2000 № 9
Шрифт:
На всякий случай. Это был, можно сказать, главный религиозный постулат человечества, почти отпустившего машины на волю, но пока что еще изо всех сил сопротивлявшегося своему полному вытеснению из жизни. На всякий случай, например, любой вегикл, в том числе и грузовоз, подобный прибывшему на Париж-сто, оснащался пилотом, который многое умел, но фактически ничего не делал; во время полета ему оставалось лишь давать бессчетные подтверждения в ответ на запросы бортового интеллектора. Довольно часто, особенно когда нужно было действовать быстро, пилот, чувствующий себя идиотом, единственно из желания противоречить, разрешения
Системами на всякий случай оснащалось буквально все, и поскольку они изначально были лишены всякого смысла, то порой доходило совсем уже до идиотизма; так, на некоторых периферийных планетах, системами НВС оснащались уже совсем неинтеллектуальные устройства типа городских такси или коммутаторной кабель-машины, которая и говорить-то не может; а уж магазины имели служащих в количествах просто неприличных.
Еще одним отличалась от прочих дверь стопарижского Баррака - венчала ее полукруглая надпись «Добро пожаловать, идиот!», творчество анонимного философа, убравшегося с плантации еще до того, как там появился Мэллар.
– Может быть, из-за этой надписи мне так не хочется туда заходить?
– пробормотал Пилот. Мысль ему понравилась, хотя в ней что-то было не то, и он ее усложнил.
Дверь - это символ, глубокомысленно сообщил он себе, трижды моргнув в подтверждение длинными, почти женскими, белесыми ресницами.
– Это символ преграды между известным прошлым, уже принятым настоящим, с которым хочешь не хочешь, а приходится смиряться, и неизвестным будущим, которое несет с собой неизвестно что - чаще всего всякую мелкую дрянь, о которой и думать-то не хочется; и массивность этой двери, ее очевидная непробиваемость очень логично сочетается со способностью «растворяться». Дверь - это то, с чем ты не согласен. Это будущее. Я не хочу будущего, вот в чем штука.
– Боже! Что такое здесь творится?
– пробормотал ошеломленный Пилот.
Мэллар прислонился к стене и закрыл глаза.
– Ля Зарет, - сказал он.
Часть внутренних стен была грубо, явно вручную, выломана, и получившееся пространство почти сплошь заполнено койками, вытащенными из личных апартаментов. Пол был покрыт серыми язвами невытертой, затоптанной пыли. На койках лежали люди, вдоль проходов медленно и особенно около кого-нибудь не останавливаясь, но активно двигая коленчатыми манипуляторами и инжекторами, бродили блекло-голубые приземистые серверы - операторы Диагноста; сам же Диагност, тумба невнятной формы, имеющая более глубокий голубой колер, увенчанная сверху невыносимо человеческим лицом, стоял тут же, в дальнем углу помещения, и сострадательно наблюдал за происходящим. Лицо его метнуло на вошедших оценивающий и, как обычно для машин этого класса, чересчур эмоциональный взгляд.
Были глухие стоны, была вонь. Некоторые из пациентов повернули лица к двери и молча уставились на Пилота (он почему-то сразу понял, что это были все, кто мог повернуть шею; другие лишь двинули глазными яблоками в его сторону).
– Здр… - выдохнул ошеломленно Пилот.
Никто не ответил. Взгляды синхронно переместились к Мэллару.
Диагност в этот момент включил сложную, тревожащую музыку. «Триумф позора» Покко ди Корцио. Пилот терпеть не мог ди Корцио, но здесь его «оркестровые вихри»
– Вот, - тихо и напряженно сказал Мэллар, и камнем падающая музыка не помешала Пилоту его услышать.
– Вот теперь ты видишь, чем надо пожертвовать, чтобы увезти синакон. И можешь сам выбрать тех двоих-троих, кого возьмешь с собой.
– Им всего-то нужно, - в мэлларовском полушепоте появились просительные нотки, - всего-то, чтобы их побыстрее отвезли куда-нибудь, где есть метропольный госпиталь - мой Диагност не умеет делать пересадки скелета… - и продолжил: - А всего-то - двухнедельная, ну пусть даже месячная задержка с поставками синакона. А?
Пилот все не мог оторвать взгляда от постелей с больными. К тому же он всегда ненавидел такую музыку, но только теперь понял, почему.
– Что это?
– сказал он наконец.
– Почему это они вместе? Даже стенка разломана, чтобы вместе. Где кухня?
– Ага, - удовлетворенно сказал Мэллар.
– Ты тоже заметил. Ведь заметил? Ну признайся, что же ты? Вот к этому поближе подойди, он у нас под номером пять, имя ему Америго Беспуччио, но это не имя, а прозвище, в честь какого-то механического певца, я в них не очень-то разбираюсь…
Рот, распяленный в вечном, немом крике, застывшее, обмяклое тело, движутся только глаза да еще губы немного… Что-то ползает по нему, наподобие паука-мусоросборщика, только мельче.
– Да ты поближе подойди, теперь не страшно, он уже не укусит. Его вот этот паучок через кожу кормит. Не то что раньше. Рот у него раскрыт, видишь? И не закроется никогда, если не поможешь.
– Послушай, - сказал Пилот.
– Дьявол. Ты вот все на эмоции давишь…
– А ты сюда погляди, сюда!
– Мэллар на глазах оживал, наполнялся энергией, Пилоту показалось, что это тревожная музыка ди Корцио напитывала Мэллара, отбирая энергию у Пилота.
– Нет, ты глянь, здесь попроще случай, здесь еще челюсти не задеты. Познакомься - Инзим бао Лень Жо, русский. У него, правда, легкая форма - расхрупление костей рук и ног, да еще с ребрами неприятности, приходится держать на искусственном дыхании.
– Здравствуйте, - сказал Инзим бао Лень Жо и улыбнулся.
– Так вы нас сегодня, значит, забираете?
– Вас заберут недели через две, - сказал Пилот.
– Или три, но это максимум. Уже запрос послали. Так что…
– Как же это?
– спросил, все так же улыбаясь, Инзим бао Лень Жо.
– Выходит, вы нас убиваете?
– За вами приедут, - сказал Пилот.
– Вас вылечат. Только подождать надо. Я вообще за другим. За си…
– И какие ощущения, когда убиваешь?
– вежливо поинтересовался бао Лень Жо.
– Я имею в виду раскаяние, тайное удовольствие, ощущение могущества, злорадство, досада - что?
– Помолчи, Инзя, - вмешался Мэллар.
– Вечно ты со своим любопытством. Это личное дело господина Пилота. Будешь настаивать, он подаст на тебя в суд по обвинению в превышении. Или принижении. Господин Пилот, вы вот лучше сюда посмотрите…
Нет, правда, словно энергия Пилота к Мэллару перетекала, даже не только энергия, но и само здоровье. Мэллар приободрился, собрался, хотя и явно через силу, зато Пилот чувствовал себя плохо. «В этом аду, - сказал он себе, - совсем неудивительно, если почувствуешь себя так плохо. Но с другой стороны, - добавил он опять же себе, - я нахожусь пусть в самодельном, но все ж таки лечебном учреждении. И Диагност здесь присутствует, плохонький, конечно, но Диагност, он должен заметить болезненное состояние посетителя, должен как-то реагировать».