1991: измена Родине. Кремль против СССР
Шрифт:
– Должностные полномочия вам это позволяли сделать?
– Я имел право на возбуждение уголовных дел и на отмену незаконных решений, вынесенных всеми структурами власти. Да, некоторые упрекали меня в том, что я превысил свои должностные полномочия, поскольку в соответствии с Конституцией президент СССР был фигурой неприкасаемой. Действительно, такое положение было в тогдашней Конституции. Но и только. Ни в одном законе механизм неприкосновенности раскрыт не был. Самая большая прописанная неприкосновенность была у депутатов Верховного Совета СССР. В их отношении можно было возбуждать уголовные дела без согласия Верховного Совета. А вот задерживать, проводить обыски, предъявлять обвинения и направлять дело в суд без согласия Верховного Совета было нельзя. Из подобной практики исходил и я. Я ведь только возбудил уголовное дело в отношении имеющего неприкосновенность Горбачева. И все. Если бы было проведено расследование, если бы были собраны доказательства для предъявления обвинения,
– Был шанс практически отрешить Горбачева от должности или вы осознавали, что изначально ввязались в проигрышное дело?
– В принципе орган, избравший Горбачева, в такой ситуации вполне мог бы попросить его написать заявление об уходе. Все было достаточно реально. Когда я приводил эти доводы коллегам, которые меня упрекали, они только разводили руками. Так что я ничего не нарушил. Уголовные дела об измене Родине я возбуждал, такое право у меня было.
– Основания для возбуждения такого уголовного дела у вас были весомые?
– В этом отношении со мной меньше спорили. Сейчас практически вообще не спорят. Говорят: «Илюхин, ты тогда был прав! Действительно, государство разлетелось вдребезги!» Об упомянутых решениях Госсовета… Он не имел таких полномочий. Горбачев не имел права выносить на обсуждение Госсовета такие вопросы. А он их не только выносил, но и готовил! И еще более важное обстоятельство! На тот момент уже действовал закон о порядке выхода республик из состава Советского Союза. Где был расписан весь порядок такого выхода. Прежде, чем республика решит заявить о своем желании выйти из состава СССР, в ней, по закону, должен был состояться всенародный референдум. Если по его итогам было бы установлено, что две трети жителей этой республики, имеющих право голоса, все-таки согласны на отделение, должен был устанавливаться переходный период. Протяженностью до пяти лет. В это время необходимо было решить вопросы о собственности, вопросы о территориях, вопросы о границах, гражданстве, деньгах, пенсиях и так далее… Ничего вышеперечисленного ни в одной из Прибалтийских республик сделано не было! Референдумов не было! «Саюдис» (литовское общественно-политическое движение, возглавившее в 1988–1990 гг. процесс отделения Литвы от СССР . –Авт.), понимая, что не наберет две трети голосов, подменил референдум… опросом. Но это же разные вещи! Но даже если бы референдум в той же Литве принес две трети голосов за отделение от СССР, согласно закону, необходимо было выносить этот вопрос на обсуждение в Высший законодательный орган СССР – Верховный Совет. Где и должно было бы быть принято решение о выходе республики из состава Советского Союза. И этот порядок был прекрасно известен Горбачеву, подписавшему соответствующий закон 3 апреля 1991 года. То, что тогда не были соблюдены перечисленные мной процедуры, больно аукается и до сих пор. Посмотрите, что творится с вопросами гражданства, пенсиями некоренных граждан в Прибалтике!
– Вы с кем-нибудь советовались, кого-нибудь посвящали в свои планы, возбуждая столь резонансное дело?
– Нет. Я понимал, насколько это все серьезно, и не хотел вовлекать никого из своих сотрудников. Уж если и получать шишки, то одному. Я сам напечатал постановление и сам его подписал. Учитывая, что согласно уголовно-процессуальному кодексу СССР подследственность по этой категории дел отнесена к следователям КГБ, я направил постановление Бакатину (председатель КГБ СССР 23 августа 1991 – 6 ноября 1991 . – Авт.). Другого выхода не было. Я отрицательно отношусь к Бакатину. Я его наблюдал раньше, когда мы рассматривали Карабахскую проблему, события в Закавказье. Самоуверенный, высокомерный. Не юрист, бывший секретарь обкома. Я про него всегда говорил с горьким юмором: «Если Бакатину предложили бы стать даже главным гинекологом, он бы и то согласился». Вместо профессиональных решений Бакатин занимался ломанием внутренних перегородок в тех министерствах и ведомствах, руководить которыми его назначали. Создавал иллюзию кипучей деятельности. При этом в КГБ был прекрасный следственный аппарат, который я хорошо знал. Работали блестящие специалисты. Конечно, получив мои материалы, Бакатин побежал на доклад к Горбачеву. Горбачев был в шоке. «Какой еще Илюхин, начальник Управления?!.»
– Ругался?
– Нервничал, как мне рассказывали. Кричал, орал в присутствии Бакатина. Но мне рассказывали и другое… Придя в тот день домой, Михаил Сергеевич почти весь вечер проплакал! Горбачев ведь очень мелкий человек по своим интеллектуальным данным. При этом у него большой апломб и самомнение. У Горбачева в зобу перехватывало, когда Запад называл его человеком планетарного мышления.
Так вот. Бакатин немедленно связался с Трубиным. Тот тут же дал команду: вернуть все мои материалы в Генпрокуратуру и отменить постановление о возбуждении уголовного дела в отношении Горбачева. Однако этого Бакатину было мало. Он собрал сотрудников оперативного управления, руководящий состав и доложил эту ситуацию. И добавил: «Илюхина надо наказать!» Ему отвечают: «Не за что!» Бакатин: «Накопайте!»
– Вы же наверняка предполагали, что какие-то действия в отношении вас в данной ситуации более чем реальны. Не боялись?
– Я не боялся, что будут копать. Я немного боялся за будущее своей семьи. Один из начальников управления возразил Бакатину: «В отношении Илюхина можете даже не копать, все равно ничего не найдете. Никогда вы его ничем не скомпрометируете». Но пытались!.. Я предполагал, что меня могут выгнать с работы и придется расстаться с генеральским кителем. (Так оно и произошло.) Но я не предполагал, что это произойдет так быстро. Четвертого ноября я возбудил дело, а шестого ноября был подписан приказ о моем увольнении. Я думал, что со мной хотя бы недельку повозятся.
– С какой формулировкой вас увольняли из Генпрокуратуры?
– Было записано, что я якобы нарушил положение о порядке прохождения службы в органах прокуратуры. Превысил свои полномочия. Мне приписали еще одно «деяние». В то время я параллельно возглавлял группу следователей по проверке злоупотреблений в бригаде Гдляна – Иванова в Узбекистане. Мои сотрудники принесли мне законченное уголовное дело. Я отправил его Генеральному прокурору Узбекистана для утверждения обвинительного заключения в отношении Гдляна – Иванова. Все доказательства там были налицо. Мне же вменили в вину, что эти действия я не согласовал с Генеральным прокурором СССР. Я спрашивал: «С какой стати я должен был с ним его согласовывать? Выезжая и работая в Узбекистане, я много раз на месте возбуждал уголовные дела, ни с кем их не согласовывая, и все было в порядке». Кроме того, уволили меня еще с одним крупным нарушением. Я ведь был членом коллегии Генпрокуратуры СССР. Меня утверждал Верховный Совет СССР. Соответственно, без согласия членов коллегии уволить меня было нельзя. Но закон тогда уже не властвовал. Мне было в тот момент всего 42 года.
– По совести, не обидно было? Были весьма преуспевающим сотрудником Генпрокуратуры… Вам что – больше всех надо было, Виктор Иванович? Сами говорите, что понимали, что ваша карьера рухнет после такого поступка. Отсиделись бы в кабинетной тиши, никто вас сегодня не упрекнул бы.
– Да, в 39 лет я был уже государственным советником юстиции третьего класса. Генерал-майор. Это звание мне присвоил Громыко как Председатель Президиума Верховного Совета. В январе 1991 года Горбачев присвоил мне вторую прокурорскую звезду, и я стал советником второго класса, генерал-лейтенантом. Вы знаете, если бы я только сидел в своем кабинете и шуршал бумажками, я бы, наверное, не решился на такой поступок. Но сложилось так, что на протяжении трех лет до этого я побывал практически во всех горячих точках страны. Мне пришлось организовывать расследование событий в Фергане и Баку. Горы трупов, море слез! Помню, как генерал-полковник Тягунов, отвечавший за тот самый район Баку, говорил мне: «Виктор Иванович, я, участник войны, никогда не думал, что мне снова придется воевать и видеть убитых людей!» Я видел аэросъемки, как азербайджанцы, которых выгоняли из прилегающих к Армении районов, бежали босиком, раздетые, в горах с детьми по снегу. Первые три месяца я возглавлял следственную бригаду по тбилисским событиям. Предательство Горбачевым армии! Я был в Дубоссарах, видел первые трупы Приднестровской войны. Постоянно бывал в Прибалтике. Больше года находился в Карабахе, представляя Генеральную прокуратуру. От МВД был замминистра Николай Иванович Демидов, зампредседателя КГБ ныне покойный Пирожков был от КГБ. Когда нам там удалось стабилизировать обстановку, Горбачев неожиданно для нас ввел в Карабахе особую форму управления. Вновь взорвал ситуацию: деритесь дальше! После чего погибли сотни людей. Честно скажу, во мне все кипело! Пытался искать ответ: кто виноват, почему так происходит. Вот и нашел.
Что касается моей профессиональной судьбы… После 6 ноября 1991 года я пришел в газету «Правда» обозревателем. Проработал там три года, написав две книги. С 1993 года работаю в Госдуме. Так что я реализовался еще и на стезе законодателя. Все узловые законы, нацеленные на укрепление государственной безопасности, разработаны и приняты по инициативе комитета по безопасности Госдумы, который я возглавлял два созыва и в котором работаю сейчас. Многие нормы и статьи этих законов я писал лично. Я никогда не работал на президентов, я всегда работал на государство.
– Не сыграло ли на руку рвущемуся к власти Ельцину то, что, возбуждая уголовное дело, вы таким образом ослабляли Горбачева?
– Напротив! Я рассчитывал, что это послужит своего рода предостережением Ельцину. В своих тогдашних речах Ельцин ведь ратовал за то, чтобы на территории России было семь самостоятельных государств! Более того, Гавриил Попов и Старовойтова навязывали ему идею о том, что Россия должна состоять из 56–57 независимых территориальных субъектов! Фактически каждая область – государство. По замыслу Попова – Старовойтовой эти 56–57 субъектов должны были сначала выйти из состава России, а затем на договорной основе их следовало попросить вновь войти в федеративное государство. Представляете, что стало бы со страной? Это потом Ельцин резко отказался от своих замыслов. Однако с Ельциным я просчитался! Мое постановление в отношении Горбачева не удержало его от развала страны. Удержать Ельцина могла только железная решетка.