1937. Русские на Луне
Шрифт:
Он так увлекся работой, что забыл об операторе, словно и вправду оказался в космической пустоте, где бал еще больше одинок, чем пассажир потерпевшего крушение корабля, которого волны океана забирать к себе не стали, а выбросили на необитаемый остров. Там были лес, звери, насекомые, песок, на который накатываются волны, бросая к ногам, точно подарок, то экзотического вида ракушку, то отполированный водой камешек, то обломок корабля, а может, и человеческий труп — распухший и полуразложившийся, оставляя на несколько секунд, давая возможность полюбоваться этими дарами и решить — нужны они или нет, а если они не нравились и бедолага, оказавшийся на острове,
Но здесь была абсолютная пустота, несмотря на то, что под ним, под его ногами лежала вся Земля, такая маленькая, что казалось, будто на ней не найдется для него места, когда он надумает возвращаться, ведь его нога была размером с континент. Над головой висела Луна. Не больше чем футбольный мяч.
Новая антенна встала в паз. Шешель быстро затянул гайки, стал возвращаться назад. Рано он подумал, что это конец испытаний. Одна из скоб, на которую он опирался, сломалась. То ли ее плохо сделали, то ли космос подточил ее. Шешель провалился в бездну, но шланг остановил его. Панический страх, вот что должно было охватить космонавта в этой ситуации. До корабля было метра два. Шешель позволил себе повисеть в пустоте. Бог его знает, чем Шагрей зарядил ракетные двигатели, но когда Шешель включил их, то почувствовал, как из рюкзака что-то вырывается, будто он разбудил дремавшего там зверя, и сила эта потянула пилота к кораблю.
«Невесомости мы можем добиться следующим образом. Берем транспорт, скажем, не так давно разработанный фирмой Сикорского „Руслан“, поднимаемся на максимальную для него высоту, а потом выключаем все двигатели и падаем, совсем как парашютист, который выпрыгнул из аэроплана, но пока не раскрыл парашют. На борту транспорта создается невесомость. Но все проблемы в том, что продлится это состояние недолго, и чем дольше мы будем затягивать падение, тем труднее будет пилотам восстановить контроль над аэропланом. Этак им и вовсе не удастся выправить его, и тогда, простите, но мне крайне не хотелось бы присутствовать на похоронах весомой части нашей съемочной группы, в том числе и главного героя. К тому же я скорее всего окажусь на борту. Этот метод отпадает еще и потому, что довольно сложно будет разместить на транспорте космический корабль и обслуживающий персонал, как то: осветители, техники, операторы. За одно падение мы и дубля сделать не успеем. Нет. Это слишком сложно. Этот способ можно применять для тренировок, но повторюсь — состояние невесомости длится недолго. Мы пошли другим путем. Вода — вот наше спасение».
Шешель, вплывая в корабль, вспомнил эту небольшую лекцию Томчина. Тот читал ее пилоту прошлым вечером. Рядом стоял Шагрей, изредка поддакивал и кивал. Он был здесь идейным вдохновителем, но скромно предпочел, чтобы лавры все достались руководителю проекта.
— Наши предки много миллионов лет назад вышли из воды, по крайней мере, я так считаю, придерживаясь теории о естественном происхождении мира и жизни на Земле, а не той, где говорится, что все создалось в течение семи дней. А вы как?
— Предпочитаю не комментировать.
— Воля ваша. Без воды мы не сможем обойтись. А теперь господин Шагрей расскажет вам мизансцену, которую мы окрестили вот как: «небольшая поломка космического корабля». Вам предстоит ее исправить. О, не делайте такой недовольный вид. Поломка-то небольшая. Исправить ее легко. Маленький, я сказал бы, крохотный метеорит, не более песчинки, ударился о ваш корабль и срезал антенну связи. В результате вы не
— Конечно. Но что такое метеорит и почему песчинка может сломать антенну?
— Это вам тоже объяснит господин Шагрей. Это для него пара пустяков. Ему даже приятно будет, если вы вопросы ему начнете задавать, а то он все никак не может найти применение всем своим обширным познаниям. Так ли, господин Шагрей?
— Э-у-а, — вот все, что Шагрей смог выдавить из себя.
— Вот и славненько, — сказал Томчин, послушав Шагрея, — я вас покидаю. Административные дела ждут. Пока их не сделаешь, о творчестве лучше и не думать.
Шешель втиснулся в проход с трудом, будто тот меньше стал, зарос коралловыми отложениями или причина в том, что костюм пилота распух и теперь едва пролезал в отверстие.
Космический брат неверно расценил один из жестов пилота, посчитав, что взмах руки означает приглашение. Он хотел отправиться следом за Шешелем, пристроившись у него за спиной, точно пилот этого не заметит.
Шешель действительно не заметил этого и дверь закрыл прямо перед его носом, задраил герметично, как в подводной лодке. Ему нечем было угостить гостя, а водить его по кораблю не хотелось оттого, что он был слишком плохим экскурсоводом и сам почти ничего не знал.
Внутри работали камеры. Он их по-прежнему не слышал.
«Все, съемка закончена, вылезайте», — этот голос раздался у него в барабанных перепонках. В шлем вмонтировали наушники и микрофон. Томчин следил за ним, знал, что он делает, и, наверное, даже мог слышать, что он говорит. Шешель стал вспоминать, не сказал ли он что-то лишнее, пока чинил корабль. Кажется, нет. А песня, которую он напевал себе под нос, — это ничего, это не лишнее.
В дверь стучали. Звук расходился толчками и был слышен со всех сторон, как будто и стенки корабля тоже сотрясались от легких ударов. Впору было спрашивать: «Кто там?», вот только услышит его не тот, кто стучится в дверь, а Томчин. Впрочем, тот наверняка знал, кто просится к Шешелю в гости.
Он открыл дверь. На этот раз она поддалась легче Он научился с ней обращаться. В следующий раз откроет ногой или она сама отворится, как только он подплывет к ней. Но за ней никого не было, и только где-то возле поверхности он заметил ноги в ластах, а все остальные части тела находились уже в другом мире — над прозрачной пленкой, разделявшей их. Вскоре туда переместились и ноги. В воде ничего не осталось, и только круги, расходящиеся по ее поверхности, говорили, что кто-то здесь был.
Шешель оттолкнулся от корабля, всплыл легко и быстро, будто в глубину его затянуло тонущее судно, но он успел надеть спасательный круг, и вот теперь, когда притяжение гибнущего корабля ослабло, Шешеля погнало вверх, как пробку из бутылки шампанского.
Когда он всплыл, а над поверхностью вновь заколыхалась его голова, он увидел согнувшегося над краешком бассейна Томчина. Вода плескалась возле его ног. Набегали волны и отступали. Вода замочила его брюки и ботинки, но он, похоже, этого не замечал, сев на одно колено и показывая Шешелю большой палец.
Стекло в шлеме изнутри совсем запотело, а протереть его можно было разве что языком. По внешней же его стороне стекали капли, будто он оказался под дождем. Шешель видел Томчина в дымке, нечетко, прочитать по губам, что он шепчет, никак не мог. Может, связь над водой не действует?