2000 метров над уровнем моря[= Аданешь]
Шрифт:
Небольшая частная клиника оказалась всего в трех минутах езды. Аданешь проводила нас с Наташей до приемной. Выяснив у медсестры, что врач свободно говорит на трех языках, в том числе и по-английски, она забрала у меня ключ от катера и убежала. Ждать пришлось недолго. Уже через десять минут медсестра пригласила меня в кабинет. За столом сидел молодой импозантный врач-эфиоп. Модная в то время у африканцев пышная шарообразная стрижка делала его похожим на торшер, в котором вместо лампочки светилась белоснежная улыбка. Хотя, улыбки у них тут, как я понял, почти у всех белоснежные. Я однажды поинтересовался у Аданешь, чем достигается такой эффект. Она рассказала, что традиционно эфиопы используют для чистки зубов ветви эвкалипта. Для этого выбирают молодые побеги толщиной не более сантиметра и нарезают палочки длиной эдак с пачку сигарет. С одной стороны такая палочка зачищается от коры. Теперь достаточно разжевать зубами древесину, превратив ее в жесткую щетку, и можно начинать чистить зубы. А выделяющийся при этом сок эвкалипта благотворно действует на десны. Я даже один раз сам испробовал это средство, но оно не произвело на меня особого впечатления — все-таки обыкновенная зубная щетка мне ближе.
Я попросил врача разрешить моей «племяннице», как я ее представил, посидеть в кабинете, пока он будет меня осматривать.
— Где это вас так угораздило, сэр? — удивился врач.
— В аварию попали, — соврал я.
— А почему же сразу к нам не приехали? Это ведь очень рискованно, здесь полно инфекции…
— Так это же на трассе произошло, далеко от города.
— А с вашей племянницей все в порядке? Она с вами была? — поинтересовался врач.
— Нет, она ехала в другой машине, и с ней все хорошо, — ответил я, косясь на сильно потрепанную, пыльную Наташину одежду.
Ко мне врач был немилосерден. Сначала он протер мне физиономию спиртовым раствором — жгло ужасно. Затем вколол легкое обезболивающее и стал зашивать бровь, не обращая внимания на мои ойканья и цыканья. Под конец он всадил мне укол от столбняка и, оставив лежать на кушетке, сел выписывать счет.
Сумма оказалась не слишком большая — немногим больше сотни быр. Я поблагодарил доктора, и мы с Наташей вышли в приемный покой.
— Можно мы здесь подождем нашу подругу? — спросил я у медсестры.
— Конечно, сэр, — ответила та. — Располагайтесь.
На столике лежала целая гора журналов. Наташа сразу отыскала что-то из мира моды и стала разглядывать картинки. Я последовал ее примеру, с той только разницей, что нас привлекали разные объекты: если Наташу интересовала женская одежда, то я все больше разглядывал тех, кто в нее был облачен.
Прошло не более пятнадцати минут, как в клинику вбежала Аданешь. Она тяжело дышала, если бы не причудливая африканская прическа, которой не страшны ни дождь, ни ветер, она, наверное, была бы еще и растрепанной.
— Все? — тяжело дыша, спросила она.
— Все, — эхом отозвался я.
— Девочек я пристроила, — быстро проговорила Аданешь, тревожно поглядывая на дверь. — Полиция о них позаботится, в этом я уверена. Хотя эритрейцы не очень любят амхарцев, а все девочки амхарки, из Аддис-Абебы. Но в отношении к детям все одинаково заботливы.
— Ага, — сказал я, — особенно Берхану, или Мехрет.
— Они — скоты. К тому же Берхану, как это не странно, амхарец, а Мехрет вообще афарец.
— Ладно, оставим их. Что с катером?
— Ключ я оставила полицейским, адмирал сам его заберет. Я ему позвонила.
— Ты ему рассказала про наши ночные приключения?
— Конечно, нет.
— А он не удивился, что мы вдруг очутились совсем в другом городе.
— Его мало чем удивишь.
— Ты чего такая встревоженная? — осторожно спросил я, заметив, что у Аданешь подрагивают руки.
— Нас засекли. Когда я вышла из участка, меня уже поджидали двое афарцев.
— Почему ты решила…
— Потому что их невозможно не узнать. Они гораздо темнее нас, и глаза… У них особенные глаза. Ты помнишь взгляд Мехрета? Хотя, как ты можешь помнить, ты ведь сразу в глаз схлопотал.
Я помнил тот взгляд. Мне хватило доли секунды, чтобы почувствовать, как он пронзает меня насквозь и словно буравит изнутри. Но я ничего не сказал Аданешь, я действительно очень быстро схлопотал по физиономии, да так, что вся правая часть лица до сих пор болела. И, кстати, сегодняшнее посещение врача, наложенные швы, которые сейчас спрятаны под полоской пластыря — все это результат того самого тумака. Признаться, я совсем не стыдился этого. Я ведь не какой-то там суперагент, я — сыщик. Ищейка. Мое дело находить людей, а не воевать с голиафами. Хотя, как показывает практика, и на этих громил находится управа — у кого-то в виде пращи, а у кого-то в виде банального пистолета.
— Они даже не подошли ко мне, — продолжала Аданешь, — просто стояли неподалеку и наблюдали. Поначалу я сделала вид, что не заметила их, а потом побежала. Слава Богу, город я знаю хорошо, попетляла немного и оторвалась. Но, боюсь, они скоро появятся здесь. Надо бежать.
И она бросилась к выходу. Мы с Наташей последовали за ней. Нырнув в какой-то узкий переулок, Аданешь остановилась.
— В аэропорт нам лучше не соваться, они наверняка уже ждут нас там, — сказала она. — У тебя есть какие-нибудь идеи?
Я на секунду задумался, и вдруг меня осенило.
— Корабль! Наш корабль, советский. Стоит у причала. Ну, помнишь, я показывал тебе, а ты еще бочку на меня стала катить…
— Говори дальше, — перебила Аданешь, видимо не совсем поняв насчет бочки, но не желая сейчас в это вникать.
— Так я и говорю. Бежим в порт. Наши моряки — народ гостеприимный. Спрячемся на корабле, а там уж будем думать, что дальше делать.
— Мне эта идея нравится, — сказала Аданешь и, наконец, улыбнулась. — Наташа, как насчет немножко побегать?
Девочка стояла, испуганно хлопая глазами и держась за меня. Она только молча кивнула и сильнее вцепилась в мою руку.
— Вот они! — прошептала Аданешь, кивнув в направлении клиники через дорогу.
Афарцев было двое, оба с головы до пят одеты во все черное. Один из них собирался было войти в клинику, но его товарищ оглянулся и неожиданно встретился взглядом с Аданешь, смотревшей на них из-за угла. Аданешь рванула с места, как заправский спринтер. Мы с Наташей еле поспевали за ней.