2028
Шрифт:
— Слушай, но так у тебя, Алекс, папа ведь депутатом был раньше. Ну, в думе нашей областной, — сказал один из студентов. — Что же ты так? Против него тоже говоришь, получается.
— А мой папа хоть и работал в системе, но не работал на систему, — уверенно ответил Алекс. — Он всё хорошо понимал. Понимал, что есть те, кто подчиняется и горбатится, и есть те, кто их в узде держит. И знал, какие механизмы для этого используются.
— Тогда было и время другое, и ситуация, — сказала Саша. — Не так, как сейчас.
— Что тогда, что сейчас, да и вообще в любое время подобная практика может не хило так проводиться.
— Его действия носят под собой основу, они оправданы. Всё, что он хочет – это вернуть украденное оружие, — сказала Саша. — Ты хочешь его намерения под сомнения поставить?
— Конечно, — блеснув ей своей вальяжной улыбочкой, ответил Алекс.
— И считаешь, что он в целом не прав насчёт всего этого? — продолжала давить вопросами девушка.
— Насчёт чего? Конкретней!
— Насчет всей опасности!
— Сколько мы здесь уже все кантуемся, а те мутанты, как он их называет, всё прут и прут. Каждый раз происходит одно и то же. Они лезут – мы наваляли, и так всегда. И в этот раз отбились. Да, некоторых зацепили, но и в очередной раз выстояли, никого же не схарчили. И несмотря на некоторые бредовые решения руководства мы как-то держимся. Парадокс, ёпта, но неоспоримый факт! Поэтому, я думаю, что дед просто нагнетает обстановку. Запугивает нас всех, чтобы покрепче гайку закрутить, — ответил Алекс.
— Да? А сам-то ты стоял на стене? Отстреливался от мутантов хоть раз? Говоришь, будто это лёгкое дело! — взбеленилась Саша.
— У меня знаешь, сколько знакомых? Везде! Что раньше было, что сейчас. И те говорят: «Алекс, да нормально всё. Постреляли тушек, ничего сверхъестественного». И знакомые из поисковиков тоже говорят, что тишь да гладь, туман только один. И я верю им, я с кем попало контакты не углубляю, только с реальными пацанами, которые вовсе не трепло какое-то там. Поэтому повторюсь ещё раз: дед просто запугивает всех, чтобы вы все в страхе жили и вами было легче управлять.
— По-моему, это ты тут пытаешься лапшу всем на уши повесить, — ответила девушка. — Говоришь, снаружи всё гладко? Так почему же второй отряд поисковиков не вернулся? Куда они пропали?
— Да ушли они, вот и все дела тут! — возбуждённо ответил Алекс. — Смылись просто, посчитав, что лучше там, на свободе, чем здесь в этих стенах чахнуть.
— Господи… услышал бы тебя сейчас Виктор Петрович… Или Андрей. Что ты тут говоришь… — с презрением ответила Саша.
— И чё мне будет? — вызывающе спросил Алекс, шагнул к ней, заглядывая в глаза девушки. — К стенке поставят? Расстреляют? Да тут и так уже все постепенно по стеночке ходят! Здесь, мне кажется, жуть похлеще творится, чем там, снаружи. Здесь и рты затыкают, и кошмары снятся. Скажи, вот ты сама не была там, ничего не видела, как ты можешь жить и мыслить теми сведениями, которые тебе предоставляет другой человек?
— Да легко! Мы, благодаря этим сведениям, и живы до сих пор! — ответила девушка.
— Мы живы, потому что работаем. А мы работаем постоянно. Вся жизнь крутится вокруг нас, мы ей руководим! Мы – молодые студенты, а не этот зазнавшийся старый охранник, который возомнил себя тут, мля, президентом! Генерал, мля, херов!
— Он своей жизнью рискует, приносит извне еду, вещи, медикаменты. Если бы не он, не его группа, мы бы уже давно здесь сгинули!
—
И они спорили между собой на повышенных тонах: Саша пыталась доказать Алексу его неправоту, то же самое делал и он в ответ. Я сидел у костра, слушал их гомон. Слова про пропавших поисковиков зацепили меня, но то, что несёт этот самоуверенный павлин – просто невообразимая чушь. Не может быть такого просто, не может. Поисковики всегда возвращались назад, и у них была только одна уважительная причина не вернуться…
Я следил за ними, за их столпотворением, а потом снова посмотрел на костёр. Сквозь пламя возле барной стойки я заметил Илью. Поисковик, облокотившись об неё, стоял, пил и внимал разгоревшемуся спору у окна. С его губ то и дело спадала какая-то странная, неприятная улыбка. На чьей он стороне в этом споре? И какого мнения придерживается он сам?
Я следил за ним, за его короткими движениями, а рядом со мной раздался вопрос:
— Как думаешь, почему всё-таки пропало оружие? — спросил Владислав, сидевший рядом со мной, у Максима.
— Я думаю только одно – его украли с какой-то конкретной целью, — ответил Максим, кидая окурок сигареты в огонь.
— Например? — не отставал Владислав.
Максим посмотрел на него, некоторое время молчал, потом перевёл взгляд на толпу впереди и тихо сказал:
— Крыса у нас завелась. Самая настоящая… Саботажем попахивает, или же кто-то решил слинять. Как тот чокнутый. Хотя, на хрен столько оружия брать, я не понимаю.
— Может, для группы, — подключился ещё один студент, сидевший с противоположной стороны. — Одному человеку такая поклажа точно не нужна. Далеко не уйдёт, а с группой есть шансы.
— Да, но только куда? — спросил Владислав. — Куда идти-то?
Они рассуждали вслух, а я молча следил за Ильей. Какое-то странное ощущение у меня разгорелось внутри в этот момент. Через некоторое время поисковик выкинул пустую бутылку в мусорное ведро и направился к выходу из коворкинга. Я проследил за ним поверх голов рядом сидящих, а потом, когда тот исчез, вновь переключился на огонь.
Вскоре этот непрекращающийся спор уже начал изрядно доставать меня, а после того, как действие алкоголя пошло на спад, ко мне вернулась усталость и я понял, что хочу спать. Я молча встал, отряхивая джинсы.
— Ты куда? — спросил Владислав, проследив за мной.
— Спать пойду. Заколебало уже это слушать, — ответил я, кивнув на столпотворение.
— Спокойной ночи, — сказал музыкант, переведя взгляд на огонь.
Я вышел из коворкинга, оставив там на мгновение поднятое настроение, какую-то уверенность в себе и малую долю оптимизма. Вновь на меня нахлынуло ощущение тревоги, чувство одиночества и тоска. Такие перемены меня уже не удивляли.