1982, Жанин
Шрифт:
8. Как я рад, что успел уснуть, не досочинив эпизод о состязании по достижению оргазма.Если в нем участвуют все мои героини, стоящие в ряд как перевернутые Y, и мерзкий Доктор с его лекарствами, трубкой и фенами, Макс, Страуд, Чарли, Холлис и команда официанток в узких атласных платьях со сквозными разрезами на кнопках, тогда совершенно очевидно, что этот эпизод будет финальным событием, к которому сегодня вечером устремляются все сюжеты в моей голове. Это должно произойти за секунду до последнего великого взрыва, который опустошит меня и лишит сознания. Во всяком случае, я надеюсь на это. Лишь однажды у меня хватило самообладания (помогла бессонница) свести все свои фантазии к высшей точке, и кончилось все это страшным приступом сенной лихорадки. Но в те дни наша организация была еще совсем маленькой – четыре нищих сотрудника да лачуга в горах.
Купидон, Хьюго и Большая Мамочка (одному богу известно, что свело вместе этих негодяев) совершили разбойное нападение на супермаркет, погрузились в красную машину с откидным верхом и направились в горы, собираясь залечь на дно, пока шум не утихнет. Купидон был ребенком. Хьюго пьянствовал,
9
Шотландский изобретатель, в 1926 г. продемонстрировавший прототип телевизора, сделанный из умывальника, чайной коробки, линзы и противня для печенья, на котором размещалась прожекторная лампа.
10
Детектив Дж. X. Чейза.
Однако все это не могло удовлетворить мои амбиции. Ни Купидон, ни Хьюго понятия не имели, как управлять большой организацией, так что я их сместил. Недавно я узнал, что они работают дублерами в каких-то фильмах про голубых. Я оставил только Мамочку и Жанин и нашел себе бухгалтера, сообразительного адвоката и доктора, торговавшего наркотиками и делавшего аборты в высшем свете, а также продажного начальника полиции. Это был Макс. Вместе мы воровали жен и дочерей богатых бизнесменов и устраивали с ними оргии, которые длились неделями. Эх, где теперь моя молодецкая сила? Мы добивались денег, посылая мужьям и отцам жертв фотографии их крошек в крайне печальном виде, с подробным описанием того, что будет сделано с ними, если мы не получим денег. Как правило, мы получали деньги, а потом проделывали с ними все это. В конце концов дамы выходили на свободу, но во взгляде у них теперь читался жизненный опыт, а под скромными маленькими платьями было выжжено клеймо. Они не могли узнать нас впоследствии, поскольку, развлекаясь с ними, мы завязывали им глаза или сами надевали маски, затыкали им уши или сами говорили шепотом. Последнее время я часто бываю на вечеринках у знаменитостей. Порой хозяйка дома, кинозвезда или фотомодель, на чьем лице я читаю выражение неудовлетворенности, подходит ко мне и спрашивает: «Мы не могли с вами встречаться раньше?»
И я неизменно отвечаю: «Не думаю». Позже танцуя с ней, я ласково глажу ту часть ее спины, где выжег свои инициалы. Она бледнеет, чуть не падая в обморок, но я обнимаю ее покрепче и увлекаю ее тело в сложные лабиринты танго. (Что ты несешь, ты же даже танцевать не умеешь!) Она приходит в себя и шепчет:
– О боже, так это были вы!
Я улыбаюсь и мурлыкаю в ответ:
– Докажите.
Задыхаясь, она говорит:
– Послушайте, я… Мне нужно увидеться с вами, как можно скорее, в каком-нибудь укромном месте, где угодно… пожалуйста!
– Зачем?
– Я должна кое-что сказать вам, непременно должна, неужели вы не догадываетесь, что именно?
– К сожалению, я полностью занят работой в ближайшие дни. Вы знаете, что это за работа. Позвоните мне через месяц или два, может быть, я найду для вас время.
В сороковых и пятидесятых такой ответ не был кокетством – организация стремительно развивалась.
Я поймал себя на мысли, что соревнуюсь сам с собой. Академики/бухгалтеры/ архитекторы/рекламные директора/банкиры/брокеры/бизнесмены/конгрессмены/доктора/чиновники/владельцы заводов/представители власти/главы департаментов/импресарио/судьи/журналисты/адвокаты и работники СМИ, на чьих женщин и имущество я покушаюсь, имеют такие же пристрастия, как и я сам, если только они не гомосексуалисты или не помешаны на искусстве, или еще каком-нибудь безумном увлечении. Они нажили свое состояние тяжелой работой и социальным приспособленчеством, а что толку? Немного престижа, комфорта, эпизодические выезды в Акапулько. Нельзя сказать, чтобы их жены и дети были очень довольны, а их сексуальная жизнь оставляет желать лучшего. Всем им нужно то же, что и мне, – женские влагалища, и чем больше, тем лучше, которые в любой момент готовы были бы услужить в какой угодно позе. Эти мужчины – мои братья. Если бы мы объединили усилия, мы могли бы славно поразвлечься. У нас есть деньги, и ничего не стоит создать и протолкнуть на законодательном уровне мировую сеть вполне законных веселых салонов. Тюрьмы и дома для душевнобольных переполнены сексуально неудовлетворенными женщинами, попавшими туда потому, что они были чересчур ненасытны, активны, эксцентричны и глупы, чтобы подчиняться правилам общества или искусно обходить их. Моя организация отбирает этих женщин и использует их примерно как в кино, которое Страуд показал Хельге, но главная мысль состоит в следующем: мужчины-победители чертовски славно проводят время с женщинами-побежденными. Борцы за права женщин обвиняют меня в сексуальном шовинизме. На это я отвечаю, что если женщины-профессионалки будут работать бок о бок с богатыми наследницами, разведенными и вдовами (на свете больше вдов, чем вдовцов, – мужчины умирают раньше, даже в мирное время), то у них будет достаточно власти, чтобы превратить половину мужских тюрем в фермы для разведения племенных самцов со специальными лесбийскими резервациями для тех, кто не желает
Если эти слова кажутся вам немного грубоватыми, позвольте рассказать вам о тех оригинально оформленных зданиях с белыми стенами и застекленными крышами, которые появляются поблизости от всех больших и некоторых маленьких городков и расположены обычно в лесистой местности за высоким забором с электронной системой безопасности. Женщины, которых там содержат, – не только более счастливые и здоровые, чем обитательницы тюрем и сумасшедших домов (а больше им негде быть), но и чем большинство женщин во внешнем мире. Они спят в комфортных, просторных, богато отделанных будуарах, у них прекрасные гардеробы, есть возможность употреблять легкие наркотики, загорать, пользоваться сауной и бассейном, заказывать себе любые блюда, какие только душа пожелает. Мы не собираемся раскармливать их до ожирения, при первых же симптомах применяются специальные упражнения, которые быстро возвращают им оптимальную форму. Поскольку их в десять раз больше, чем мужчин, которые приходят их навещать, лесбийские отношения между ними не возбраняются. Такие отношения вызывают очаги напряжения, которые, вкупе с их социальным прошлым, создают внутренний социальный капитал. Структура этих взаимоотношений более сложная, чем описанная мной система королев и рабынь в арабском гареме. Здесь у нас есть фаворитки, артистки, официантки и велосипедистки. Фаворитки носят все, что им заблагорассудится, артистки – то, что прикажут фаворитки, официантки – атласные платья или юбки с разрезами на кнопках, а велосипедистки – тесные джинсы, рабочие комбинезоны или короткие-короткие шорты. Фаворитки получают достаточно высокую еженедельную зарплату, артистки вознаграждаются в зависимости от степени профессионализма, официанткам платят чаевые, а велосипедистки ничего не зарабатывают. Но никто не может быть принужден быть велосипедисткой в течение более чем трех недель в году, доктор запрещает это. Понижение и повышения происходят на основе случайного выбора. Некоторые годами остаются в фаворитках, некоторым удается пройти все позиции за месяц. Деньги выдаются на руки новенькими хрустящими банкнотами. Те, что поумнее, просят менеджеров класть деньги на их банковские счета, но некоторым необходимо видеть живые деньга, пачки которых копятся с годами, – у таких в будуарах стоят сейфы, код которых известен только им. Менее рассудительные барышни порой хотят поиграть, отсюда моя идея устроить этакий волнующий покер на раздевание, так, заткнись и вернись обратно. Менее рассудительные барышни порой хотят поиграть, что дает почву для некоторой коррупции. Самонадеянные фаворитки могут невзлюбить кого-нибудь из артисток или официанток, и тогда жизнь бедняжек становится сущим адом, но они могут снискать расположение фавориток, намеренно проигрывая им в карты. Впрочем, каждая комната находится под постоянным видеонаблюдением, записывающимся на пленку, так что затянувшаяся несправедливость всегда пресекается. Есть мнение, что в небольших дозах несправедливость стимулирует общение, но избыток ее делает женщин неопрятными, унылыми и непривлекательными. Все наши дамы знают, что к моменту выхода на пенсию они обеспечат себе своими сбережениями долгую безбедную старость.
Приведу еще один любопытный факт для критиков. Наши женщины ведут не только более разнообразную сексуальную жизнь, они живут ею гораздо дольше, чем женщины во внешнем мире. Известны очень привлекательные артистки в возрасте шестидесяти лет. Не удивительно, что они покидают нас со слезами на глазах. В конце концов, неужели им было плохо здесь? Подумаешь, подневольное состояние и изредка телесные наказания. Но ведь в любой жизни бывают пасмурные дни. Поразительно, что большинство наших клиентов – мазохисты.
Я почти уверен, что, если женщины средних и высших классов получат в свое распоряжение тюрьму-ферму по разведению самцов, обитателям ее будут заказывать крайне агрессивные программы. Существует закономерность: людям с высоким положением, достигшим большого успеха в социуме, иногда хочется быть униженными в своей супружеской спальне. Одна из великих трагедий нашего времени – то, что эти люди обычно вступают в брак друг с другом. Между тем теперь уже очевидно, что я превратился из мелкого жулика в общественного благодетеля. Зонтаг, конечно, заявила бы, что сначала я был мелким жуликом, обворовывающим маленьких людей, потом стал более крупным мошенником и взялся за больших людей, а теперь присоединился к большим людям, чтобы снова обирать маленьких людей, но в больших масштабах. Не сомневаюсь, что мистер Карл Маркс согласился бы с Зонтаг, однако я не марксист. Как я скажу, так и будет.
Возможно, сейчас вы уже готовы признать меня. Будучи главой гигантского транснационального Синдиката судебных взысканий и сексуального удовлетворения, я вездесущ и непобедим. Ни одно правительство мира не выступит против меня, потому что все правительства являются членами моего комитета. Лидеры всех крупных движений владеют акциями учредителей. Если бы широкой общественности стало известно, что вся эта сеть тянется, подобно паутине, из одной точки – моего мозга, – моя жизнь оказалась бы в серьезной опасности со стороны левых экстремистов. Но никто не сможет узнать меня под маской. Люди знают меня как скромного и рассудительного шотландского электрика, который порою останавливается в небольших семейных отелях в Тилликоултри, Грэнджмаусе или Нэрне. Самые близкие агенты знают еще меньше. Для них я просто голос в телефонной трубке.
ДЗЫНЬ. ДЗЫНЬ.
Вам звонят из Йоханнесбурга.
– Слушаю.
– Агент Ноль-ПРСТ докладывает из Йоханнесбурга, сэр.
– Говорите.
– Поступила свежая партия черной патоки, сэр.
– Сколько?
– Двадцать килограммов.
– Как насчет свежести?
– Четыре десятки, четыре двадцатки, четыре тридцатки, четыре сороковых, четыре пятидесятых.
– Четыре пятидесятых, Ноль-ПРСТ?
– Они спелые, сэр.