21.12
Шрифт:
В придачу к карантину ЦКЗ организовал массовое тестирование всех, кто недавно посещал Лос-Анджелес или его обитателей, которые сами совершали путешествия за последнюю неделю. Медики прошлись по спискам всех пассажиров, вылетавших из Лос-Анджелеса, вычисляли пользовавшихся услугами железной дороги по номерам кредитных карт, пущенных в ход при покупке билетов, а автомобилистов — по квитанциям с платных дорог и съемкам камер наблюдения. Подобным образом удалось обнаружить восемь заболевших в Нью-Йорке, четверых в Чикаго и троих в Детройте, не считая уже тысячи ста пациентов с ВСБ в самой Калифорнии.
Стэнтон видел удручающую тенденцию к росту числа жертв эпидемии, но все, что он сам и другие
Вид окрашенных в защитные цвета бронетранспортеров, вооруженных мужчин и женщин в военной форме на бульваре Линкольна почему-то произвел на Стэнтона особенно угнетающее действие, пока он дожидался своей очереди предъявить документы, чтобы проследовать дальше в Венецию. Коротая время, он просмотрел на дисплее своего мобильного телефона самые последние списки заболевших. Инфекция охватила все этнические, расовые и социальные группы населения, не зная никаких возрастных ограничений. Некоторым счастливчикам вроде его самого помогли обычные очки, но так повезло совсем немногим. Единственными, кто обладал иммунитетом против ВСБ, оказались слепые, у кого оптические нервы не были уже связаны с мозгом, и новорожденные. У младенцев оптические нервы не развиты, и до тех пор, пока оболочка вокруг них не формировалась окончательно, у инфекции не существовало пути проникновения в мозг. Но эта защита переставала работать уже у шестимесячных, а потому давала коллегам Стэнтона лишь слабое утешение.
Он продвинул свою «ауди» немного вперед вместе с очередью и вернулся к списку. В нем значились фамилии врачей и медсестер, которых он встречал в Пресвитерианской больнице, как и двоих работников ЦКЗ — в прошлом его хороших знакомых.
А потом ему попались имена Марии Гутьеррес и ее сына Эрнесто.
Предполагалось, что врач с его опытом должен уметь спокойно воспринимать смерть. И в свое время уже насмотрелся на всякое. Но все же к этой напасти он оказался совершенно не готов. Ему нужна была сейчас хоть какая-то опора, и при других обстоятельствах он непременно позвонил бы Нине. Покинув его дом, она снова ушла в море, а когда он связался с ней, чтобы сообщить, что ВСБ передавался воздушно-капельным путем, разговора у них не получилось — оба то и дело неловко умолкали, мысленно возвращаясь к их последней встрече и ночному выяснению отношений. Формально Стэнтон обязан был уговорить ее сойти на берег и сдать анализы, но, поскольку никаких симптомов недуга она не испытывала, он сейчас, напротив, хотел, чтобы она держалась как можно дальше в море. Прионы теперь обнаружили свое присутствие во всех автобусах, общественных банях и больницах города, и обеззаразить их не удавалось никакими медицинскими или химическими реагентами.
Его сотовый телефон зазвонил.
— Стэнтон слушает.
— Это Чель Ману.
— Доктор Ману, вы добились хоть какого-то прогресса?
Она рассказала ему об открытии подлинного смысла пары глифов «отец-сын» и о содержании первой части рукописи, которую сумели расшифровать. И хотя он далеко не все понял, Стэнтона поразили ее искреннее рвение, познания в сложном языке и сам по себе огромный объем исторического материала, который
— В первой части нет прямых указаний на географическое местоположение, — продолжала Чель, — но это настолько подробное повествование, что, как мы надеемся, автор поможет нам установить место действия, когда мы пройдем дальше по тексту.
— Сколько вам еще понадобится времени, чтобы закончить? — спросил Стэнтон.
— Мы стараемся работать быстро, но, вероятно, нужно еще несколько дней.
— Как долго вы расшифровывали первую часть?
— Нам потребовалось около двадцати часов.
Стэнтон посмотрел на часы. Подобно ему самому, она трудилась безостановочно.
— Есть проблемы со сном? — поинтересовался он.
— Я дремала, быть может, несколько минут, — ответила она. — Но спать не дает работа.
— У вас в городе семья? Как у них дела?
— Только мама, и с ней все в порядке. А как ваши?
— У меня едва вообще есть семья, — признался Стэнтон. — Но моя собака и бывшая жена чувствуют себя хорошо.
Стэнтон про себя отметил, что слова «бывшая жена» в этот раз слетели с языка легче, чем обычно.
Чель вздохнула и произнесла:
— Майун вономбам.
— Что это значит?
— Это часть молитвы аборигенов-майя. Смысл такой: «Пусть никто не будет нами забыт».
Стэнтон немного помолчал и сказал:
— Если проявятся любые симптомы, сразу же звоните мне.
Обычно прибой почти не был слышен на променаде, но в этот вечер только эти звуки и доносились до Стэнтона. Пропали шумные подростки, прежде постоянно толкавшиеся у киосков, приторговывавших марихуаной, и разудалые компании, устраивавшие себе праздники на пляжном песке. Он припарковал машину под огромной стенной росписью, посвященной Эбботу Кинни, создателю местной «Венеции», и сразу обнаружил, что променад совершенно пуст. Полицейские разогнали всех по домам, а бездомных поместили в центры социальной помощи и ночлежки.
Впрочем, когда нужно было спрятаться, мало кто мог тягаться в этом искусстве с вечными обитателями берега океана. Стэнтон достал шесть коробок с защитными козырьками, которые захватил из лаборатории, и переложил в свою сумку. Его ждала работа и множество других дел, но странные жители променада были для него друзьями и соседями. Это было единственным, что Стэнтон мог сделать для них, и ощущение собственной беспомощности казалось ему невыносимым.
Он первым делом обошел общественные уборные и в одной из них обнаружил затаившуюся парочку. Вручив им козырьки, двинулся дальше и в узком проулке между двумя салонами татуировок встретил знакомого — человека, называвшего себя «самым смешным алкашом в мире», чья любимая песня начиналась словами: «В лесу родилась елочка, под ней напился я…» Звали его, кажется, Марко, и сегодня он не пел, а лишь грубо расхохотался, когда Стэнтон положил перед ним защитный козырек.
Позади здания еврейского общинного центра в микроавтобусе четверо подростков наслаждались «косячком».
— Хочешь затяжку, папаша? — спросил один из них, протягивая окурок.
— Пожалуйста, наденьте козырьки, — отмахнувшись от предложения, сказал Стэнтон.
Рядом с единственной на променаде клиникой пластической хирургии его невольно задержало граффити — рисунок поверх рекламы, гласившей «Ботокс прямо на пляже!». Стэнтону уже попадались подобные изображения в Венеции, но он никак не мог понять, какое отношение этот символ имеет к 2012 году.