22 июня. Анатомия катастрофы
Шрифт:
...Понеся значительные потери и не имея достаточной танковой поддержки (???), мотострелковый полк 37-й тд вынужден был приостановить наступление и перейти к обороне на западном берегу р. Стырь... Вследствие временной потери управления 73-й танковый полк 37-й тд с большим трудом удалось переправить на западный берег р. Стырь... Это дало возможность остаткам батальона противника, оборонявшего переправы у Станиславчик (батальон пехоты против танковой дивизии. — М.С.), отойти в лес... Попытка переправиться по мостам через р. Острувка была безуспешной, так как головные 2—3 танка, подошедшие к мосту, были моментально подбиты и загорелись. Несколько танков пытались обойти мост справа и слева, но это оказалось невозможным; танки застряли в болоте и были подбиты артиллерийским огнем противника... Из такой обстановки было ясно, что продолжать атаки без артиллерии, пехоты и авиации было бы бессмысленно, в свою очередь, оставаться на достигнутом рубеже на южном берегу р. Острувка было также рискованным...
...С наступлением темноты командиром 15-го механизированного корпуса был отдан приказ о выводе частей 10-й танковой дивизии на восток в район 37-й тд, а в дальнейшем, в связи с уже совершившимся (???) выходом из боя 37-й танковой дивизии — приказ на выход из боя и на возвращение в исходное положение...»
Трудно поверить, что все это происходило на своей собственной территории, в районе постоянной предвоенной дислокации 15-го мехкорпуса, т.е. там, где каждая дорога, тропинка, канава, брод, мост должны были быть досконально изучены. Трудно поверить в то, что перед нами описание боевых действий мехкорпуса, в составе которого были понтонно-мостовые, саперные, инженерные, ремонтно-эвакуационные, разведывательные подразделения. На каждый танк в 15-м МК приходилось (по состоянию на 1 июня 1941 г.) 45 человек личного состава. Из этих 45 человек внутри танка находилось самое большее пять членов экипажа КВ (в БТ — три человека). Все остальные должны были бы обеспечить боевые действия танкистов разведкой, ремонтом, топливом, снарядами, мостами, переправами и, самое главное, управлением...
В бою 28 июня вместе с 15-м мехкорпусом действовала и 8-я танковая дивизия 4-го мехкорпуса. 8-я танковая была практически полностью укомплектованной, «старой» кадровой дивизией. Примечательной особенностью 8-го тд было наличие на ее вооружении 68 трехбашенных танков Т-28, что делало эту дивизию грозным противником для немецкой пехоты. Впрочем, главным оружием дивизии были не экзотические трехбашенные танки, а 50 КВ и 140 Т-34. По количеству новейших танков (190 единиц) 8-я тд превосходила весь 15-й (или 8-й) мехкорпус. Л вот как описывает Н.К. Попель командира этой танко-ной дивизии:
«Смотрю на него и восхищаюсь — ничего природа не пожалела для этого человека: ни красоты, ни ума, ни отваги, ни обаяния... Красноармейцы рассказывают легенды о его подвигах в Испании и Финляндии... Командиры на лету ловят каждое его слово...»
К тому моменту, когда 8-я тд доползла, наконец, до исходного района наступления, ото всей дивизии остался один сводный танковый полк, на вооружении которого было 65 (шестьдесят пять) танков [29. стр. 260]. В докладе о боевых действиях 15-го МК отмечено, что «благодаря активным действиям 8-й танковой дивизии левый фланг корпуса был обеспечен с запада и 10-я и 37-я танковые дивизии смогли отойти на рубеж р. Радоставка». Это не опечатка. Результатом «активных действий» танковой дивизии в наступлении считается то, что две другие танковые дивизии смогли с ее помощью благополучно отойти, преследуемые пехотой противника. Хотя и это достижение отнюдь не бесспорно. Так, в отчете о боевых действиях 10-й тд читаем нечто прямо противоположное: «Пути отхода дивизии были отрезаны танками и пехотой противника, так как 8-я тд (сосед слева), имевшая задачу прикрыть с запада действия дивизии, не смогла продвинуться через сильно укрепленный противотанковый район» [28, стр. 197]. Странно это. Шестой день войны — а у немцев в глубине советской территории уже и противотанковый район готов, да еще и «сильно укрепленный»...
Основные силы 8-го мехкорпуса, несмотря на наличие мощного танкового тарана (кроме двух сотен легких танков в 12-й тд оставалось еще порядка 100 КВ и Т-34), не смогли пробить оборону 75-й пехотной дивизии и мотопехотных частей 16-й немецкой танковой дивизии. Упорство и стойкость немецких солдат оказались сильнее стальной брони. Немецкий историк так описывает бой с советскими танками южнее Дубно:
«...Тарновка сотрясалась от взрывов противотанковых гранат, дома полыхали, все имеющееся в наличии оружие было направлено на уничтожение танков. Ветер разносил вокруг дым и гарь. Одному тяжелому пехотному орудию (короткоствольная пушка калибра 150 мм. — М.С.) удалось подбить два средних танка. 50-мм противотанковые пушки были бесполезны даже на дистанции в 400 м. Все новые и новые стальные колоссы входили в Тарновку, но бойцы 16-й танковой дивизии держались достойно. Одна 88-мм зенитная пушка в течение получаса уничтожила 4 танка.
Когда атака была отражена, убитые и раненые подобраны и дым рассеялся, на поле боя можно было насчитать 22 подбитых танка...» [193].
Продвинуться дальше рубежа Козин — Верба группе Рябышева гак и не удалось. Тем временем немцы вернули из Кременца в район боя танковые части 16-й танковой дивизии, подтянули мотопехоту 16-й моторизованной дивизии. В тыл группы Рябышева вышла 57-я пехотная дивизия и практически без боя заняла город Броды (который якобы обороняла 212-я моторизованная дивизия 15-го мехкорпуса). К вечеру 28 июня соединения 8-го мехкорпуса оказались в окружении. Снова началась паника. Погиб генерал Мишанин, в пешем строю поднимавший бойцов в атаку. В своем докладе о боевых действиях корпуса Рябышев пишет:
«...Части 7-й мотострелковой дивизии прорывались из окружения в разных направлениях. Потеряв большое количество танков, артиллерии и автотранспорта, к 24.00 28.6.41 г. дивизия вышла из окружения и сосредоточилась юго-восточнее Броды» [28, стр. 169].
Мемуары Попеля дают гораздо более живые картины того, что скрывалось за скупой фразой «прорывались из окружения в разных направлениях»:
«...Рябышев сел в «эмку» и помчался к Бродам. По пути он натыкался на бредущих толпами бойцов, горящие машины, лежащих в кюветах раненых (подчеркнуто мной. — М.С). Рубеж, предназначенный 12-й танковой дивизии, никто не занимал... Какие-то неприкаянные красноармейцы сказали, что мотопехота покатила на юг, вроде бы к Тернополю. Командир корпуса повернул на южное шоссе и километрах в двадцати нагнал хвост растянувшейся колонны. Никто ничего не знал. Рябышев попытался остановить машины. Из кабины «полуторки» сонный голос спокойно произнес:
— Какой там еще комкор? Наш генерал — предатель. К фашистам утек.
Рябышев рванул ручку кабины, схватил говорившего за портупею (рядовые бойцы ездят без портупеи. — М.С.), выволок наружу. — Я ваш комкор.
Не засовывая пистолет в кобуру, Рябышев двигался вдоль колонны, останавливая роты, батальоны, приказывая занимать оборону фронтом на северо-запад...» [105].
После беспорядочного отхода остатков 8-го мехкорпу-са на Броды — Подкамень группа Попеля была обречена: лишенную связи и снабжения танковую группу все плотнее и плотнее окружали части пяти немецких дивизий. Две стрелковые дивизии (140-я и 146-я) 36-го СК находились на расстоянии 15—20 км от Дубно, но, вопреки приказу командующего фронтом № 0018 от 28 июня, никакой поддержки группе Попеля не оказали. Колонна автомашин с горючим и боеприпасами для группы Попеля была остановлена на шоссе Броды — Дубно. Остановлена случайно оказавшимся там командиром какой-то отступающей кавдивизии (скорее всего, это была 3-я кавдиви-зия из состава 6-й армии) и отправлена назад, так как «Дубно давно уже у немцев». Спорить с этим никто не захотел, грузовики развернулись и поспешно уехали в тыл...
Скорее всего, именно с трагической историей гибели 8-го мехкорпуса связана еще одна, личная трагедия — самоубийство члена Военного совета Юго-Западного фронта Н.Н. Вашугина. Восстановить точную картину событий трудно (если не сказать — невозможно). Начнем с отрывка из мемуаров Н.С. Хрущева, который был и свидетелем самоубийства и непосредственным участником событий (в качестве Первого секретаря ЦК КП Украины Хрущев входил в состав Военного совета фронта):
«...Хочу осветить неприятный для нас эпизод, который произошел с членом Военного совета Киевского ОВО.
Когда у нас сложились тяжелые условия в районе Броды, мы с командующим войсками приняли меры для перегруппировки войск и уточнения направления нашего удара против войск противника, который наступал на Броды. Чтобы этот приказ был вовремя получен командиром мехкорпуса Рябышевым и командиром другого корпуса, фамилию которого я забыл (судя по предыдущему описанию, речь идет о 15-м МК. — М.С.), мы решили послать члена Военного совета КОВО, чтобы он сам вручил приказы, в которых было изложено направление удара. Перед отъездом в мехкорпуса он зашел вечером ко мне...