1937. Русские на Луне
Шрифт:
Осветители отрегулировали свои приборы, чтобы у Шешеля не получалось несколько теней, а то дотошный зритель увидит это и догадается, что дело на самом деле происходит не на Луне, а на какой-то очень отдаленной планете, находящейся в системе нескольких звезд. Он встанет с кресла и закричит: «Вас обманывают! Это не Луна! Это Альдебаран!» Вот шуму-то будет. Того и гляди зрители начнут требовать назад деньги за билеты. Шешель согнул колени и подумал, что если и разогнется, то с трудом, потому что помимо костюма на плечи давил еще и прикрепленный к спине металлический
Шешель закряхтел, бросил тело вверх и немного вперед. Его подхватила какая-то сила, и он воспарил к небесам. Теперь до них точно дотянешься рукой, а при желании и звезду сорвешь. Но он промахнулся, стал опускаться, коснулся поверхности в двух метрах от начала прыжка, снова оттолкнулся, взмыл к небесам и опять не достал звезды.
Ему нравилось это ощущение полета. Вот только сколько он выдержит? Он не мог вспомнить, на каком прыжке, пятом или шестом, сила, тянувшая его к небесам, исчезла как раз в тот момент, когда он только начал плавно опускаться. Он пошел резко вниз. Луну под его ногами так быстро и неожиданно подменили на Землю, что он не успел сгруппироваться, понять даже не успел, что падает, и рухнул головой вперед, лицом зарывшись в пыль, так что она почти скрыла стекло шлема.
Он ударился о стекло подбородком, прикусил язык, почувствовал кровь на губах, а чуть позже, когда попробовал подняться, понял, что кровь течет и по лбу, собираясь на бровях. Вскоре она начнет застилать глаза. Шешель отбил колени и грудь. Дыхание перехватило, точно кто-то перекрыл трубу, по которой струился в легкие воздух. Он не мог несколько секунд вздохнуть. Когда это у него вышло, воздух он глотал маленькими порциями, потому что каждый такой глоток сопровождался колючей болью в легких, точно вместе с воздухом он проглатывал еще и несколько иголок, но они безболезненно проходили через рот и горло, а знать о себе давали только в легких.
Он встал на четвереньки, замотал головой, как собака, отряхивающая с мокрой шерсти воду. Думал, что так сумеет вытряхнуть боль. Но эффект получился обратный. Его замутило. Он закрыл глаза, а когда попробовал открыть, оказалось, что правое веко склеено чем-то липким и теплым.
Подняться на ноги ему помогли. Он не видел кто, потому что стекло шлема оказалось с внешней стороны испачкано пылью, а с внутренней — кровью. Несколько рук вцепилось в него. Вначале он чувствовал только душный приторный запах крови, потом с него сняли шлем. Он забыл о боли в легких, ухватил побольше воздуха. На этот раз он проглотил мало иголок.
— Что случилось? — хорошо, что зубы не выбил. Сейчас бы шепелявил.
— Канат оборвался, — сказал техник, освободивший Шешеля от шлема.
Гример влажной ваткой, смоченной спиртом, стирал кровь. Ссадину на лбу защипало. Даже не смотря в зеркало, Шешель знал, каким местом ударился.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался Томчин.
— Ничего. Голова немного болит. Но бывало и хуже. Гораздо хуже.
— Не сотрясение ли у вас? Проверить бы надо.
— Обойдусь.
— Что с этим делать будем? — Томчин кивнул на ссадину на лбу Шешеля.
— Заштукатурю, и не заметите, — ответил гример.
— Так. Так. Что же вы, милостивый государь, канат такой тонкий прицепили? — спросил Томчин у Шагрея.
— Я посмотрю его. Должен был выдержать вес, — задумчиво сказал Шагрей, потирая подбородок. — Может, брак подсунули? Волокно не качественное или еще что. Я посмотрю.
— Сделайте милость. А то главного героя угробим в самом начале съемок.
— А вы что, хотите угробить меня в самом их конце? — вмешался в разговор пришедший в себя Шешель.
— Боже упаси, — сказал Томчин, — я хочу приберечь вас для следующих картин.
— Марс покорять?
— Посмотрим. На сегодня, вероятно, все.
— Если бы вы жили в Средневековье — цены бы вам не было, — съязвил Шешель, обращаясь к Шагрею.
— Это отчего же?
— Инквизиторы в вас души бы не чаяли. С вашими-то талантами. Ох. Вы придумали бы такие приспособления для пыток, что признания в содеянных богохульных делах у колдунов да ведьм можно было бы легко получить. Никто не отказался бы.
— Полно вам, — сконфузился Шагрей и чуть покраснел.
— Это я шучу так. Не обижайтесь, — сказал Шешель Шагрею, потом обратился к Томчину: — Вот о чем я подумал, а не может ли наш исследователь кого-нибудь встретить на Луне?
— Селенитов, что ли? Маленьких зеленых человечков?
— Почему обязательно зеленых? Пусть будут розовые или желтые.
— На кого это вы намекаете? Нет. Желтых нельзя по политическим соображениям. Пусть будут зеленые.
— Фильм-то черно-белый. Никто цвет не различит.
— Отчего вы думаете, что он черно-белый выйдет? Есть у меня кое-какие задумки, но пока об этом рановато говорить, а вот о человечках… Что вы думаете, господин Шагрей? — подмигнул Томчин.
— Лунная поверхность хорошо изучена астрономами. На видимой ее стороне нет никаких поселений. Возможно, они окажутся на невидимой, но я в этом сомневаюсь. Вот если предположить, что живут они под поверхностью? Действительно. Почему бы и нет? Этот вариант можно обсудить. Я придумал уже, как наш герой найдет их, — Шагрей сделал многозначительную паузу, но все и так внимательно слушали его. — Наш герой при очередном прыжке пробивает лунную поверхность, которая на самом деле оказывается крышей их поселения, и проваливается внутрь. Он падает. Высота огромная.
— Ох, — простонал Шешель. Он понял, что над ним подшучивают.
«Вот выдумал-то проблем на свою голову», — подумал он и вознес взгляд к звездным небесам. С них свисал оборванный трос. «Вот как надо добираться до звезд. Найти вот такой же трос, позабытый Всевышним, и полезть по нему вверх. Времени, правда, много уйдет. Руки устать могут. Ослабеешь, разожмешь руки и грохнешься вниз. Радости от такого полета мало».
Но он отвлекся. Он хорошо помнил еще предыдущее свое падение, и ему совершенно не нравилась перспектива провалиться и в город лунных жителей, причем, скорее всего, Шагрей вновь изобретет для этого какой-нибудь особенно болезненный способ.