19-я жена
Шрифт:
— Ты ведь будешь жить с нами, правда? — спросила сестру Элинор.
— Я не хочу мешать мистеру Уэббу.
Элинор вскочила, пробежала через комнату и повисла у меня на руке:
— Ты не против? Не глупи, Маргарет! Уэбби никогда не против!
Мне теперь стало ясно, что я женился на легкомысленной девчонке, которая истощит мои счета и не станет слушать моих указаний. Мне стала очевидна моя ошибка: я выбрал не ту сестру! Очень скоро Элизабет и Лидия узнают об обещанной хрустальной люстре и каждая с полным правом потребует себе такую же. Мне придется провести всю оставшуюся жизнь прикованным к каретной мастерской, чтобы в этой ситуации обеспечивать положение своей
В Пейсоне Элизабет словно застыла в шоке.
— Еще одна жена?
— Не в этом дело. Они — сестры. Они будут жить вместе.
Я застал ее во дворе, за делом — она выбивала коврики, развешанные на веревке, а Энн Элиза крутилась на качелях, висевших на дереве неподалеку.
— Я не стану этого делать без твоего согласия.
— Тебя вовсе не заботит, что я об этом думаю.
— Ты ошибаешься.
Элизабет продолжала выбивать коврики.
— Это совсем не то, чего хотел от нас Господь. Он не хотел, чтобы это делалось так.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Скажи мне, и я сделаю, как ты скажешь. Ведь ты — первая миссис Уэбб, и всегда будешь первой.
— Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома.
— Так могу я жениться на этой девушке?
— Меня твои дела не интересуют.
Ее выбивалка ударила по коврику с необычайной силой, швырнув мне в лицо облако пыли. Энн Элиза хохотала над посмешищем-отцом.
— Так ты отказываешь мне в согласии на брак? Потому что, если ты отказываешь, я сразу же брошу все это дело.
— Прекрати, — сказала Элизабет. Она устало прислонилась к стене дома. На лицо ее и волосы осела пыль, и она казалась серой, седой и старой. — Это твой выбор, и мы оба понимаем это.
— Пророк говорит — это тебе решать.
— Пророк…
Впервые я слышал, чтобы Элизабет говорила о нем с такой горечью.
— Элизабет, что же мне делать?
— Женись на этой девушке. Мне все равно.
— Элизабет!
— Уезжай. Пожалуйста, уезжай!
Я попытался снова, но она вытолкала меня прочь.
Когда я вышел, Энн Элиза последовала за мной до фургона.
— Ты что, хочешь, чтобы кто-то был вместо мамы?
— Нет, нет, нет, нет, все совсем-совсем не так.
— А что тогда ты делаешь?
Я попытался объяснить, но не сумел.
— Когда-нибудь ты поймешь.
— Не думаю.
Отчуждение моей дочери до сих пор уязвляет меня. Вероятно, именно эта черта причиняла мне больше всего боли, когда я читал книгу Энн Элизы: я узнал о ненависти, которую вселил в ее юное сердце.
Маргарет приняла мое предложение. Только после того, как получил ее согласие, я сообщил об этом Элинор. Она проглотила новость с кислой миной, заявив, что я ее обманул. «Если ты думаешь, это освобождает тебя от покупки мне хрустальной люстры, то тебе надо будет еще разок хорошенько подумать! — визгливо крикнула мне она. — И я имею в виду большую, с тремя рядами». Я заверил ее, что она получит свою люстру.
В тот же вечер Пророк запечатал нас с Маргарет. Наша брачная ночь прошла в номере, находившемся в другом конце коридора от апартаментов Элинор. Теперь Маргарет стала моей, но какой ценой? Утром Маргарет переехала к Элинор. Теперь они стали сестрами-женами во всех смыслах этого термина, а я стал их шутом.
Что произошло потом и то, как это брачное безумие закончилось, могло бы служить доказательством, что Господь карает тех, кто ложно
В ту неделю, что я был погружен в свои матримониальные утехи, другие, не столь эгоистичные, мужчины продолжали усилия по спасению переселенцев, застрявших на тропе. День за днем группы людей, нагруженных припасами, покидали Грейт-Солт-Лейк. Бригам лично возглавил организационное планирование. Я так понимаю, что в его кабинете была повешена огромная карта, на которой красными точками отмечались места между Ютой и Айовой, где группы переселенцев ожидали помощи. Он вел кампанию по спасению, словно командующий битвой, и от быстроты его решений зависело спасение многих жизней. В лагере в долине Свитуотер, близ Скалистых Хребтов, десятки эмигрантов были охвачены глубочайшим отчаянием. Еда закончилась, смерть уносила одного переселенца за другим. Выжившие, сами ослабевшие до предела, тратили последние силы на то, чтобы вырыть для них общую могилу. Однако с прибытием спасателей и пищи мучения тех, кто выжил, закончились. Усилия Бригама привели наконец к спасению людей.
Подобные сцены повторялись по всей тропе. Спасатели провели экспедиции переселенцев через горы в долину Большого Соленого озера. Некоторые из них прибыли с благодарностью за спасение. Другие — в гневе за то, что они сочли предательством. Одни присоединились к сообществу Святых. Другие, восстановив здоровье и силы, уехали в Калифорнию, покинув лидера, приведшего их в такую даль. Всю осень прибывали в город группы эмигрантов. Раз или два в неделю они появлялись в устье каньона, который стали называть Эмигрантским каньоном. Они спускались с гор изможденной колонной, добредая до Храмовой площади точно так же, как та группа, которая месяц назад привела ко мне Элинор и Маргарет.
К ноябрю до Зайона добралась последняя группа. Эта группа выглядела еще более горестно, чем все предыдущие. Носы, уши и пальцы у людей почернели — они были обморожены. Матери погибших детей бесцельно бродили вокруг, руками прижимая к груди призраки своих младенцев. Сломленные страданиями мужчины плакали. Зрелище было ужасное, но этот эпизод, по крайней мере, был последним в затянувшемся фиаско с ручными повозками.
Стоя на Темпл-стрит, я смотрел, как эти последние иммигранты, ковыляя, входят в наш любимый город. Со мной была моя самая новая жена — Маргарет, которая, к счастью, никогда не проявляла столь великого интереса к своему портному, как ее сестра. Маргарет плакала над собратьями по ужасному переходу, тем более что ее собственные испытания были так свежи в ее памяти. Страшно было видеть то, как голод и лишения стерли в этих людях их индивидуальные черты. Каждый из них был похож на всех остальных: глубоко ввалившиеся глаза, втянутые щеки под выступающими скулами, губы цвета пепла. Я крепко прижал к себе жену, когда последние из прибывших проходили мимо нас. Царила полная тишина, если не считать скрипа колес ручных повозок: рыдающее железо будет звучать у меня в ушах до моих последних дней. Как и крик, прозвучавший из толпы изголодавшихся людей: