2012: Вторая Великая Отечественная. Дилогия
Шрифт:
С этими словами он бросил самолетик вниз и стал выписывать круги в поисках подходящей площадки.
Сели мы через двадцать минут на поле у небольшой рощицы, едва перелетев узенькую речушку. Когда аэроплан уже катился по земле, двигатель чихнул пару раз и заглох.
— Долетели, — пилот улыбнулся. — Это был рейс в один конец.
Мы забросали аппарат ветками и пошли к видневшейся вдали дороге, оказавшейся обычным проселком. Идти вдоль дороги пришлось довольно долго. Наконец, мы увидели выстроившиеся в ряд старые деревья и, как и надеялись, вышли к неширокому асфальтированному шоссе. Когда дорога за очередным поворотом открыла нам вид на железнодорожные пути, за которыми высились городские строения, у переезда показалось странное сооружение, напоминающее редут, собранный из бетонных блоков. Над укреплением был поднят трехцветный российский флаг. Мы вышли на дорогу и, подняв руки над головой, пошли вперед.
— Не стреляйте, у нас нет оружия, — закричал я.
Бетонное укрепление не подавало признаков жизни.
Подойдя на пятьдесят метров, мы услышали:
— Стоять!
Мы остановились.
— Лицом на землю, руки в стороны.
Я с неохотой лег на пыльный асфальт. К нам приближались четверо военных в зеленоватой пятнистой форме. В руках они держали автоматические карабины с длинными, закругленными магазинами, уже виденные мной в Боргсдорфе. Один из подошедших грубым ударом ноги заставил меня шире раскинуть ноги. Все это время они держали нас под прицелом своего оружия.
— Не стреляйте, мы представители руководства Германии и просим встречи с вашим командованием, — сказал я, поднимая голову над асфальтом.
— Смотри, русский, — произнес один из солдат. — Ты что, власовец?
— Нет, я не власовец, я не знаю, что такое власовец, — ответил я его ботинкам.
Пока длилась эта беседа, нас очень профессионально обыскали.
— Димон, они чистые.
Нас подняли на ноги, и я смог вблизи рассмотреть своих пленителей.
Здоровенные парни в свободных зеленовато-расплывчатых блузах, они были все увешаны какими-то сумочками и коробочками, прикрепленными к странного вида жилетам.
Я повторил свое сообщение:
— Мы требуем встречи с вашим командованием, это важно!
— Опа, а это что? — солдат ловко выхватил из кармана моего пиджака контейнер.
— Не открывайте его, там камуфлет, он может взорваться, — закричал я.
— Бомба! — закричал солдат и отпрыгнул от меня.
На нас уставились четыре карабина. Я понимал, что любое движение может вызвать стрельбу. Необходимо было срочно найти слова, понятные российским солдатам.
Вдруг я осознал, что мне надо сказать, чтобы меня поняли.
— Мы, как Макс фон Штирлиц, из разведки, — я не стал уточнять, из какой. — У нас секретное сообщение для премьер-министра Путина.
Солдаты продолжали внимательно смотреть на нас, но карабины опустили.
— Вы что, из Берлина? — спросил один из них.
— Да, вчера мы были в Берлине.
— И как там?
— Плохо, — вздохнул я.
— Это — хорошо, — ухмыльнулся один из русских.
Оскар понимал наш разговор и сохранял спокойствие. Крепости нервной системы летчика мне оставалось только завидовать.
Мы подошли к редуту.
— Лейтенант, это разведчики из Берлина, их надо срочно доставить в штаб.
Приглядевшись к форме гостей из будущего, я заметил у всех маленькие тряпичные погончики. У лейтенанта погоны отличались наличием двух неприметных звездочек.
По-видимому, в будущем маскировке придают очень большое значение.
Подошедший офицер поднес руку к кепи:
— Здравия желаю, лейтенант Звягинцев.
— Доброе утро, меня зовут Петр Михайлов, рядом со мной, — я, запнувшись, продолжил: — Оберштурмбаннфюрер Оскар Штайн, а это пилот самолета, на котором мы прилетели, Пауль Ленски.
— Хорошо, господа, присаживайтесь здесь, сейчас я свяжусь со штабом.
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — к нам подошел мешковато одетый молоденький солдат.
— Разрешаю, рядовой Олейник, — улыбаясь, сказал офицер.
Солдаты вокруг нас замерли, внимательно глядя на Олейника.
— Товарищ лейтенант, а вдруг это ниндзя? Мы их впустили, а они на стенки заскочат и нам всем горло перережут?
Окружившие нас солдаты захохотали, это был настолько заразительный смех, что засмеялись и мы с Оскаром, а затем к всеобщему хохоту присоединился ничего не понимающий Ленски.
Первым смеяться прекратил офицер.
— Сейчас мы их накормим, а сытые по стенам скакать не смогут.
Я смотрел на окружающих меня веселых молодых мужчин и пытался понять их.
Для людей, употребляющих слова «господин» и «товарищ» одновременно, гражданская война всего лишь несколько строчек в учебнике истории.
Распотрошив большим охотничьим ножом зеленую целлулоидную упаковку, обыскивавший меня солдат, как оказалось, мой тезка, выложил перед нами кучу консервных банок и упаковок. Как и все в армии, продукты оказались сытными, но невкусными.
Сев рядом с нами, местный Петр спросил:
— Оскар, а ты Гиммлера видел?
Штайн, выловив из каши кусок тушенки, невозмутимо ответил:
— Я не только Гиммлера, я и Гитлера видел, правда, все больше сзади. Меня все время в оцепление ставили.
Я мог гордиться своим учеником, его русский был практически идеален.
— Сейчас за вами приедут, — сообщил лейтенант.
— У вас больше нет таких контейнеров? — обратился он ко мне.
— Нет, — соврал я.
Второй контейнер мы закопали недалеко от места приземления.