2 наверху
Шрифт:
– Я вам заплачу, – добавила девушка.
– Заплатите, конечно, – он кивнул. – По стандартной таксе, за каждое занятие. Цену узнавали?
– Да, в абитуре все всё знают. Когда можно будет начать?
– Когда… – Панин на мгновение задумался. – Да хоть завтра.
– А сегодня – нельзя?
– Сегодня… – он потер лоб.
Усталость вдавливала в кресло.
Когда занятие было обусловлено заранее, он умел настраивать себя на долгую работу, а сегодня напрягаться не хотелось.
– Куда гнать? Раньше начнем – раньше забудется. Завтра. Приходите часов в пять. Заниматься будем два академических часа, то есть до полседьмого… Возьмите тетрадку и ручку, остальное есть у меня. Понятно?
– Понятно, – ответила Настя, не двигаясь с места.
– Что-то еще? – спросил он.
– Да нет, ничего… Конфеты вот в холодильник положьте, а то они подтаяли.
– Конфеты? Ах да, конфеты… Напрасно вы тратились, я вам ничего хорошего еще не сделал.
Панин понял, что начал повторяться.
– Мне эта ваша… Галина Сергеевна сказала, что вы сладкое любите, я вот и решила…
– Люблю, да, – признался он. – И…
В гостиной повисла тишина.
Компьютер давно загрузился, тихонько гудел, на мониторе стояла умиротворяющая картинка – лиловый закат над лесом и облака, отражающиеся в зеркальной глади озера, на берегу которого стоял огромный дом, где жили невидимые счастливые люди.
Закату предстояло упасть, пока тянулся летний вечер.
Девушку стоило проводить до двери, а самому наконец выпить водки, раздеться и лечь на диван.
И остаться в спокойном одиночестве.
–…И раз уж вы сюда ехали, как вышло только для разговора, – продолжил кто-то за него. – И раз еще и гостинец принесли, то… То как вы относитесь к тому, чтобы выпить кофе? С вашими конфетами?
– Я кофе вообще-то не пью. То есть не пила никогда. У нас дома кофе не водится. Если чаю разве.
– Ну чаю так чаю. Идемте на кухню, а тут включим кондиционер.
– А жена ваша не вернется, нас не застукает?
Девчонкин голос звучал спокойно, Панин не сразу сообразил, о чем идет речь: мысли текли по другому руслу, вились около экзаменов и последних летних заработков.
– Жена не вернется, – не сразу ответил он.
Девушка молчала выжидающе.
– Не вернется, потому что ее нет. Не было никогда и не будет. Так что идемте пить кофе и чай, нам ничто не грозит.
3
Восьмиметровая Панинская кухня была заполнена ароматами кофе – на «народного», а антинародного: он покупал себе марки не ниже, чем «Эгоист».
Настя сидела у окна, закинув ногу на ногу.
Узкие коленки сияли одно над другим, узкая ступня, заканчивающаяся черным колготочным носочком, покачивалась в воздухе.
Гостья не пыталась вызвать отклик, просто ей так было удобно.
А Панин смотрел на нее не как на существо женского пола, а как на школьницу, попавшую в трудную ситуацию.
К студентам вообще он относился по-отцовски, а уж к этой испытывал только сочувствие и желание помочь.
Девчонка трещала, как сорока – рассказывала, как из рук вон плохо учили в деревенской школе, вспоминала недолгих подружек-абитуриенток, строила предположения о разнице требований между дневным и заочным отделениями, болтала о чем-то еще.
Витая в своих мыслях, попивая крепчайший кофе, Панин слушал вполуха, воспринимал через слово, но ощущал рядом с ней какой-то необъяснимый, спокойный уют.
– Еще будете? – оборвав поток слов, спросила Коровкина. – Насыпайте, я вам налью!
– Валяйте, – разрешил Панин.
Его забавляло, что девчонка ведет себя так, словно это он пришел к ней в гости, а не наоборот.
– Люблю когда за мной ухаживают.
– Например, ваша Галина Сергеевна?
Настя поставила ноги ровно, чисто женским движением натянула подол платья, украшенный красным орнаментом.
– Что вам далась моя Галина Сергеевна? – он вздохнул. – Она-то тут при чем?
Истинная женщина всегда была проницательной, но в малолетней абитуриентке это удивляло.
– Нипричем, – ответила она. – Проехали. Пьем дальше ваш кофе.
– Пьем. Только, пожалуйста, чайник включите еще раз, кофе должен быть кипящим.
– Хорошо, учту на будущее.
Панин усмехнулся, подумав о несуществующем «будущем».
Чайник стоял в углу на тумбочке рядом с тостером под консолью, на которой висела микроволновая печь.
Встав со стула, Настя шагнула туда.
Ее движения были грациозными.
Она совершенно не походила на приземистых девок с короткопалыми грубыми руками, которые приезжали учиться из деревень.
Подумав о том, он сказал – не подбивая клинья, а просто, как человек человеку:
– Послушайте, гражданка Коровкина… Вы вот тут деревню раз двадцать упомянули, но я гляжу – в вас деревенского только и есть, что здоровый цвет лица. Ну…
Включая чайник, Настя повернулась спиной.
Ноги у нее были очень красивыми, соразмерными и гладкими, и тоже не казались деревенскими.
–…Ну, еще из одежды кое-что, – он по-доброму усмехнулся. – Откуда вы такие взялись?
Девушка вернулась к столу, наклонилась насыпать ему кофе.
Не успев отвести глаза, Панин невольно увидел все, что пряталось в вырезе ненового платья.
Настины грудки не могли идти в сравнении с Гагатькиными.
Они были скромными, росли на расстоянии друг от друга. Бархатистая мякоть уходила в чашечки черного бюстгальтера, шершавая ложбинка между ними выглядела наивной.