21.12

Томасон Дастин

Я посмотрел на этого совсем еще ребенка с болью в душе и сказал:

— Сейчас огнем охвачены сердца всех мужчин Кануатабы, мой будущий правитель. Но настанет день, когда именно ты приведешь нас всех к спасению, используя щедрые дары своего ума. Пока же ты только учишься. И мое призвание состоит не в том, чтобы сделать из тебя искусного воина, ловко владеющего трубкой для стрельбы стрелами и веревочной петлей, чтобы однажды ты погиб на военной тропе!

Мой ученик выбежал из библиотеки, пряча от меня слезы, готовые хлынуть из глаз. Я окликнул его, но он не вернулся.

Я ожидал, что слуга мальчика Кавиль

тут же последует за хозяином, но, к моему удивлению, он не двинулся с места, а заговорил со мной:

— Я приведу его снова к тебе, писец.

— Так отправляйся же за ним.

— Могу я сначала сказать тебе что-то, святой писец? Это касается Оксиллы.

Я дал слуге свое дозволение.

И Кавиль поведал мне, как несколько ночей подряд после жертвоприношения Оксиллы он дежурил у стен дворца и мог видеть Ханибу, вдову Оксиллы, с двумя дочерьми.

— Они приходили молиться к алтарю, где Оксиллу обрекли на заклание, — пояснил он.

Это сообщение повергло меня в ужас. Каждой женщине известно, как ей следует поступить, если ее супруга принесли в жертву. Ханиба наносила оскорбление богам, отказываясь исполнить свой долг. Кавиль проследил за ней и узнал, в каком месте на Задворках она теперь обитает.

Выслушав его, я сразу понял, что мне следует предпринять.

Кто-то же должен напомнить вдове Оксиллы о ее священной обязанности. На протяжении всей нашей истории неуклонно выполнялся завет Ицамны о том, что жена принесенного в жертву представителя знатного рода обязана последовать за мужем в потусторонний мир и спасти свою честь, совершив самоубийство. Оксилла был мне лучшим другом и братом, и его вдова заслуживала лучшей участи, чем прозябание на Задворках.

Если она не захочет последовать закону богов, мне придется ей в этом помочь.

Когда утренняя звезда вновь миновала самую багряную часть великого небесного скорпиона, я облачился в одежды простолюдина — набедренную повязку и кожаные сандалии, чтобы не быть узнанным.

На Задворках нашли себе пристанище отъявленные подонки Кануатабы, среди которых преобладали люди, спасенные от казни различными знамениями, но все равно изгнанные из города за свои преступления. Здесь жили воры и прелюбодеи, которых не лишили жизни по случаю затмения солнца, несостоятельные должники, оставленные в живых только по воле вечерней звезды, люди, пристрастившиеся к наркотикам, и даже такие, которые именовались величайшими из грешников, обреченными на вечные скитания, — те, кто имел глупость поклоняться лишь некоторым из богов, считая именно их своими личными покровителями.

На жилища Задворок не считали нужным расходовать ни драгоценный мрамор, ни самый обыкновенный известняк, а любой рабочий с каменоломен, пойманный хотя бы с куском строительного материала, подвергся бы жестокой публичной казни. И потому все дома здесь возведены из смеси глины с соломой. И занятия населения Задворок преимущественно противозаконны — торговля на черном рынке, собирание галлюциногенных грибов, подпольные ставки на игры в мяч и проституция.

Я скрыл свое лицо под куском протирочной ткани, которую использую обычно, когда изготавливаю гипсовый раствор для книг, и прихватил с собой несколько бобов какао. Я готов был отдать их любому, кто помог бы мне найти Ханибу. Но каждая из попадавшихся на моем пути женщин предлагала мне в обмен на какао свое тело, и я приводил их в недоумение, отказываясь от подобных услуг. Зато я встретил

одну старую проститутку, она велела мне пройти еще двести шагов вниз по проулку к ряду жалких хижин, которых я не мог припомнить со времени моего первого посещения Задворок, когда еще совсем юнцом я лишился здесь девственности.

Из глубины одной из хижин до меня донеслись женские стоны. Я вошел и увидел мужчину, лежавшего поверх Ханибы, гнусного самца, совокуплявшегося с ней. Вот до какой глубины падения довела себя Ханиба! Четыре боба какао в кожуре были аккуратно сложены рядом с ними. Занимаясь своим греховным делом, они не могли слышать, как я подошел и проверил бобы. В двух кожурках зерен не оказалось. Этот человек был к тому же подлым обманщиком.

В углу хижины я нащупал большой камень, который использовали вместо стула, и воздел его над головой, чтобы с силой обрушить вниз. Тело мужчины, возлежавшего с Ханибой, обмякло, а сама она в страхе завизжала, не понимая, что произошло. Вероятно, она подумала, что этот камень обрушил на них не иначе как сам Ицтамааль, чтобы покарать за грех. Но когда я сбросил с нее тело мужчины и она увидела мое лицо, то тут же отвела глаза в сторону. Ханиба пережила стыд, какого не знала никогда прежде. Но гораздо большим позором покрыла она себя перед богами, все еще оставаясь в живых.

— Они отняли у меня все, Пактуль. Мой дом, одежду и даже вещи Оксиллы, — жалобно обратилась она ко мне.

— Я понимаю, почему ты здесь, и пришел, чтобы вернуть тебя на путь истинный, Ханиба. Ты обязана поступить как должно. Твои дети голодают, потому что никто не посмеет взять их к себе, пока ты не умрешь. А люди знают, что ты до сих пор жива.

Она зашлась в рыданиях, едва способная дышать:

— Я не могу исполнить ритуал, не убедившись, что с моими дочками все будет хорошо. Огненное Перо близка к возрасту, когда ее заберет к себе какой-нибудь похотливый старец, которому понадобится новая наложница! Ты же сам видел, какими глазами смотрел на нее Песнь Дыма. Ведь она могла стать женой правителя, Пактуль! Сам Властитель уже был не против их помолвки, а наследник — хороший человек, который достоин ее. Но теперь, когда ее отец был так ославлен, ни о какой помолвке не может быть и речи. И какой добрый человек возьмет теперь ее за себя? Ты не можешь не понимать моих чувств, Пактуль. Разве ты не пережил того же, когда тебя бросил на произвол судьбы отец?

Как же мне хотелось ударить ее за такие слова! Но потом я разглядел неизбывную печаль в ее глазах и понял — я никогда не смогу поднять руку на эту женщину, которую знал с тех времен, когда мы с Оксиллой еще мальчишками гонялись за ней, пытаясь отстегать прутиками.

И я просто сказал:

— К следующему восходу солнца ты обязана найти длинный кусок виноградной лозы и обвить его вокруг шеи. Ты должна покончить с собой достойно, Ханиба, чтобы исполнить долг вдовы благородного человека, принесенного в жертву богам.

— Но ведь на самом деле он не был принесен в жертву, Пактуль! Властитель просто велел убить его! Ягуар Имикс расправился с ним, потому что у Оксиллы хватило смелости противоречить ему. И еще: моего мужа принесли в жертву богу, которого не существует! Это новое божество, Акабалам, не имело никаких оснований требовать, чтобы во имя его умертвили Оксиллу. И почему этот бог ни разу не явил нам своего могущества, не посетил ни одного из знатных людей даже во сне?

Я предпочел не делиться с ней собственными сомнениями относительно нового бога. Потому что как не следует простому писцу лезть в божественные дела, так и вдова не может осуждать действия Властителя.