Шрифт:
– Нет. Внуков, и точка! Только вот невместно среднему жениться поперед старшего.
Переведя взгляд на своего первенца, Иоанн Васильевич вздохнул: его гордость, надежда и опора во всем - и в то же время скрытый укор и боль. Говорят, что иные дети походят не столько на отцов, сколько на дедов - в отношении Дмитрия эта примета оправдалась более чем полностью. Нет, облик у него был вполне родительский, вобравший самые лучшие черты - а вот хитроумный разум и тяжелый нрав государь-наследник унаследовал скорее от своего прадеда Иоанна Третьего, которого иные злоязыкие современники сравнивали с пауком в человечьем обличье. Вот уж кто умел и любил оборачивать все к своей пользе и выгоде - даже вечные раздоры меж боярскими
– М-да.
Иоанн Васильевич вспомнил, с какой натугой, через какую кровь и пот он брал Казань - и криво усмехнулся. То обозники Большого Наряда осадные жерла под лед спустят, то коннице осенняя распутица помешает, или вовсе местничество среди князей-бояр начнется... Наверняка у Митрия все бы вышло по иному: ровно, спокойно, и без какого-либо надрыва. А вздумавшие своевольничать и тянуть время воеводы померли бы от "маеты животом", или оказались виноваты во всем, включая плохую погоду или наоборот - слишком яркое солнышко. Собственно, и он сам нынешний, повел бы войну за покорение Казанского царства совсем по-другому. Но это сейчас, разменяв четвертый десяток лет, набравшись опыта и знаний, и имея крепкий тыл и верных воевод. В сравнении с собой же, но пятнадцатилетним - словно небо и земля!
– А Митька, пожалуй, и в свои тринадцать лет такую войну бы потянул.
Вздохнув еще раз, Великий государь всея Руси помрачнел, припомнив, какую цену заплатил первенец за свой светлый разум. Та самая боль и укор - не уберег он сына, не было у того ни детства, ни беззаботных увеселений. И дружков-приятелей по забавам отроческим тоже не было - лишь в кругу семьи Димитрий был живым и непосредственным, лишь с ним, братьями и сестрой охотно смеялся и шутил. Для остальных же... Для них у государя-наследника было много разных масок, на любой вкус и обстоятельства - и не все они были безопасными для "зрителей".
– Гм. Устроить что ли царские смотрины невест?
Обдумав столь заманчивую идею со всех сторон, мужчина довольно заулыбался.
– Как раз архипастырь Филипп давеча намекал, что траур мой по Марье подзатянулся. Объявить смотрины для меня, девок красивых да разных побольше нагнать - а там, глядишь, с Божией помощью и для Митьки с Ванькой супружницы найдутся!
Встав и покружив по Кабинету, нестарый еще Рюрикович довольно прищелкнул пальцами, хваля самого себя за столь хорошую идею. Задумался, машинально оглаживая бороду:
– Интересно, а что на сей счет говорят звезды?
Похмыкав в сомнениях, он все же вытянул с книжной полки толстенный том "Зиджи джадиди Гурагани" Улугбека - каталог звездного неба, переведенный с фарси на русский язык толмачами Посольского приказа, и затем размноженный на Печатном дворе аж до полусотни штук. Добавил сверху "Эфемериды" Региомонтана , едва не уронив их себе на ногу. Бухнул все это на стол, и вооружившись парой чертилок и стопкой листов бумаги, предвкушающее потер ладони:
– Полюбопытствуем...
Эпилог
Мало кто знал, но иногда могучего Борея, грозного и всевластного владыку белых пустошей Арктиды, неутомимого и необоримого погонщика туч... И прочая, и прочая и прочая! Так вот, временами его одолевала скука. Не так, чтобы очень часто, все же дел у северного ветра более чем хватало - но иногда он все же позволял себе ненадолго отвлечься и навестить какой-нибудь людской город ради немудреных забав и развлечений. Если был день, то от души потешался, щипая прохожих за нос и щеки, или бросаясь горстями колючего снега. Если же была ночь, то выл басовитым голосом в дымоходы и печные трубы, наслаждаясь страхом людишек. Еще ему нравилось тоненько посвистывать сквозь щели и неплотно прикрытые двери, притворяясь слабым и безобидным ветерком - вот только мало кто из двуногих муравьев попадался на эту хитрую уловку. Увы!..
– Доброе утречко, пан Николай.
По причине студеной зимы вообще, и раннего времени в частности, прохожих на узких улочках Вильно было откровенно мало - и посему Борей поневоле заинтересовался суетой во дворе Большого Дворца. Легонько подул, нагоняя стужи, затем дохнул посильнее, и удивленно замер: дворня от его дыхания лишь ежилась да куталась в шубы поплотнее, но прекращать свои занятия даже и не думала! Наглость, конечно - но наглость любопытная...
– Доброе ли, пан Григорий?
Двое вельмож, коих весьма срочно (и без малейшего объяснения причин) призвал к себе государь Димитрий Иоаннович, одновременно покосились на сопровождающих их постельничих сторожей - чьи невозмутимые лица навевали на магнатов самые разные предположения. Впрочем, не особенно тревожные: к примеру, канцлер Радзивилл уж точно не ждал для себя ничего дурного, и имел для этой своей уверенности сразу две причины. Молодые, красивые, во всем послушные родительской воле... Пожалуй, только самый ленивый шляхтич еще не успел почесать язык насчет того, кто именно из дочек Николая Рыжего примерит на себя одеяния и венец Великой княгини. Младшенькая Анна-Магдалина, или старшая и более спокойная София-Агнешка?.. Одни только юные паненки (и их почтенные матери) были едины в своей ненависти к более удачливым соперницам, улыбаясь им в глаза и шипя за спиной всякие гадости...
– Стой.
Великий гетман Литовский Григорий Ходкевич тоже не изводил себя пустыми догадками, но совсем по другой причине: он просто не видел за собой или своими родичами никакой вины. А раз так, то чего ему бояться?
– Забрать!
Перед самыми великокняжескими покоями магнатов остановил Михаил Салтыков, и вот тут-то самообладание и дало первую трещину - потому что с их поясов бесцеремонно сдернули короткие клинки и быстро огладили-обыскали на предмет укрытой в одеяниях стали. Но не успели они возмутиться столь наглым попранием чести и достоинства, как вельмож просто-напросто впихнули в Кабинет - где их и встретил весьма неласковый взгляд восемнадцатилетнего монарха:
– Рад вас видеть.
Позабыв о всех своих обидах, ранние посетители уставились на ладони и запястья своего государя, ошеломленно разглядывая испятнавшие их уродливые красные пятна. Затем их внимание перекочевало на черные шелковые перчатки, лежащие на малом блюде посередь стола. Через некоторое время взгляды, в которых уже начала светиться страшная догадка, вновь перешли на руки, пораженные странными ожогами.
– Господин мой, готово!!!
Буквально ворвавшаяся в Кабинет верховая челядинка Леонила подлетела к своему повелителю, упала перед ним на колени и принялась спешно, и вместе с тем очень бережно покрывать уродливые пятна жирной мазью ярко-оранжевого цвета. Тем временем в дверь втолкнули новых посетителей...