2028

Полетаев Илья

— А что именно «есть»? — Я сел на матрас, пристально глядя на своего соседа. — Что за объективная проблема, из-за которой ты устроил нам сегодня представление в вестибюле? Твои видения? Кошмары? Этим ты аргументируешь свой неадекватный поступок? Свою кражу припасов? Всё это похоже на безумие и на сдавшие нервишки. И на трусость.

— Ты можешь сказать ещё что-то, чтобы выставить меня идиотом, но ты и сам понимаешь, о какой проблеме я говорю. Я только не могу понять, почему ты её боишься признать. Почему боишься признаться самому себе в её наличии? Ты же сам мне сказал – тогда, у выхода, – что ты тоже что-то видел. Это слышали все, кто находился там. А потом ты просто

решил умолчать, изменить свою точку зрения.

— Да потому, что я не уверен в том, что я видел! Как и в том, что я не свихнулся! Как и все здесь! Что мы не сошли с ума из-за страха и полного одиночества, отрезанные от всего мира и прячущиеся уже почти больше четырёх лет в этих стенах. Не зная даже, погиб мир окончательно, или нет. И нам то и дело приходиться выживать и защищаться. Может, постепенно мы слетаем с катушек? Может, поэтому нам что-то и мерещится? И то не всем, как я понял. У кого-то нервишки покрепче оказались. Но всё это не даёт нам права сдавать назад, проявлять трусость. Чтобы там не мерещилось, есть проблемы важнее, и нужно держать себя в руках. Так что, хватит тут рассусоливать на эту тему!

Я снова повалился на матрас, положил обе руки под голову и устремил глаза в потолок. Григорий мне не ответил, и на какое-то время в комнате воцарилась тишина. Потом студент разулся, лёг на матрас и укрылся одеялом. Так мы лежали, каждый глядя куда-то в свою точку. А потом, когда я уже почти остыл, Григорий сказал:

— Знаешь, хоть ты и пытаешься переубедить себя, но я видел страх в твоих глазах, когда говорил о них. О тенях. Я видел твоё побледневшее лицо и понял тогда, что и ты с этим уже сталкивался. Никто не сталкивался, их лица были обычными, а у тебя – другим.

Я не ответил. Сглотнув, тихо так, словно боясь, что это услышит Григорий, я медленно отвернулся к стене и укрылся одеялом. Глаза мои не смыкались, и я смотрел в мутную стену, в её пустую серую оболочку, а перед взором опять встало это: чёрный сгусток, мерно плывущий по стене и постепенно отслаивающийся от её поверхности, формирующийся в силуэт с меня ростом. И эта тёмная, безликая голова – лицо без лица. И взгляд, проникающий прямо в душу. От него становилось холодно, и даже сейчас я почувствовал поступь маленького холодка, просочившегося со стороны выхода, из тьмы. Я поёжился. А на слова всё же не ответил.

Потом мысли мои сменились. Я начал думать обо всём, что произошло за эти последние дни. Пропажа отряда, огромная волна мутантов, странные, постоянные ощущения и кошмары, живые тени, которые бродят по ночам по коридорам нашего университета. Может, их видел кто-то ещё? Кто-то, кто боится заикнуться об этом, иначе его посчитают сумасшедшим. Потом вспомнились те странные фигуры в тумане: нечеловеческие и необычные, завораживающие внимание. И наконец – пропажа оружия.

Даже если рассматривать всю ситуацию рационально, откинуть все эти странные ощущения и видения как нечто иллюзорное и нереальное, как обычный плод фантазии, то остаётся три события. И я лежал и думал о них, стараясь провести между ними хоть какую-то связь.

Пропажа группы может быть связана с повышенной активностью всякой нечисти снаружи, и тогда в этом нет никакой мистики. Возможно, вернувшиеся поисковики нарочно умалчивают о причине пропажи и об опасности, чтобы здесь, в общине, не посеять страх и не допустить паники и последующего хаоса с разрухой. Тогда можно считать справедливым то, что Илья отказался отвечать на мои выискивающие вопросы, и что тот же Алекс получает неточную информацию от своих «корешей» среди поисковиков. Всем им, видимо, был дан приказ молчать. Тогда пропажа оружия тоже является

закономерной, но и тут нельзя оценивать ситуацию однобоко.

С одной стороны, многие живут и не знают о том, что действительно творится за этими стенами. Их неведенье искажает реальное положение дел, и поддаваясь этому обману, преисполняясь мотивацией, они совершают преступление – крадут оружие, чтобы уйти отсюда, от тех кошмаров, которые их преследуют. Они ошибочно полагают, что снаружи безопаснее, чем здесь, а мутанты, различные твари там не столь опасное явление как, скажем, огонь.

С другой стороны, есть и те, кто знает истинное положение дел. Но такие присутствуют только в узком кругу: среди поисковиков и профессуры. Видя то, что плодится и множится за завесой мглы, чувствуя приближение смертельной опасности, они идут на отчаянный поступок и крадут оружие с такой же самой целью – сбежать отсюда, уйти, как можно дальше, авось найдётся более безопасное место. Тогда среди нашей основной силы, на которой всё держится, зреет какой-то тайный заговор, саботаж. И в скором времени это может вылиться в большую трагедию.

Я лежал и думал об этом, и тревога постепенно охватывала меня. Я старался поразмыслить над тем, кто же мог обчистить хранилище? Доступ туда есть только у тех, кто связан с поисковой деятельностью или дозором, а также профессуре и наблюдателям, ведущим учёт всего, что находилось там. Ключи от хранилища и, в частности, от оружейного сектора хранились в деканате, их выдавали для определённых нужд строго под роспись. Тогда круг подозреваемых сужается до почти сотни человек. Но среди всей этой сотни знакомых у меня мало, да и некоторые, я был уверен, не пошли бы на такое. Не только потому, что испугались бы таких отчаянных шагов – они бы не сделали это, исходя из своей собственной натуры. Тогда вор находится вне узкого круга знакомых. Это должен быть человек, который не только имеет свободный доступ к хранилищу и способен на такой поступок, но и обладает полнотой необходимой информации об обстановке снаружи. Кроме того имеет и опыт выживания там. И, почему-то, сейчас мне вспоминается только один такой человек…

Потратив на размышления длительное время – я и сам не знаю, сколько времени на это ушло, – я обернулся и посмотрел на Григория. Тот уже спал, тихо посапывая себе под нос. У него получилось пробраться в хранилище и украсть припасы, хотя он не был ни в составе дозорных, ни, тем более, поисковиков. Это значит, что ему кто-то помог. Дав ему всё необходимое, этот человек пустил его на передовую, в разведывательный бой, чтобы сконцентрировать на нём всеобщее внимание в тот момент, когда он будет реализовывать первый этап своего плана. Григорий был его отмычкой, которой он пожертвовал ради своего хода в этой тайной партии. Но следующий шаг его будет уже уверенным и решительным.

Постепенно глаза мои начали смыкаться, а мысли путаться. Решив размотать этот клубок у себя в голове, я заблудился, и в голову полезли самые абсурдные и откровенно бредовые мысли, вплоть до «теории заговора» среди профессорского состава. Я понял, что голова моя работает уже не в ту сторону, отвернулся обратно к стене и закрыл глаза.

Эти мысли не покидали меня весь последующий день. Я был занят ими. Погрузившись в глубокие размышления, я мало что замечал вокруг. Подобное было непростительным разгильдяйством в дозоре, и тем более – на посту на стене. Но я не мог отделаться от размышлений. С другой стороны, для меня всё отчётливей вырисовывался образ подозреваемого. Этот человек был среди нас в это время, стоял с нами на посту по приказу Виктора Петровича.