2008_37 (585)
Шрифт:
"…Старенькая, видавшая виды служительница театра шептала мне: "Уходите скорей!"…"
Уйти? Но ведь юная мстительница жаждет пусть терновых, но венков славы. Каково же её разочарование, когда вместо венков получaет она "бубенчики славы", как на шляпе юродивого. Её «подвиг» оценён даже не в хрустящий зелёный доллар, а в копейку!..
"…Mне нужен был процесс, и я наконец дождалась. Штатный гэбист, проводивший с семьей уик-энд, явился в бельэтаж и спросил, не я ли распространяю листовки. Я горячо подтвердила, что именно я. Он вцепился в меня так, как будто я собиралась бежать,
Всё так обыденно… Мир вокруг живёт своей жизнью…
Посмотрите, как ведут себя люди. Похожи ли они на сломленных, загнанных, не имеющих голоса, живущих в постоянном страхе дрожaщих тварей, какими их пытаются изобразить нынешние либералы? Похожи ли они на «совков» из демократических сказок?
А «гэбист»? Напоминает ли он вам гестаповца? Так ли он всесилен, как его пытаются нам показать сегодня? Даже ОМОНа под рукой нет — не создали ещё. Хамов ни в сортирах не замочить, ни мордами в пол уложить…
"…Нашлись еще какие-то гэбешные оперативники (похоже, в такие праздники они обязаны дежурить на таких спектаклях) и пошли в зал просить листовки. Вернули им 40 штук, 5 нашли разорванными. Пошли за остальными, вернулись: "Они не отдают!" Мой триумф был полный: 80 штук зрители сохранили, несмотря ни на что (а тогда это было весьма опасно, могли и обыскать весь зал)…"
Вот оно, знаменитое всесилие КГБ!!!
"Ожидая компетентные органы, я агитировала злых оперативников и равнодушных администраторов…"
Руки не вывернули, рот не заткнули, пулю в лоб не пустили. Позволили вести агитацию… Воистину КГБ было страшной организацией!
"…Революционного рвения никто не проявлял, кроме одной группы ветеранов войны… которые рвались в дверь, орали, что им испортили праздник, что они за этот строй воевали, и просили дать им меня, чтобы они могли убить меня собственными руками.
Парочка прорвалась и стала засучивать рукава. Я встала с дивана и гордо шагнула навстречу, хамя ветеранам, как только это возможно (рабы, холопы, клевреты, опричники и т. д.). Оперативники развели нас, как на ринге, выталкивая ветеранов с воркованием: "Ну что вы волнуетесь, есть же компетентные органы, они приедут и займутся…" Но органы что-то не ехали до 23 часов… хотя от Лубянки до Дворца съездов было рукой подать…"
Как обидно! Новодворской казалось, что она в секунду станет знаменитым политическим преступником, а никто не обращает на неё внимания. Сами не повесили, не расстреляли, другим разорвать её не дали, на свидание с ней не спешат… Изверги!
"И вот наконец появились трое, прилично, но скромно одетые, и представились администратору."
То, что одеты они были скромно, не во фраки ("Double O Seven" you are not!), — как это, видимо, задело её самолюбие!!! Кто запомнил бы такую деталь? А вот Новодворская пронесла её через всю свою жизнь…
"…ушли в соседний кабинет изучать листовки… На меня они едва взглянули…"
Очередная обида! "Я, отчаянная террористка, перед вами, а вы даже не посмотрели в мою сторону!"
"Полчаса они изучали листовки… Они вышли и очень вежливо предложили мне поехать с ними: "Мы здесь рядом, недалеко". Мне до сих пор кажется, что если бы я испугалась хотя бы в этот момент, они бы меня с собой не взяли…"
Как это не похоже на "кровавую гэбню" из перестроечных рассказов!
"…Мы вышли к серой «Волге». Во Дворце уже никого не было. По дороге единственной претензией было то, что я не дала им спокойно провести праздники дома…Я, конечно, заявила, что именно этот праздник хотела им испортить, чтобы было неповадно праздновать такие вещи, как дни несуществующей, да еще сталинской, конституции…И в «Волгу», и в двери Малой Лубянки я вошла сама, без всяких наручников, и не мои спутники старались пресечь мой побег, а я, по-моему, очень бы расстроилась, если бы они от меня убежали."
Вежливое отношение, арестовывать партизанку-антисоветчицу никто пока не собирается — это вам не резиновые дубинки американских полицейских!.. Это гораздо хуже.
"…Малая Лубянка внутри похожа на провинциальный особнячок… Потолки низкие, кабинеты уютные, коридорчики узкие, всюду дорожки, и тепло. Полы натерты, а на стенах вместо портретов сановных предков висят фотографии отличников чекистского производства. Мне вежливо предложили сигарету; я, конечно, понесла что-то насчет испанского обычая "не пить, не есть и не курить с врагами". Оперативник обиделся… "Мы хотим Вам добра, мы хотим Вам помочь, помогите нам и Вы. Помогите Вам помочь". Я сбила эту волну… Где-то час с лишним я читала им лекцию о том, какие они дурные люди, какие злодеяния творят, как губят Россию (мое западничество всегда было романтическим порождением российской почвы и для российской почвы), и какая в стране начнется против них борьба, и как она завершится восстанием и революцией. Этой речью я подписала себе ордер на арест (потом я узнала, что, если бы не мое поведение на Лубянке, дело бы передали в комсомольскую институтскую организацию)."
Важный момент, который стоит отметить особо.
Новодворская, по собственному признанию, подписывает себе ордер на арест не распространением антисоветских проклaмаций, не антиправительственным митингом, а призывами к вооружённому свержению существующего строя. Что в переложении на любые, даже демократические, понятия и уставы совершенно обоснованно с точки зрения правопорядка.
Всё остальное, то, о чём, якобы, и подумать было страшно, грозило разбором на комсомольском собрании! Брррр, какой ужас, какая страшная диктатура!
"…Лефортово показалось уютным и патриархальным: всюду ковровые дорожки, никаких звуков, бесшумная вежливая охрана, все какое-то ирреальное и бесплотное. Не охрана, а призраки. Не тюрьма, а замок сказочных гномов.
…В отдельном боксе просит раздеться женский тюремный персонал (мужчинам хуже: фельдшер — обычно женщина; для женщины приведут фельдшерицу, а для мужчины не станут искать мужчину-врача); просят раздеться вежливо, без грубости; душ вполне приличный, как в пионерском лагере, но я сразу поняла, что это конец, что отсюда не возвращаются, что это погребение заживо."