» [576] . В своих записях автор дневника еще несколько раз мельком затронет тему взаимоотношения полов в условиях интервенции, но больше его волновала тема реквизиций...
574
Ibid. Р. 31.
575
Ibid.
576
Ibid. Р. 32.
Делагюпьер отмечает, что 2 февраля после оглашения декларации о миролюбивых намерениях союзников в Тоннер прибыл в сопровождении трех драгун русский полковник - «адъютант Александра I», который рассказал последние новости о сражении при Бриенне и стычках при Керизье и Вильнёв-Ляршевеке [577] . В полдень часть гарнизона отправилась на Шаурс: в городе места всем не хватало, на постой ставили по 20 и даже 30 человек, а некоторые спали прямо на улице. Но главной новостью дня было оглашение приказа о реквизициях. В этой связи Делагюпьер упомянул, что в доме у мадам Шамблен союзники устроили свою штаб-квартиру, и ей пришлось сильно потратиться на дрова и уголь, не говоря уже о питании постояльцев: у нее столовалось 25 офицеров и 45 солдат, а аппетиты у этих господ были «чрезмерны» [578] .
577
Переночевав, полковник отправился в сторону Жуани: он искал «командующего всеми казаками», чтобы передать ему приказ остановить продвижение казаков вперед в связи с приостановлением военных действий. См.: Ibid. Р. 34. В Жуани он, очевидно, надеялся найти отряд атамана М.И. Платова.
578
Rouyer F. Op. cit. P. 36. Но, как пишет Делагюпьер, мэрия чем могла, тем и помогала хозяевам, у которых квартировали военные: Мадам Лепранс отправили повозку дров и около центнера угля, а также провиант для постояльцев, так что ей приходилось обеспечивать ужины офицеров лишь напитками. Ibid. Р. 44.
Ф. Руйе не преминул дать здесь комментарий и пустился в не всегда логически связанные рассуждения о «прожорливости» союзников. Хотя очевидно, что у Делагюпьера речь идет о штаб-квартире австрийской дивизии, Ф. Руйе не к месту притягивает «казаков»: «Это правда, казаки - большие едоки». И тут же приводит документ, датированный 27 апреля 1814 г., т. е. составленный почти через 3 месяца после описываемых автором дневника событий. Речь в документе за подписью полковника графа де Ла Липпа идет о рационе солдат, расквартированных в Тоннере. Рацион же был таков: полвосьмого утра - суп, полбутылки вина и кусок хлеба; на обед в полдень - мясной суп, ливр мяса, овощи, бутылка вина; на ужин в 7 вечера - суп, лепешка и полбутылки вина. При чем тут «казаки-едоки» да и в целом «прожорливость» союзников - остается загадкой. Вместо разъяснения Ф. Руйе сообщает, что в соответствии с приказом графа де Ла Липпа те жители, которые не обеспечат вышеназванным провиантом своих постояльцев, будут подвергнуты экзекуции [579] .
579
Делагюпьер писал, что если бы объявленные 2 февраля реквизиции не были сделаны быстро, то мэру грозило 20 ударов палкой. См.: Rouyer F. Op. cit. P. 38.
Делагюпьер 5 февраля уже выказывает некоторое беспокойство: разнообразные реквизиции продолжаются: «...если противник задержится у нас на месяц, то у нас ничего не останется». Вот один из австрийских генералов, отправляясь на Шаурс, попросил мэрию предоставить ему в качестве подарка кварту хорошего вина. Вино было послано вслед за ним, но это было вино урожая 1812г.: французы не хотели слишком баловать австрийских генералов [580] .
Вообще картина оккупированного Тоннера у Делагюпьера красочнее, чем у его публикатора и комментатора Ф. Руйе. Делагюпьер представляет разнообразную палитру эмоций: здесь и испуг горожан в связи с известиями о возвращении войск союзников, и почти ирония над самыми «хладнокровными», которые при приближении противника все же предпочли провести ночь в холодном лесу, и сожаления автора относительно низких моральных качеств его соседей.
580
В другом месте Делагюпьер еще раз между прочим вздохнет: «Мэрия реквизировала наши вина, чтобы поить казаков». См.: Ibid. Р. 43, 51. Где-то в это время в город наведывался летучий отряд графа Турна. Платов писал 8 февраля Турну: «...Пост в Тоннере, где вы находитесь, ничему не служит, стоять здесь бессмысленно, ибо французов поблизости просто нет». См.: Weil М.-Н. Op. cit. Т. 2. Р. 55. Отряд Турна как раз действовал в районе Шаурса, но в дневнике Делагюпьера за этот период фамилия Турна не упоминается. См.: Rouyer F. Op. cit. Р. 41-42.
К вечеру 4 февраля прибыл эскорт казаков, конвоировавший плененных в Осерре конскриптов, а в Осоне - испанских ветеранов. С ними шли также четверо пленных национальных гвардейцев во главе со своим капитаном. Но во время предыдущей ночевки в Сен-Флорентене этот капитан отправился ночевать к своему двоюродному брату, а наутро скрылся: брату пришлось отправляться в Тоннер в качестве пленного [581] . Делагюпьер сетует, что кто-то «не услышал», как обижали по соседству девушку, кто-то проигнорировал, как от 18 до 20 казаков пытались взломать двери дома сбежавшего сборщика налогов, а кто-то, как дочь мирового судьи мадмуазель Марье, занялся спекуляциями овсом [582] .
581
Rouyer F. Op. cit. P. 40-41. Наутро казаки повели пленных далее на Шатийон-сюр-Сен, а национальных гвардейцев вообще отпустили.
582
Ibid. Р. 39, 47.
Кто-то судачит об убитых и раненых в результате стычки в лесу у Шаурса, кто-то обсуждает слухи о конгрессе в Шатийон-сюр- Сене [583] . Оккупированный город оказался в информационной изоляции и питался слухами то о победе Наполеона, то о победе союзников. Делагюпьер вздыхает: кто-то говорит, что французы одерживают верх, австрийцы же говорят, что у них все идет хорошо. Те рассказы, которые утром казались правдой, вечером оказывались выдумкой [584] . Связи с Осерром не было, заняты соседние Шабли и (с первых дней февраля) Жуани. Со стороны Труа 2, 4, 7 и 8 февраля слышалась канонада, что весьма тревожило горожан. Вот дошла молва, что несколько дней назад, когда в коммуну Эрви вступал отряд союзников «во главе с молодым, лет 30-35, хорошо сложенным офицером», неизвестные в сердцах кинули в них несколько камней; в ответ было приказано арестовать и наказать мэра [585] .
583
Поскольку Тоннер располагается на дороге из Парижа в Шатийон-сюр- Сен, по которой каждый день перемещались курьеры, то здесь было известно об открытии Шатийонского конгресса, но без деталей.
584
Ibid. Р. 44.
585
Вредные слухи власти пытались пресекать. 10 февраля комендант Тоннера приказал арестовать мадмуазель Бланшар, «пообтесанную казаками торговку фруктами средней добродетельности», которая пустила слух, что Тоннер будет отдан на разграбление. См.: Ibid. Р. 50.