2028
Шрифт:
Эти слова звучали будто приговор. Словно преступника, чья вина толком и полностью не была доказана, отправляли на казнь, и шанса на справедливость больше не оставалось. Григорий не ответил, лишь молча уткнул глаза в пол да так и сидел на стуле. Ректор сочувственно вздохнула, а Андрей посмотрел на меня. В его глазах я увидел какой-то укор, но в то же время и понимание того, почему я решил промолчать.
— Куда тебя отправить – мы решим чуть позже. А пока – посидишь здесь под присмотром Андрея, — заключил Виктор Петрович. — И надеюсь, что ты не учинишь ещё какую-нибудь глупость. Поверь, сейчас нам это ой как не нужно! Посиди, подумай. Ректор права – это не совсем изоляция. Ты будешь на какое-то
Все промолчали, тем самым выражая своё согласие.
— Вот и славно. Думаю, мы закончили. А ты, Павел, возвращайся на пост. Твоя смена ещё не окончена.
На стене было холодно. Промёрзлый ветер проникал под одежду и нещадно кусал за кожу. Я поёжился, обнимая себя руками, потирая по локтям и звонко выдыхая через респиратор. Находясь возле столба, на котором был закреплён горящий факел, я не ощущал тепла.
А может, мне было холодно не из-за ветра, а из-за отсутствия совести? Я вновь, уже какой по счёту раз вспоминаю тот разговор в караулке. Это был настоящий допрос, который смог бы сломать кого угодно. Виктор Петрович был жёсток, прямолинеен, и его слово способно решать судьбы многих. Он пользовался большим авторитетом среди высшего звена, и практически полностью организовывал всю нашу жизнь в этих стенах. Да, формально главенствующее место занимала ректор, но последнее слово всегда было за старым охранником. Одни его уважали и восхищались им, а другие боялись и в тайне недолюбливали.
Справедливо ли был наказан Григорий? Ведь он не врал, этот обезумивший от страха, несчастный парень. Он говорил правду. Но вопрос был в том, является ли его правда объективной вещью, имеющей место в реальной действительности, или же это всё коренится в его голове, создавая иллюзии и обманывая его сознание. Если это плоды его воображения, то он просто обезумел. Как и многие здесь; как и я, чей рассудок отравлен страхом из-за постоянных кошмаров, что приходят сюда по ночам, забредают в наши аудитории и проникают в наше сознание. И от этой мысли меня начинает кидать в дрожь. Если это правда, и все мы постепенно сдаём позиции, то сколько же мы сможем продержаться ещё, пока сами от страха не откроем двери нашему врагу, реальному и смертоносному. Тому, кто не пощадит никого.
Я старался копать как можно глубже, рассуждать, наверное, преследуя одну простую цель – оправдать себя. За то, что промолчал тогда, хотя оба мы были в одной лодке. Просто он не выдержал и у него сдали нервы, а я всё ещё держусь. Пока.
— А что там случилось сегодня утром, в вестибюле? — спросил один из студентов, что стоял через одного от меня.
— Да какой-то парень пытался выбраться наружу, — ответил ему другой. — Прикинь, он забрался в хранилище, спёр оттуда вещи, рюкзак, да ещё пистолет прихватил. И угрожал им дозорным, чуть не подстрелил парочку. Мне Стёпка рассказал вот. Тот чудак его на прицеле держал.
— Вот придурок… — прогудел сквозь респиратор студент.
— Да конченый какой-то. Его изолировать хотят, вроде.
— Ну и правильно. А я бы вообще его выставил взашей вон, за стены. Так рвался наружу – пусть уматывает, куда хочет. Нам такие неадекваты тут к херам не нужны.
— Вот-вот, — согласился его собеседник.
Я стоял и молча слушал. И мне почему-то хотелось и согласиться, и в то же время заступиться за этого бедолагу. Несомненно, парень заработал себе репутацию. Теперь о нём будет знать весь университет.
Так мы стояли довольно долго. Впереди расстилалась белая мгла, сквозь которую с трудом сочился дневной свет. Видно не было ничего. Странно, раньше я всё думал, какого это – быть слепым? Мира перед глазами нет, одна сплошная пелена
Как же здесь было красиво когда-то, особенно весной. Я водил глазами по горизонту впереди, воображая себе эту аллею с тремя уходящими вдаль дорогами, деревья, тянущиеся ветвями книзу, а дальше – огромное белое здание, университетскую общагу. Я всё гулял глазами и воображал себе старый мир, и вдруг мой взор зацепился за что-то. Я пригляделся, чуть сощурившись. Среди текучей мглы проступали очертания чьего-то силуэта, чуть поодаль и справа. Не так далеко от стен нашего университета, но и не близко. Силуэт таился в завесе и словно прорезал её, показываясь моему взору. Туман обступал его, как горящий факел.
Я раскрыл глаза шире, ближе подошёл к парапету и попятился вперёд, напрягая глаза и всматриваясь во мглу. Силуэт стоял неподвижно, был похож на статую, и отсюда мне показались его пропорции: он был изрядно худощавым и высоким, с серым оттенком кожи; его руки были неимоверно длинными, чуть согнутыми в локтях и достигали голеней; лицо странного силуэта я разглядеть не смог, но глазам моим прорезались непропорциональные очертания головы, чуть сплющенной и вытянутой кверху. Странное существо, стоя неподвижно, было обращено в нашу сторону, смотрело на университет. Но оно не шевелилось, и сначала мне показалось, что я действительно увидел статую. Напрягая свою память, я вспомнил, что статуй в том месте никогда было. Существо стояло и наблюдало за нами, а потом – я мог бы себе поклясться! – приподняло правую костлявую руку и сделало плавное движение, будто здороваясь. И в тот же момент рядом с ним из мглы вырисовалось точно такое же существо, один в один, будто скопированное и вставленное рядом какое-то мгновение назад.
Я не выдержал, отпрянул от парапета и побежал по балкону. Зайдя в аудиторию, позвал Егора. Тот сидел за столом и прочищал свой пистолет. Услышав меня, он неохотно повернулся, встал и мне пришлось буквально за руку тащить его наружу.
— Да что с тобой случилось?! — неохотно плетясь за мной, сказал он.
— Идём! — ответил я. Все студенты на стене обратили на меня внимание. Я подвёл Егора к тому месту, где стоял, и указал рукой в сторону: — Смотри!
Егор встал рядом, вздохнул и посмотрел в указанную мной сторону. Он долго стоял и всматривался, приподнимая и опуская брови. Я обернулся и посмотрел туда же – горизонт застилал непроглядный туман, и не было видно ничего, лишь одна серая завеса. Пустота.
Егор ещё какое-то время стоял и всматривался, а потом спросил:
— Ну, и что я должен был увидеть?
Я глядел туда же, очень долго, напрягая глаза, раскрывая их до боли. Стоял и пялился, стараясь увидеть хоть что-то. Пусто, и следов не было никаких.
— Я там видел что-то. Кого-то, точнее. Среди тумана, — сказал я, посмотрев на Егора.
— И кого же?
— Силуэт какой-то. Высокий такой, худой и длинный. На человеческий был похож.
— Да? — голос Егора был полон скепсиса. — Почему я тогда ничего не вижу?