23 оттенка одиночества
Шрифт:
Впервые за два года, я задаю себе подобные вопросы.
Два года назад
Мы идем вдоль полупустой улицы, сумерки опускаются на Ист-Ориндж медленно и тоскливо, будто не хотят, чтобы день заканчивался. Я тоже не хочу. Китти молча идет рядом. Ее локти касаются моих рук, и мне то и дело хочется остановиться, обхватить ее за талию и прижать к себе.
– Думаешь, у меня
– Конечно.
– Ты тоже должен попробовать. – Она смотрит на меня и неожиданно берет за руку. Я люблю эти моменты, когда Китти читает мои мысли. – Отправь заявки туда, куда душе угодно, Трой. Нельзя упустить свой шанс.
– Университет – место для тех, кто планирует будущее.
– А ты не планируешь.
– А я – нет.
– Не выдумывай, прошу тебя. Если заявки еще и не заполнены, то только потому, что ты боишься.
– Боюсь? – меня задевают ее слова. – С какой стати? Мне просто это не нужно.
– Не нужно учиться?
– Зарабатывать деньги можно и без образования, птенчик.
– Но это неправильно, - настаивает она. Останавливается около надломленного, старого дерева и поджимает губы. – Глупо надеяться на то, что тебя в очередной раз пронесет, Трой. Надо прилагать усилия, чтобы выбраться отсюда, тебе так не кажется?
– Может, мне еще и в Нью-Йорк подать заявку? Чтобы быть к тебе поближе?
– А почему бы и нет.
– Китти, - я недовольно усмехаюсь, - что за детские сказки. Хотя, знаешь, я еще могу успеть научиться играть на виолончели, пока не поздно. Да, точно! И тогда мы вместе поступим в джульярдскую школу искусств, и будем жить долго и счастливо!
– Что ты несешь?
– А разве ты не так видишь нашу чудесную жизнь?
– Хватит напрашиваться на комплименты. Ты и сам знаешь, как я к тебе отношусь, знаешь, что я в тебя верю. Любые проблемы можно решить!
– Какие проблемы, Китти? – ее тон злит меня не на шутку. Терпеть не могу, когда люди рассказывают, как мне жить. Я отхожу в сторону. Отбрасываю ее руку и вспыляю, - это ты поступишь в крутую школу и расскажешь своим внукам историю о том, какой сложный период имел место быть в твоей бунтующей юности. Я же живу в этом, и мне некуда выбираться, птенчик. Это не период – это и есть моя жизнь!
– Не говори ерунды.
– Это правда.
–
– Хватит говорить мне, что я должен делать!
– Но я просто…
– …хочешь помочь? Катись со своей помощью. Ничего мне от тебя не нужно.
– Что?
– То, что услышала.
– Ну и подыхай тут.
– Договорились.
– Договорились!
Китти резко разворачивается. Собирается уйти, как вдруг натыкается на острую, надломленную ветку и замирает. Уже через секунду я слышу ее крик.
– Китти! – в один прыжок я оказываюсь рядом. – Китти, черт подери, иди сюда!
Она тянет ко мне худые руки. Обхватывает ими мою шею и приглушенно стонет.
– Нога, - срывается с ее губ, - Трой, больно.
Мы приземляемся на тротуар. Я аккуратно усаживаю ее рядом и замираю, увидев окровавленную голень. Черт. Вся моя стальная непоколебимость растворяется в воздухе. Что делать? Осматриваю рану чуть ближе и шепчу:
– Надо вынуть щепку.
– Будет сильно больно?
– Не знаю, птенчик.
– Пусть будет несильно, - просит она и крепко сжимает в объятиях мои плечи.
Ее голова покоится на моей спине, дыхание щекочет шею. И я схожу с ума по ней в такие моменты, пусть они и не прозаичны. Выдыхаю пару раз и обхватываю пальцами ее ногу, чуть ниже колена. Китти продолжает стискивать меня за грудь.
– Сейчас все будет хорошо. Слышишь? На счет три. Раз, два…
– Выдергивай уже!
Усмехаюсь и вытаскиваю щепку. Показываю ее девушке и заключаю:
– Ты – храбрец, птенчик. Правда, рану все равно надо обработать. Кровь течет.
– Тогда я пойду домой.
– Не говори чепухи. До тебя идти долго. А обработать рану можно и у меня. – Не понимаю, что сказал. Недоуменно поднимаюсь с асфальта, подаю Китти руку и замираю: я пригласил ее к себе? Я сошел с ума? – Хочешь?