1991: измена Родине. Кремль против СССР
Шрифт:
– Что конкретно входило в ваши функции?
– Кремлевский полк охранял все подъезды к Кремлю. В мое время особой задачей нашего полка была также и охрана спецсектора отдельного авиационного отряда номер 235 «Аэрофлота». Проще говоря, стоянки самолетов наших высших должностных лиц. Когда в специальный сектор аэропорта «Внуково» прилетали высокопоставленные зарубежные должностные лица, там выставлялся исключительно караул Кремлевского полка. Кремлевский полк часто использовался для выполнения локальных задач безопасности на территории Кремля: охраны съездов КПСС, заседаний Верховного Совета СССР, съездов народных депутатов.
– Могла ли стотысячная толпа, нередко устраивавшая демонстрации на Манежной площади рядом с Кремлем в 1990–1991 гг., взять его штурмом?
– Думаю, что стотысячная толпа взяла бы Кремль штурмом достаточно легко. Ведь если такое количество людей полезет на стену, то у полуторатысячного кремлевского полка попросту не хватит патронов отбить такую атаку. Но это лишь буквальный ответ на ваш вопрос. Полагать, что Кремль охраняют исключительно с точки зрения массовых беспорядков и возможных нападений огромной толпы, – неверно. Организация безопасности территории Кремля ориентирована в первую очередь на реальные угрозы террористического характера в отношении первых лиц государства, а также на охрану их от возможных покушений всякого рода сумасшедших.
– Что делалось в СССР для пресечения массовых беспорядков?
– Для пресечения массовых беспорядков, которые теоретически могли бы случиться в непосредственной близости с Кремлем, во времена СССР было организовано взаимодействие Кремлевского полка с подразделениями милиции, в том числе и с дивизией имени Дзержинского. Кроме того, во времена 9-го Управления КГБ СССР в Теплом Стане дислоцировалась – да и сейчас дислоцируется, только под другим названием – так называемая отдельная бригада специального назначения, которая напрямую подчиняется Генеральному штабу Министерства обороны. Вот как раз эта бригада и предназначалась для возможных войсковых операций против толпы. Кстати, в августе 1991 года именно эта бригада специального назначения – а не Таманская и Кантемировская, как принято думать – вошла в центр Москвы и взяла под охрану Кремль и Белый дом. Так что, в принципе, безопасность Кремля со всех точек зрения, конечно же, обеспечивается очень надежно.
– Как влияло на работу вашей структуры госбезопасности противостояние Горбачева и Ельцина?
– На исходе Советского Союза безопасность первых лиц союзного руководства осуществляло, как уже упоминалось, 9-е Управление КГБ СССР, а безопасность руководства РСФСР – непонятная, полувоенная организация под названием Служба безопасности президента (СБП) России, которую возглавлял Коржаков. Между руководителем «девятки» Плехановым и Коржаковым шло жесткое противостояние. Коржаков заявлял, что «девятка» мешает ему работать. Когда Ельцин въехал в Кремль, это противостояние спецслужб перешло уже на личностный уровень. Многие старшие руководители бывшего 9-го Управления КГБ – и в этом трудно согласиться с Коржаковым – были попросту уволены из органов. На их место поспешно брали людей, которые ни к КГБ, ни к «девятке» не имели никакого отношения. То же самое происходило и на уровне охранников. Ведь СБП занималась охраной только Ельцина, а когда тот встал у власти, естественно, потребовалась профессиональная охрана и остальным российским высшим должностным лицам, которую и поручили ГУО (впоследствии – Федеральная служба охраны (ФСО) . – Авт.).
При Ельцине штат ФСО был значительно увеличен. Но вызвано это было исключительно характером ведомственного дележа той поры. Делили ведь не только объекты, но и штаты. К примеру, группа «Альфа» перешла в ведение ФСО, а затем ее опять вернули в ФСБ, создав центр специального назначения. Эта ведомственная чехарда длилась два-три года. Но охрана с советских министров и членов Политбюро КПСС была снята сразу же после отставки Горбачева и тут же назначена новым политическим деятелям России.
– Претерпела ли изменения работа, связанная с охраной госдеятелей, после распада СССР?
– Конечно, в Советском Союзе опасности для жизни и здоровья первых лиц государства было меньше. И власть была посильнее, и угроз подобных нынешним не было. О терроризме тогда ведь никто и не слышал. А тут вдруг появилась открытая информация о жизни и быте лидеров государства. Кроме того, радикальные экономические реформы, повлекшие за собой демонстрации, забастовки, сильно увеличили угрозу для жизни и здоровья руководителей России. Но на их безопасности это никак не отражалось. Сложившаяся еще в советские времена система охраны первых людей страны по-прежнему работала слаженно и надежно.
Москва, июль 2009 г.
Аркадий Мурашов
Мурашов Аркадий Николаевич – член Политсовета Московского областного регионального отделения партии «Союз правых сил». Родился 2 декабря 1957 году в городе Жагань (Польша). Экс-сотрудник Института высоких температур АН СССР. Бывший ответственный секретарь Межрегиональной депутатской группы в 1989–1991 гг. В 1991–1992 гг. – руководитель ГУВД г. Москвы.
– Почему мэр Москвы Гавриил Попов именно вас, сугубо штатского человека, назначил на должность руководителя столичного ГУВД сразу после ГКЧП?
– Такая идея пришла Гавриилу Харитоновичу, видимо, во время августовских событий 1991 года. Быть может, она у него была и раньше, но, по крайней мере, в разговорах со мной он ссылался на то, что в те непростые дни московская милиция стала неуправляемой. Должен сказать, что к августу 1991 года вся российская милиция – за исключением внутренних войск Москвы и Ленинграда – уже не подчинялась министру внутренних дел СССР Пуго, а перешла в полное подчинение руководителю МВД РСФСР Баранникову. При этом столичное ГУВД, которое формально являлось структурой двойного подчинения – союзной власти и мэрии, заняло выжидательную позицию: ни во что не вмешивалось, ждало, чья же возьмет. Попов, который к этому моменту работал мэром Москвы уже больше года, был страшно разозлен этой ситуацией, и, я думаю, именно тогда ему и пришла идея поставить во главе столичной милиции преданного и верного ему человека. Попову нужен был стопроцентный контроль за тем, что происходит в московском ГУВД и других силовых структурах, еще и потому, что как раз в августе 1991 года была запрещена деятельность КПСС, партийные ячейки которой в силовых структурах традиционно считались ее идеологическим оплотом.
Первым из задуманных Поповым кадровых перестановок состоялось назначение на должность руководителя столичного ФСБ моего хорошего товарища и помощника Гавриила Харитоновича – Жени Севастьянова; чуть позже, в середине сентября 1991 года, дошла очередь и до меня. С Женей мы оба были физики, вышли из одной академии наук: он – геофизик, работал в Институте геофизики земли, а я – плазменный физик, трудился в Институте высоких температур. В конце 1980-х, когда Попов был фактическим руководителем Межрегиональной депутатской группы, я являлся одним из ближайших его соратников – ответственным секретарем этой группы. К моменту моего назначения в ГУВД мы с Гавриилом Харитоновичем уже работали несколько лет в абсолютно тесной связке с очень высокой степенью взаимопонимания. Поэтому нет ничего удивительного, что, когда Попов решал вопрос, на кого он сможет опереться в ГУВД Москвы, он выбрал меня, за которым действительно впоследствии чувствовал себя как за каменной стеной.
– Само по себе ваше назначение ведь не означало автоматического подчинения всего кадрового состава?
– Силовые структуры есть силовые структуры, там есть устав, присяга, люди носят погоны… Тогда эти профессиональные инстинкты еще не были потеряны, но в то же время – время разгара перестройки и реформ – эти структуры уже отчасти были пропитаны демократическими веяниями. Да, когда было объявлено о моем назначении, милиционеры поначалу устроили мне обструкцию, которая заключалась в том, что они начали везде ходить и на меня жаловаться. Гавриилу Харитоновичу даже пришлось провести по этому поводу специальное мероприятие. Он собрал всех 33 начальников московских РУВД, представил меня им. У нас возникла своего рода возможность выяснения отношений: они могли предъявить свои претензии мне прямо в глаза. Но смелым оказался только один бойкий полковник по фамилии Никитин, по-моему, из Ждановского или Люблинского РУВД: «Зачем вы назначаете на эту должность человека, который в работе милиции ничего не понимает?!» Все остальные трусливо молчали. Кстати, позже, когда весь высший начсостав был выведен за штат и я по новой назначал себе заместителей, то я в первую очередь вспомнил именно о полковнике Никитине и сделал его своим первым замом. Согласился он, между прочим, совершенно спокойно, невзирая на то, что еще недавно говорил обо мне критические вещи. Тем не менее назначение это, как показало время, оказалось неудачным, меньше чем через год с Никитиным пришлось со скандалом расстаться.