1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов
Шрифт:
Тяга к зрелищам и любопытство оказались сильнее страха. Французы не только провожали, но и встречали войска союзников. Городские валы играли роль скамеек в амфитеатре, а дорога к городским воротам - роль сцены. Самым же экзотическим и в то же время опасным, а оттого особенно притягательным, зрелищем были, безусловно, казаки.
Описания казаков занимают в повествовании Дарденна весьма значительное место: где-то он просто упоминает это олицетворение варваров, где-то подробно описывает их внешний вид, вооружение, лошадей, похороны, священников и т. д.
Описанию вюртембержцев, которые первыми из союзников вошли в Шомон, Дарденн не уделяет внимания. Другое дело - казаки, появившиеся в городе в большом количестве с переездом сюда Александра I [1620] . Помимо казаков из личного конвоя императора России и из конвоя главной квартиры генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли Дарденн мог видеть казаков, находившихся при генерал-интенданте всех действующих армий генерал-майоре Е.Ф. Канкрине (3-й Черниговский казачий полк Внутреннего ополчения по состоянию на 29 октября 1813 г. в числе 114 чел. под командованием капитана С.С. Шапошникова-Сахнова). Кроме того, под началом генерального полицмейстера всех действующих армий генерал-лейтенанта Ф.Ф. Эртеля находился 2-й полтавский казачий полк в 369 чел. (по состоянию на 29 октября 1813 г.) [1621] , 2-й и 11-й башкирские полки - «на военных дорогах» [1622] .
1620
В конвое императора Александра I, по рапорту от 25 декабря Барклая де Толли, находились Лейб-гвардии Казачий полк (три донских эскадрона) под командованием полковника И.Е. Ефремова в 316 чел. и Лейб-гвардии
1621
Под командованием полковника Лукьяновича, затем майора А.А. Дарагана. о проблемах с вооружением и обмундированием малороссийских ополченцев см.: Потрашков С.В. Малороссийское ополчение в Заграничных походах 1813-1814 гг. // Освободительные походы русской армии 1813- 1814 годов в истории России и Европы. М., 2014. С. 221.
1622
Под командованием соответственно майора Курбатова и майора Спицына. См.: Рахимов Р.Н. Башкирские конные полки. // Заграничные походы Российской армии. 1813-1815 годы. Энциклопедия. T. 1. С. 109. Лефевр де Беэн указывал, что 4 казачьих полка были приписаны к Главной квартире Барклая де Толли, 3 полка казаков обеспечивали коммуникации в тылах русской армии, а еще два башкирских полка сопровождали пленных. СМ.: Lefebvre de Behaine F.-A.-E. La campagne de France. L’invasion... Р. 327-328.
29 января Александр I появился в Шомоне, 30 января Дарденн подготовил письмо, в котором детально описал прибывших в город казаков. Он акцентирует их внешний вид: физические параметры, грубую одежду и т. п. Дарденн обращается к своему другу: «Вообразите себе людей достаточно посредственного внешнего вида, среднего роста, с бородой, как у козла, и некрасивых, как обезьяны» [1623] . Их одежда - свободное платье, напоминающее сутану священника. Некоторые из них носят высокие цилиндрические шапки, некоторые - круглые и плоские, наподобие наших овернцев; «некоторые одеты в овчинные полушубки, предохраняющие их от холода, некоторые же <...> носят на своих плечах широкий плащ из шкуры медведя. <...> в целом они были весьма оборваны» [1624] . «Все они верхом или на повозках, их лошади мне показались сильными и скороходными, так же как тощими и нескладными <...> седло высокое и позволяет хорошо обозревать со спины лошади: сюда казаки обычно и утаскивают свою добычу. <...> Они не пользуются шпорами, а понукают лошадей с помощью своего рода бича: вооружены они саблями или пиками длиной от 8 до 10 шагов, с которыми, как говорят, управляются с необычайной ловкостью. Они совершенно не имеют униформы, одежда их различных цветов, часто рваная или латаная. Казаки - настоящие канальи России. И это завоеватели Франции! До какой степени деградации мы докатились!» [1625]
1623
Dardenne Р. Op. cit. Р. 15.
1624
Steenackers F.-F. Op. cit. Р. 203.
1625
Dardenne Р. Op. cit. Р. 15-16; Steenackers F.-F. Op. cit. Р. 204; Rey M.-P. Op. cit. Р. 58.
Эта «оборванность», эти «медвежьи шкуры» способствовали формированию в сознании читателя «варварского облика» казаков, которые временами представлялись профессору больше зверьми, чем людьми или, в лучшем случае, «полулюдьми-полуживотными», «канальями, от природы склонными к воровству» [1626] .
Обитают казаки «по праву завоевания, - писал профессор, - в районе Азовского моря, на берегах античного Танаиса». Видимо, Дарденн действительно прочел кое-что в библиотеке колледжа о казаках, он старается продемонстрировать некоторую осведомленность: «Есть казаки, которые называются регулярными, они сведены в полки и менее гнусны, чем те, о которых я вам говорил, хотя принадлежат одной нации: они хоть немного соблюдают воинскую дисциплину, в то время как первые к ней совершенно неспособны и большие воры по своему призванию: склонность к грабежу - в их природе, и, когда они не могут больше грабить врага, они грабят своих офицеров и друг друга» [1627] . Дарденн описывает страсть казаков к грабежам как черту национального характера. Просто регулярные казаки более дисциплинированны, а вот у нерегулярных казаков эта страсть проявляется спонтанно и перманентно. В городе они еще сдерживают себя, опасаясь шпицрутенов, а в деревнях же ведут себя нагло и разнузданно: «...только и рассказывают об их вызывающих сожаление опустошениях и разбоях» [1628] .
1626
Это письмо обильно цитируется у Ф.Ф. Стинакера и у М.-П. Рей.
1627
Steenackers F.-F. Op.. cit. P. 204.
1628
Dardenne P. Op. cit. P. 16-17; Steenackers F.-F. Op. cit. P. 204. Цитирующие Дарденна историки никак не комментируют эти пассажи. Откуда провинциальному профессору, который казаков-то увидел первый раз в жизни 29 января 1814 г., известно, что казаки грабят своих офицеров? О ситуации в «соседних деревнях» профессор также судит по рассказам, ибо сам там не бывал.
Лично убедиться в природной наклонности казаков к грабежам у Дарденна не было времени (да и в дальнейшем у него не будет неприятностей подобного рода). Он доверился либо книгам, либо слухам [1629] . Дарденн не только описывает казаков как грабителей и насильников: он старается убедить читателя в их немотивированной жестокости, что делает их просто монстрами. В письме от 5 февраля он пишет, что жители деревень стали жертвами солдатской брутальности казаков: они не пощадили ни женщин, ни детей: «...в соседней деревне беспорядки были столь нестерпимы, что потерявшие всякую надежду крестьяне оставили ее и пошли со своими женами, детьми и скотиной, что удалось спасти от солдат, искать укрытия в соседнем лесу. Но через несколько дней так похолодало, что некоторые из них, находясь на краю гибели, осмелились вернуться к своим очагам. Однако на половине дороги они были полностью раздеты оголтелой толпой казаков, которые сопровождали грабеж самым недостойным обращением. <...> в другой деревушке беременная женщина была убита ударом русского солдата, а бросившийся ее защищать муж был избит и тяжело ранен!!» [1630] Дарденн ставит два восклицательных знака: слухи действительно возмутительные. Конечно, Дарденн сам этого ничего не видел, но рассказы о происходящих в округе беспорядках слышал.
1629
Видимо, чтобы по достоинству оценить письма Дарденна как исторический источник, не лишним было бы учитывать источники его информированности: отделить услышанное им от лично увиденного. Более оригинальны те рассказы Дарденна о казаках, где он не повторяет слухи, а выступает как очевидец, где он описывает сцены на улицах Шомона или передает беседы со своими казаками-квартирантами: в приевшийся стереотип казака добавляется изюминка личностных наблюдений.
1630
Steenackers F.-F. Op. cit. Р. 278.
Действительно, разговоры о разнообразных жестокостях и насилиях, чинимых союзниками в округе пошли в городе еще в конце января, когда в покинутый наступающей армией Шомон стали приходить крестьяне, прятавшиеся до этого от солдат союзников в лесах. В город они шли, возможно, и потому, что их оставленные в деревнях без присмотра дома были разграблены или сожжены. В городе же никто, кажется, не ставил под сомнение рассказы этих бездомных и голодных страдальцев, взывающих к милосердию и давящих на жалость.
Дарденн именует казаков «истинными солдатами грабежа», которые в любимом деле устали не знают. Он рассказывает историю какой-то женщины, которая пошла на мельницу перемолоть несколько горстей зерна: так казаки и зерно отняли, а «чтобы заставить женщину молчать, истязали ее, что, видимо, по мнению представителей этих северных орд, должно было служить ей утешением». Дарденн оговаривается, что в Шомоне три суверена со своей полицией, министрами и советниками еще предохраняли город от грабежа. Но другое дело в деревнях: «...нам угрожает самый ужасный голод и ничто не может быть в безопасности, даже сами наши жизни» [1631] . Дарденн жалуется на разорения, чинимые в пригородах Шомона: пока «русская пехота проворно дефилировала среди городских стен», «казаки развлекали себя разорением домов в фабурге», «каждый день мы видим или слышим, что несколько домов было разграблено и разрушено: это следствие солдатской распущенности» [1632] . Дарденн утрирует относительно «развлечений»: в первую очередь речь идет о домах, разрушенных оккупантами в поисках дров: оконные рамы, двери, библиотечные стеллажи, мебель (а иногда крыши и стены) служили топливом для бивуачных костров.
1631
Ibid. Р. 229.
1632
Dardenne P. Ор. cit. Р. 41-42; Steenackers F.-F. Op. cit. Р. 201; Rey М-Р. Op. cit. Р. 59.
Администрация города пыталась противодействовать этому разорению как общественных зданий, так и частных жилищ. Мэр распорядился спилить деревья на бульварах, но к разочарованию мэра оказалось, что свежеспиленным деревьям «казаки и австрийцы предпочитают для своих бивуачных костров сухие дрова» [1633] . Антрэ удалось установить, что таким образом в Шомоне пострадало около 40 жилищ [1634] .
Казаки - не просто экзотические персонажи разыгрывавшейся на глазах Дарденна французской драмы: профессору в отблесках пламени мерещилось что-то инфернальное. Он писал, что каждый бивуак имел в центре костер, выложенный вокруг одного или двух стоящих вертикально брусов, к которым были привалены более мелкие балки, стулья, двери и т. п... Огонь от костра «поднимался к солнцу как пламя холокоста. <...> Не хватало жертвы. Кто знает, не расхрабрятся ли господа Казаки до того, чтобы взять кого-нибудь из нас в качестве жертвы для полного своего удовлетворения?» [1635] В другом послании несостоявшийся священник обращается к той же теме искупительной жертвы. «Вокруг этого костра двенадцать безобразных казаков степенно курили, восседая в креслах. Так рисуют Сатану и его министров инфернального двора или помощников инквизитора при аутодафе. Не хватало только жертвы. Наши сограждане, жертвы их эксцессов, стонали, но боялись жаловаться. К кому, впрочем, могли они адресовать свои жалобы? Какой командир мог остановить это опустошение?» [1636]
1633
Steenackers F.-F. Op. cit. Р. 200; Gallois L., Retournard В., Sonrier М.-А., Voguet Е. Op. cit. P. 20.
1634
Дарденн упоминал о «двадцати домах частников». Антрэ для сравнения приводит данные по Ножан-сюр-Сену: в феврале 1814 г. здесь были разрушены 133 дома и еще 239 разорены, ущерб нанесен на сумму в 2 млн франков. В целом по департаменту Об называли 5800 так или иначе пострадавших строений. См.: Hantraye J. Pierre Dardenne et l’ecriture de la guerre... Р. 94
1635
Dardenne Р. Op. cit. Р. 41-42; Steenackers F.-F. Op. cit. Р. 201; Rey M.-P. Op. cit. Р. 59.
1636
Steenackers F.-F. Op. cit. Р. 200.
Особое внимание Дарденна привлекла церемония похорон казака по православному обряду. «Сегодня, - писал он 3 марта 1814 г., - предали земле скончавшегося от ран одного казацкого офицера». Профессор полагал, что, судя по почестям, это был один из командиров. Тело было одето в офицерский мундир и завернуто в розовый сатин, по углам гроба положили серебряные галуны, зажгли восковые свечи, двери в церковь оставались открытыми в течение нескольких часов. Затем появился, как пояснили Дарденну, «архимандрит в сопровождении другого священника или попа». Еще два священника, как писал Дарденн, участвовали в этой церемонии, «но с таким безразличным выражением лиц, как будто они занимались делом мало их интересующим». Впрочем, профессору была в диковинку даже православная манера креститься. Дарденн опять не удержался от обвинения казаков в грабежах: «Я имел любопытство наблюдать эту церемонию до конца и смешался с толпой всхлипывающих казаков, которые оплакивали останки офицера, часто сопровождавшего их и в сражении, и в грабеже», и вообще эта картина похорон ему показалась в целом «неразумной и варварской» [1637] .
1637
Dardenne Р. Op. cit. Р. 205-208. Комментарии Антрэ см.: Hantraye J. Pierre Dardenne et l'ecriture de la guerre... Р. 100. Стинакер в этом месте сделал примечание к письму Дарденна, засвидетельствовав, что он сам видел могилу справа от входа на старое Шомонское кладбище с надписью на русском языке. Посетителей информировали, что здесь покоится прах двадцатишестилетнего подполковника кавалерии Степана Бламова. Воспроизведена могильная надпись у Стинакера со многими орфографическими ошибками и опечатками, его же перевод на французский язык и комментарии ясности не только не вносят, но, напротив, кажется, все только еще больше запутывают. Во-первых, на могиле, судя по всему, указана дата смерти 27 января (старого стиля), т. е. 8 февраля по новому стилю. Стинакер в переводе указывает 27 февраля (естественно, нового стиля). Но в письме Дарденна от 3 марта указано четко: «...сегодня хоронили умершего от ран». Во-вторых, покойник указан как служащий 28-го «Остерского полка». У казаков такой нумерации и такого полка не было, а Дарденн описывал похороны именно «казацкого офицера». Может быть, у Стинакера и Дарденна речь идет о разных людях: историк видел могилу какого-то (гусарского?) подполковника Бламова, умершего 8 февраля, а мемуары Дарденна повествуют о похороненном 3 марта казаке. А может быть, все дело в трудночитаемой полустершейся надписи на могильной плите...
В 36-м письме Дарденн писал: «У меня квартирует русский офицер редкого политесу, он очень доволен тем, что живет у меня, и даже полагает, что я его слишком хорошо кормлю, угощаю слишком хорошими винами и т. д. <...> Это сын одного казачьего гетмана (hetman), который сопровождал Александра и который несколько раз меня благодарил за добро, что я сделал для его сына. Мой офицер знал только три слова по-французски и вставлял их кстати и некстати, вызывая у меня улыбку. Он звал меня “мой дорогой друг”; впрочем, как и всех других обитателей моего дома; и перед тем как произнести эти три слова, он откашливался, вздыхал, и беседа этим и заканчивалась, или же продолжалась посредством жестикуляции. Это добрейшей души военный» [1638] . В письме от 6 марта Дарденн писал: «Мой офицер имел в своем распоряжении казака, который выполнял его поручения. Вчера этот солдат принес овцу и две курицы. Офицер настойчиво мне их предлагал. Свое предложение он сопровождал повторяемым на разные лады обращением «дорогой друг» и комичной жестикуляцией. Я отказался их принять и сказал, что никогда не смогу их есть, думая, что они могли бы украдены у наших крестьян. Другой русский офицер, который присутствовал в этот момент и который немного говорил по-французски, воскликнул: “Добропорядочные французы!” Казак унес обратно свою добычу» [1639] .
1638
Steenackers F.-F. Ор. cit. P. 214. Что касается «казачьего гетмана, который сопровождал Александра I», то на первый взгляд, это мог быть М.И. Платов. Но письмо Дарденна датировано 6 марта, а М.И. Платов только 8 марта в местечке Ревиольон (или Ревильён) получил высочайшее повеление передать командование своим отрядом и прибыть к Александру I. Сын М.И. Платова полковник Платов 6-й находился в отряде отца. См.: Донское казачество... С. 537. Если Дарденн имел в виду отца и сына Платовых, то получается, что полковник Платов 6-й прибыл в Шомон ранее М.И. Платова, а тот, уже потом, отблагодарит хозяина за гостеприимство.
1639
Dardenne Р. Ор. cit. Р. 56-57. См. также: Hantraye J. Pierre Dardenne et l'ecriture de la guerre... Р. 104.