1924 год. Старовер
Шрифт:
«Укатил, теперь пару часов до обеда я могу подремать», – так думал я, укладывая голову на руки на своем рабочем столе, но судьба решила по-иному.
В проеме двери возник силуэт Леньки:
– Терентий Степанович приехал!
Меня словно шилом кольнули. Тело напряглось, словно для схватки. Вскочил, а мысли в голове как стая ворон мечутся: на дело старый упырь потянет или про вчерашнее что-то проведал?
Только вышел из помещения, как в лавку зашел старый уркаган.
– Здравствуйте, ребятушки, – слова мягкие, на лице улыбка прорезалась, а у самого взгляд
– Всяческого здравия вам, Терентий Степанович. Мое почтение вам, Терентий Степанович, – поздоровались мы с ним.
– Как торговлишка?
– Так уже разворачиваемся, клиентами обрастаем, – ответил Ленька, при этом кося испуганным глазом на меня.
Шустров, похоже, думал, что старый вор приехал из-за его баловства. Еще больше он испугался, когда в лавку зашел Кирьян. Скользнул по сторонам, а заодно и по нам пустым взглядом, прислонился к стенке и застыл статуей.
– Это хорошо, что покупателями обрастаем, там и прибыль пойдет, особенно если сердцем болеешь за дело, – наставительно проговорил Терентий. – Как мать, Леня?
– Спасибо, Терентий Степанович. Живем вашими благодеяниями, – тут Ленька чуть ли не поясной поклон отвесил вору.
– Вот и хорошо. Ты иди, Леня, на свое место, а нам с Егором поговорить надо.
Мы прошли на склад. Терентий опять сел за мой стол.
– Дело у меня к тебе, Егор.
– Слушаю.
– Человека навестить надо. Долг у него передо мной, надобно получить.
– Знатный бобер? – перешел я на воровской жаргон, так как играть роль старовера больше не имело смысла.
– Нет. Барыга.
– Сам по себе или под кем-то ходит?
– Был сам по себе, только теперь сомнение имеется.
– Почему я?
– Если что не так, ты чист во всех отношениях. Адрес попутал или еще что придумаешь.
– Как скажете.
Терентий бросил на меня внимательный взгляд, поднялся, потом сказал адрес, нужные слова и кличку барыги.
– Не тяни, старовер. Иди прямо сейчас, – эти слова прозвучали как приказ.
Дом барыги стоял на окраине, на берегу реки, среди таких же добротных изб, срубленных, казалось, на века. Резные наличники, добротный двухметровый забор, крыша с коньком и жестяным флюгером в виде зеленой рыбки. Все говорило о том, что в доме настоящий хозяин. Стоило мне подойти к калитке, как зло и хрипло залаял пес, потом послышались шаги, и раздался чей-то густой и неприветливый голос:
– Кого там черт несет?
– Нельзя поминать всуе антихристово отродье. Человек рожден для божьего слова.
– Чего ты там несешь, баклан? – раздалось за забором.
– У Терентия Степановича до твоего хозяина слово есть. Впусти.
– Какой такой Терентий?
– Много говоришь. Передай Додону: пришел человек от Терентия по майскому делу.
– Хм. Ладно. Передам.
Через пять минут я вошел в дом. Под ногами цветные тканые половики, на стенах тарелки расписные висят, на подоконниках горшки с цветочками стоят.
«Неужели у барыги жена есть? Не та у него профессия, чтобы женщину близко подпускать».
Хозяин дома оказался мужчиной видным, лет сорока, одетый
– Не видел я тебя раньше. Лощенок, что ли? Кликуха есть?
– Я не по этим делам, Додон. Терентий Степанович про долг велел сказать и просил передать, что сроки все вышли. Дело в мае было, а навара до сих пор нет.
– Так чего он тебя прислал, если ты не при делах?
– Это он так решил, не я, ему и знать. Так каков ответ будет?
– Хм. Передай Терентию: пускай еще недельку потерпит, а там по-любому с ним рассчитаюсь.
Я выслушал эти слова, не меняя выражения лица, хотя ни фраза, ни тон мне не понравились.
– Мне Терентий сказал забрать должок, а не выслушивать отговорки. Ложь две тысячи на стол!
Барыга набычился, сжал кулаки и шагнул ко мне. Перед собой он видел не авторитетного вора, а наглого посыльного, который при этом сам заявил, что к воровским делам никакого отношения не имеет.
– Ты кто такой, сучонок, чтобы мне грозить?!
Он приблизился ко мне, угрожающе занес кулак, а уже в следующее мгновение, получив удар локтем в челюсть, рухнул на пол. Бил я жестко, но расчетливо, чтобы не покалечить. Дал с минуту прийти в себя, потом, схватив за рубашку, вздернул его на ноги. Он еще плохо соображал, в глазах плавали муть и боль, когда я ударил его несколько раз, резко и сильно, сначала по печени, а потом в живот. Он согнулся, побагровел, пытаясь вздохнуть. С минуту наблюдал за ним, потом помог сесть на лавку. Ждал какое-то время, пока барыга, придя в себя, не прохрипел:
– За эту подлянку я с Терентия спрошу.
– Как насчет долга? – снова поинтересовался я.
Он кинул на меня бешеный взгляд, хотел матерно выругаться, но я его опередил:
– Будешь ругаться, сделаю очень больно. Обещаю.
Додон уже понял, что у этого парня слова с делом не расходятся, закрыл рот, посидев еще пять минут, потом кряхтя добрался до своего стола, долго в нем копался, считал, затем выложил на стол пачку денег. Я их пересчитал, положил в карман, потом сказал: – Вся сумма. Я пойду?
Тот еще раз обжег меня ненавидящим взглядом и кивнул головой. Развернувшись, я почти подошел к двери, как та резко распахнулась. На пороге вырос сторож:
– Додон, там Сыч к тебе рвется!
Вместо ответа барыга выдал матерную тираду. Больше ничего не успел сказать, так как, оттолкнув в сторону сторожа, через порог стремительно шагнул сам Сыч и резко остановился, стоило ему увидеть меня.
– Залетный? Ты?! Ах ты падла! Урою, сука!
Рванувшегося ко мне бандита встретил старый добрый прямой в подбородок, гарантирующий стопроцентный нокаут, и тот рухнул как подкошенный прямо на Бура, который шел за ним. Тот, не ожидавший подобного приема, растерянно отшатнулся, привалившись к притолоке, но я не дал ему опомниться, подскочив, схватил за лацканы пиджака и со всей силы ударил головой в лицо. Бандит дико заорал.