Шрифт:
Швырнув грамотку себе под ноги, правитель Руси отыскал взглядом главу Сыскного приказа и прорычал:
– Делай что должно, Малюта!
Проводив гневного царя наипочтительнейшими поклонами, думцы моментально окружили Ивана Бельского, первым добравшегося до короткого послания главного порубежного воеводы Руси, князя Михаила Воротынского:
– Вор и крамольник Андрейка Курбский, нагло покрав часть казны, что на устроение Воронежа и иных порубежных городков полагалась... Во время объезда Дикого поля с малым отрядцем своих боевых холопов и подручников - бежал!?! Посланные вдогон
Дочитав последние строчки, Иван Бельский и сам не сдержал чувств:
– Ах ты погань, к Девлет-Гирею подался!!!
Услышав такое, именитые вельможи на пару мгновений просто онемели: царев ближник, не раз и не два доказавший свою верность и удачу воинскую на службе Великому государю - и предал?
– Он же весь Пояс Пресвятой Богородицы как пять своих пальцев ведает! Все переправы через Оку, все места слабые...
– Как ловко верным прикидывался, а?
– Вот же ирод, жену с сыном на расправу и поругание бросил!
Тем временем правитель Северо-Восточной Руси шагал по переходам Теремного дворца, равнодушно отмечая, как все разбегаются с его пути. Вытягивается и каменеет живыми истуканами стража, скользят неслышными тенями ближние слуги - только бы не привлечь к себе внимание, только бы не попасть под полыхающий гневом взор грозного властителя!
– Все вон!!!
Стольники и ближники, сунувшиеся было вслед за ним в царские покои, словно стайка мелких рыбок брызнули в разные стороны. Появилась и завела свой хоровод четверка особо доверенных верховых челядинов, избавляя царственного господина от тяжести регалий и одеяний Большого наряда...
– Пока сам не призову - никого ко мне не допускать.
Оставшись в одиночестве, мужчина длинно выдохнул, чуть подумал, и пошел искать душевный покой перед ликами знакомых с детства семейных икон. Ибо несмотря на видимый всем гнев - на душе у него была всего лишь печаль и самую чуточку тоска. Сколько он знал князя Андрея? Почитай, полжизни. Приблизил к себе, впустил в самое сердце - и даже самые потаенные помыслы доверил. Другом считал! Одним из тех, на кого уж точно можно было положиться во всем, в войне ли, в политике.
– Господи, укрепи веру мою...
Обретя искомый покой за привычной молитвой, Великий государь сменил Крестовую на Кабинет, где первым же делом достал из стального хранилища тайную переписку русского князя и воеводы Курбского и тогда еще гетмана великого литовского Радзивилла Рыжего. Ныне, будучи канцлером Литвы, пан Николай всерьез рассчитывал устроить брак одной из своих дочерей с Великим князем Димитрием Иоанновичем - и будучи окрылен такой более чем реальной перспективой, без тени сожалений раскрыл будущему зятю родовитого предателя.
– Ведь все ему дал, из стольников в главные воеводы возвысил!
Вот тогда, когда все вскрылось, и полыхал Иоанн Васильевич гневом - ослепляющим и обжигающим... Год назад. Ко дню же нынешнему все уже давно прогорело, и даже угольков не осталось. В конце концов, все, что ни делается - к лучшему, не так ли? Так что и эта измена принесет не вред, но одну лишь пользу Русскому царству.
– Тьфу, Иудино семя!..
Сплюнув прямо на ковер, царь зашвырнул грамотки обратно в сейф, достав взамен последнее письмо от старшего сына. Внимательно его перечитал, затем извлек с одной из полок хранилища пухлый бумажный пакет, оказавшийся чем-то вроде большой карты, сложенной в несколько раз. Развернул, накрыв этой "простыней" всю немаленькую столешницу, осмотрел разноцветное переплетение линий и табличек, стрелочек и кружочков, складывающихся в довольно-таки сложную схему...
– Угум.
Подхватив красную чертилку с остро отточенным грифелем, Иоанн Васильевич парой движений вычеркнул несколько магнатских родов из таблички "Отписать имения в казну и изгнать в Польшу". После чего тут же вписал их в другую рамочку, озаглавленную очень доходчиво и лаконично:
"Казнить".
Недобро улыбнувшись, сорокалетний Рюрикович нежно погладил бумажную гладь - единственное вещественное доказательство его с сыном тайных замыслов, направленных как против внешних, так и против внутренних врагов Руси. Если уж русские князья-бояре да литовская шляхта с магнатерией частенько позволяют себе своевольничать - и даже прямо злоумышлять против своих правителей. Почему бы и царской семье не ответить им ровно тем же?
– Власти хотели? Получите, и не жалуйтесь!
И в самом деле, "по милосердию сердца своего, и желая мира и любви", Великий государь поделился со своими слугами верными толикой власти - и теперь в основном именно Боярская дума решала, кто из родовитых сядет наместником в тот или иной город. Решала - и сама отвечала за результат. Чей-то выдвиженец проворовался, или исполнял службу спустя рукава? Ну, казнить его никто, положим, не станет - но все растраты и потери, образовавшиеся из-за небрежения управительским долгом, заставят возместить. А уж подьячие и дознаватели так исчислят и подсчитают ущерб горожанам и государевой казне, что мало никому не покажется! Ни самому родовитому мздоимцу, ни его высокому покровителю в Боярской думе.
– Псы, лишь власти алкающие!
Надо сказать, что пока думцы своего правителя только радовали. Умело и с большой выдумкой подставляли друг друга, неустанно подсиживали, следили и доносили, составляли одни временные союзы и тут же перебегали в другие... Красота! Правда, были в Думе и другие. Те, для кого воля царская была важнее исконных вольностей и привилегий. Те, кто был верным престолу Московскому не на словах, а на деле! Голова Сыскного приказа Скуратов-Бельский, отец и сын Басмановы, князья Мстиславский и Хворостинин, посольский дьяк Щелкалов со своим братом Васькой, боярин и князь Скопин-Шуйский, большая часть окольничих - и все без исключения думные дворяне.
– Ничего, с Божией помощью мы всех крамольников да татей именитых... К ногтю!
Бережно свернув и поместив весточку от сына и склейку обратно на полку хранилища, Иоанн Васильевич потер лицо. А затем и вовсе откинулся на спинку давно уже ставшего любимым стула. Огладил аккуратную бородку, вздохнул и уперся взглядом в большой семейный портрет, остановившись на младшеньком.
– Ишь! Еще недавно совсем мальцом был, шепелявил смешно и глазенками забавно лупал - а каким разумником да искусником вырос!..