2012. Точка перехода
Шрифт:
Миша замер, очарованный зрелищем. Потом повернулся к столу. В горле как-то разом пересохло, и требовалось немедленно оросить глотку чем-нибудь жидким… Это было ошибкой. Потому что прямо перед его носом обнаружилось еще более впечатляющее зрелище. Девица наклонилась, выгнув спинку, так что все ее богатство, до сего момента лишь угадываемое под топиком, оказалось доступно взору. Ну, почти… поскольку Михаил сидел чуть под углом. Наилучший ракурс все-таки был у Седого. Но и того, что увидел, Мише хватило…
Через пару минут Седой уже вовсю прыгал на танцполе вместе с блондинкой.
Одна мелодия сменяла другую, поэтому Седой не возвращался к столику. Миша допил коктейль и решил дойти-таки до туалета. На этот раз уже не только для того, чтобы освежиться, но и по другим поводам тоже. Ввалившись внутрь, он некоторое время стоял, покачиваясь, выбирая, в какую сторону двинуться, а затем решил не рисковать и, окинув подозрительным взглядом писсуар, направился к кабинкам. С трудом разместившись в оказавшейся отчего-то очень узкой кабинке (как ни повернись – все время на стенки натыкаешься), он затих и сосредоточился на том, зачем пришел. Да, похоже, и задремал. Потому что когда встрепенулся, за тонкой стенкой кабинки слышался голос Седого:
– Ну, давай, киса, давай…
В ответ раздался игривый смех, а затем женский голос жеманно произнес:
– Вот еще!.. Ты что, думаешь, я такая? Я не такая!
Седой рассмеялся.
– Киса, не разочаровывай меня. Никогда не поверю, что ты не делала этого раньше.
– Слушай, но сюда же могут войти. И вообще…
– Киса, я жду! – В голосе Седого прозвучали требовательные нотки.
Послышалась подозрительная возня. Миша замер. Потом осклабился: «Ну Седой, ну мотор! Раскрутил-таки блондиночку!»
Спустя несколько минут снова раздался голос Седого:
– Вот и умница, а теперь…
В соседней кабинке звякнула пряжка расстегнутого ремня, затрещала расстегиваемая молния, потом опять завозились. А затем тонкие стенки кабинки стали ритмично вздрагивать. Михаил облизал мгновенно пересохшие губы и поспешно сжал ноги, почувствовав, как и у него начало стремительно нарастать желание. Это было, пожалуй, покруче любой порнушки.
И вдруг… Дикий женский вопль, моментально оборванный звонкой оплеухой, метнулся между тесными стенками кабинки.
Миша похолодел. Нет, ну нельзя же так! Ну, снял бабу, ну, раскрутил. Но зачем же так?.. Это уже беспредел получается. А за стенкой теперь слышался только плач, перемежаемый короткими стонами:
– Ы-ый, ы-ый, ы-ый…
Пока Миша боролся со своей растерянностью, за тонкой перегородкой все стихло, потом Седой шумно выдохнул и произнес:
– Одевайся, подстилка!
– Сволочь… – глухо отозвался женский голос, и почти сразу же снова раздался шлепок оплеухи.
– Пасть закрыла!..
Всхлип, торопливое шуршание, и спустя несколько мгновений Седой позвал:
– Михаил!
– Да, – слегка ошарашенно отозвался Миша. Выходит, Седой все время знал, что он здесь? Впрочем, он как-то умеет чувствовать окружение, как тогда, в зеркале…
– Пошли отсюда.
Когда они вышли из клуба, Миша собрался с духом и повернулся к Седому.
– Слушай, это, конечно, не мое де…
– Даже и не думай! – оборвал его Седой, вытаскивая брелок и нажимая на кнопку сигнализации.
– Чего? – не понял Михаил.
– Лезть в это, – отозвался Седой, усаживаясь в машину. – Ты представить себе не можешь, что происходит.
– Ну-у… да, – согласился Михаил, не совсем, впрочем, уверенный, что это был вопрос.
– Вот поэтому и не лезь, – отозвался Седой, заводя двигатель и почти сразу бросая машину вперед так, что не успевший пристегнуться Михаил с размаху приложился правой стороной лица о злосчастную среднюю стойку. Когда они уже отъехали от клуба метров двести, наконец-то справившись с ремнем, Миша оглянулся, и ему показалось, что на ступеньки ночного клуба выскочили два человека в форме охраны. Впрочем, что они уже могли сделать?..
13
Следующие несколько недель прошли относительно спокойно. На Москву накатывалась зима. Хотя по календарю она еще не наступила. Черный с Мишей время от времени пересекались на лекциях, семинарах и лабораторных, но, похоже, информации от Седого не было. Или она была такой, что делиться ею Михаилу не особо и хотелось.
Да и самого Черного после рассказов Миши от Седого начало как-то слегка воротить. Уж слишком все было демонстративно мерзко, по-бандитски. И вообще вдруг выяснилось, что их с Мишей ничего, кроме Седого, по-настоящему не связывает. Так что теперь они чаще всего обменивались короткими приветствиями и молча расходились по противоположным углам аудитории. Но было нечто, что не давало Черному покоя и все равно держало его рядом с Мишей, заставляя каждое утро пытливо вглядываться в лицо однокурсника. А именно – тайна. Тайное знание о том, что последнее время происходило со всеми ими. С людьми, с Землей. Хотя остальные пока об этом даже не подозревали…
Новую информацию Миша принес только в начале декабря. В то утро Черный чувствовал себя не очень хорошо – болела голова, разыгрался насморк. Он даже решил было не ездить в институт, но затем все-таки собрался и поехал. Как будто что-то буквально заставило его наплевать на болячки и поехать. Хотя особенно важных занятий в этот день не было.
Михаил на первую лекцию слегка опоздал. Но едва он вошел в аудиторию, как сразу же отыскал глазами Черного и многообещающе кивнул. И Черный почувствовал, что его охватывает возбуждение. Судя по всему, случилось нечто важное. Ну, не о новых же похождениях Седого Михаил собирался рассказать?
Из-за того, что Черный чувствовал себя не очень хорошо, по улицам решили не шляться. Засели за самым дальним столиком «Шоколадницы» на Октябрьской. В последнее время это, раньше пользовавшееся большой популярностью среди студентов, заведение сильно эволюционировало в сторону повышения цен. Так что полунищая студенческая братия тут теперь появлялась не слишком часто. Да и у приятелей тоже денег хватило только на чайничек чая, даже без пирожных.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Черный, отхлебнув горячего напитка.