1919?й. Информационная война на Юге России

При оформлении обложки использована фотография газеты «Последние известия» (г. Харьков, 1919 год) из архива автора.

Утром 9 ноября 1933 года Иван

Алексеевич Бунин, уже будучи известным русским писателем, к тому же изгнанным, получил телеграмму от шведского переводчика Кальгрена, который спрашивал, какое гражданство у литератора. Ответ Ивана Алексеевича был просто – «русский изгнанник». В тот момент в квартире было четверо: семья Буниных, их давняя знакомая и подруга, писатель и прозаик Галина Николаевна Кузнецова и писатель Леонид Зуров (Леня). Жена писателя Вера Николаевна Муромцева-Бунина рассказывала:

«После завтрака все разошлись. Ян сел опять писать. Галя предложила кино. Он ответил неопределенно. Часа полтора писал. Погода была хмурая…

В синема все же пошли. Леня не пошел, сказав, что будет ждат&; телеграммы, и спросил, в каком (синема) они будут.

Я велела затопить ванну и около 4 ч. взяла ее. Затем легла и стала читать в ожидании, когда молодая новая наша … выгладит белье и мы с ней примемся за стирку. Перед этим я помолилась.

Звонок по телефону. Прошу Леню подойти. Через секунду он зовет меня. Беру трубку. Спрашивают: хочу ли я принять телефон из Стокгольма. Тут меня охватывает волнение, главное – говорить через тысячи километров. И когда мне снова звонят и я сквозь шум, гул, какие-то голоса, улавливаю отдельные слова: “Votre mari, priz Nobel, voudrais parler a Mr. Bounine…” [1] – то моя рука начинает ходить ходуном… Я прошу Леню взять второй «слушатель». И говорю: “Mon mari est sorti, dans une petites demi-heure il va rentrer” [2] , и мы опять оба слышим, что это из газеты, но название не удерживается в памяти, и опять отдельные слова долетают до нас из далекого Стокгольма: “votre mari”, “priz Nobel…”

Леня летит в синема. Денег не берет: «так пройду»… И я остаюсь одна, и двадцать минут проходят для меня в крайне напряженном волнении. Спускаюсь на кухню, где гладит хорошенькая свеженькая, только что вышедшая замуж женщина. Я сообщаю ей, что вот очень важное событие, может быть, случилось, но я еще не уверена. И вдруг меня охватывает беспокойство – а вдруг это кто-нибудь подшутил… И я бросаюсь к телефону и спрашиваю, правда ли, что нам звонили из Стокгольма? Со станции удивленно: «Да ведь вы не приняли его». Я начинаю вывертываться, говорить, что это была не я и я только что пришла домой, и мне сообщили, что был звонок, – это очень для нас важно. «Да, из Стокгольма». – Ну, думаю, из Стокгольма шутить не станут – дорого!» И я успокоилась, сошла в кабинет и помолилась».

Чуть позже Иван Алексеевич вернулся домой и получил поздравления от домочадцев. Он действительно не верил в то, что получил Нобелевскую премию по литературе. Через некоторое время, когда у многих уже не хватало слов, ведь все поздравления уже были сказаны, знаменитый русский писатель решил отправиться на прогулку. «Хочу побыть один», – сказал Иван Алексеевич.

Время уединения не прошло даром для писателя. Он видимо успел собраться с мыслями и принять тот факт, что он первый русский писатель, удостоенный Нобелевской премии. Он вернулся домой, но тут уже встретил «высокого шведа», профессора гимнастики, который пришел пообщаться с Иваном Алексеевичем, но сразу его дома не застал. Как раз тогда, когда профессор спрашивал о жизни писателя до революции, особенно его как шведа заинтересовала жизнь в Полтаве, Иван Алексеевич вошел в комнату. Недолго пообщавшись с гостем, он пообещал прислать ему в будущем свою фотографию и одну из книг.

После его ухода были красивые речи, звонки журналистов. «К одиннадцати часам все кончилось. Легли спать. Но едва ли вилла Бельведер хорошо спала в эту ночь. Всякий думал свои думы. Кончилась часть нашей жизни, очень тихой, бедной, но чистой и незаметной» [3] .

Спустя 86 лет после тех событий 10 ноября 2019

года пользователи социальной сети «ВКонтакте» зашли с утра в свои гаджеты. Как поражает эта особенность открывать социальные сети еще до того, как ты встал с постели. Каждый пользователь с утра мог, как всегда, посмотреть ленту новостей, прочитать очередной пост, послушать музыку или посмотреть очередной клип. Вроде бы все как всегда. Но нет. В тот день, тот, кто хотел написать очередной пост на своей персональной странице встал перед дилеммой – написать свои мысли или добавить на свою страницу фото русского писателя Ивана Алексеевича Бунина, которая предлагалась разработчиками социальной сети. Кто-то прочитал эту новость, но фотография Бунина заменилась очередным рассуждением о любви и разлуке, кто-то выложил фотографию с вечеринки, которая прошла накануне.

Лишь единицы добавили на свою страницу фотографию Ивана Алексеевича. Обидно? Нет. Просто так поступили.

Когда через три дня после этого мне довелось выступать с лекцией в Орловской публичной универсальной научной библиотеке, которая носит имя русского писателя, я посвятил это выступление Ивану Алексеевичу. Этот человек прожил долгую жизнь, видел мир, войны, изгнание. Но он никогда не терял достоинства и всегда отстаивал свои убеждения.

Эта книга, написанная на основе лекции, посвящается 86-й годовщине получения Иваном Алексеевичем Буниным Нобелевской премии по литературе.

За прошедший с тех событий век историки, общественные деятели, политики и многие другие пытались понять феномен Гражданской войны. ХХ век показал, что гражданский конфликт не явление исключительно российское, оно способно быть и на территории Африки, и Латинской Америки и в других регионах мира.

Нередки попытки сравнивать историю гражданских войн в России и США еще второй половины XIX века. Между этими конфликтами действительно много общего: и там, и там государство разделилось на несколько частей; и там, и там схожим было географическое расположение противоборствующих сторон (Север и Юг); и в той, и в другой войне образ южанина ассоциировался с представлением о чем-то, что соответствует понятию «честь», но одновременно и в том, и в другом случае – «южанин» отстаивает старые порядки, причем явно не прогрессивные.

Так или иначе, с этой точкой зрения вряд ли можно в полной мере согласиться. Гражданская война в САСШ, как тогда было принято называть Соединенные Штаты в европейском дискурсе, непохожа на аналогичный процесс в России, по крайней мере, по тому, что ценности и цели борющихся сторон были не похожи друг на друга. Идеологический же окрас соперников так же не однотипен. Все это мы не дополняем суждениями о причинах конфликтов, а также их существенными последствиями. Они с одной стороны похожи, но одновременно чрезвычайно разные.

Параллели с Французской революцией и революционными войнами в Европе гораздо более правдоподобны, по крайней мере, по тому, что Русская революция 1917 года вряд ли совершилась бы в том виде, о котором мы знаем, если бы не представление и «преклонение» русских революционеров перед французскими. Однако же преклонение революционеров одной страны перед другими предполагало определенную идеализацию образа революции, которая в одночасье могла бы дать какую-то гармонию и решение социальных проблем. Однако, как верно отмечают специалисты, эта идеализация стала возможна только благодаря французским историкам времен Реставрации во Франции (1815–1830). Именно их позиция, которая проявилась тогда в условиях желания найти себя в послереволюционном и пост-наполеоновском мире, сделала все, чтобы будущие читатели идеализировали революцию. Но когда хаос одной революции практически полностью повторил хаос и ужас другой, тогда стало ясно, что революция это не какая-то красота и упоительность в достижении цели, а реальная угроза жизни людей и государства. Поэтому не удивительно, что нередко в обществе Французскую революцию считаю «черной матерью» Русской [4] .