23 оттенка одиночества
Шрифт:
Целую блондина в щеку и бегу в общежитие, пытаясь избавиться от стоящей перед глазами картинки обиженного и недовольного взгляда Лэрда. Интересно, почему он до сих пор меня терпит? Ждет чего-то? Или, может, хочет взять измором?
Я врываюсь в комнату, хочу снять шапку, однако замираю, увидев хитрую улыбку на губах Стеллы.
– Ты опять это сделала, - она откидывает назад голову, - опять его отшила!
– И что? – решительно скидываю с плеч куртку. – Я не вижу смысла спешить.
– Спешить? Вы гуляете почти каждый день уже два месяца!
– Этого мало.
–
– … только в том случае, - продолжаю я, - если он тебе нравится.
– О, великие Боги, моя соседка – настоящая монашка. Может, тебе еще и черную накидку купить? Будешь разгуливать в ней по улице, чтобы сразу парней отпугивать.
– Я просто не хочу вводить его в заблуждение.
– Или ты просто не можешь свыкнуться с тем, что ты – свободная птица, а твой бывший – давно забытое прошлое. Очнись! Сколько можно себя мучить?
Невольно сжимаю изуродованное запястье. Стелла даже не догадывается, о чем идет речь, и потому никогда меня не поймет. Смысл влюбляться, если это так больно? Зачем идти дальше? Я больше не хочу обжигаться.
– Однажды я уже потеряла голову. Не хочу вновь испытать нечто подобное. И мне все равно, что об этом думает Кай, как к этому относится Трой. Плевать. Я лишь делаю то, что считаю нужным. Вот и все.
– Трой? – Стелла удивленно вскидывает брови, а я еле удерживаюсь от того, чтобы не заехать себе кулаком по лицу. – Так вот как его зовут. Почему ты ни разу мне его не показывала? Я бы такую устроила встряску …
– Потому и не показывала.
– Подожди. Стой, стой, стой! Трой? Трой МакКалистер? Китти, да, ты должно быть шутишь! Серьезно?
– Да. Серьезно.
– О, Пресвятая Дева Мария, тот татуированный, накаченный парень был любовью всей твоей жизни? Не может быть! Ты такая…
– Какая? – перевожу на нее недовольный взгляд. Не знаю, с какой стати завожусь. Наверно, реакция Стеллы напоминает мне реакции классных друзей из Ричмонда. Они тоже не могли поверить своим ушам. – Ну?
– Такая тихая… Я просто, - девушка пожимает плечами, - просто не ожидала, что он в твоем вкусе.
– Был в моем вкусе.
– И что же между вами произошло? Почему он ушел?
– Ринулся навстречу приключениям.
– Китти, я серьезно. С какой стати ему уезжать, если вы любили друг друга?
– У него спроси. – Открываю шкаф и взвинчено вываливаю одежду на пол. Не хочу о нем говорить, не могу о нем говорить. – Давай закроем эту тему.
– Китти, он же…
– Стелла, - смотрю на девушку и устало выдыхаю, - пожалуйста. Прекрати.
– Ты боишься. Боишься того, что до сих пор к нему что-то чувствуешь.
– Это не так.
– Тогда почему тебе больно? – Блондинка произносит это совсем тихо. Наконец, до нее доходит, что в моей истории полно паршивых поворотов, и замкнутость – печальное последствие сильной бури. – Тебе страшно.
– Нет. – Резко поднимаюсь на ноги.
– Боже, да ты просто в ужасе. Что между вами произошло? Что случилось?
– Ничего. Просто забудь об этом.
– Китти!
– Давай уже собирать вещи. Какая разница, что между нами было? Главное, сейчас мы не общаемся, и нам плевать друг на друга. Все? Такой ответ тебя устроит?
Стелла невинно пожимает плечами, а я возвращаюсь к сумкам. Лучше помолчим, чем вновь вслух произнесем его имя.
Лететь до Уэст-Палм-Бич шесть с половиной часов. Я пытаюсь уснуть, но то и дело отвлекаюсь на мысли о том, что подо мной пустота, надо мной – просторы небес, а по бокам – облака. Кто может комфортно чувствовать себя в подобном положении?
Стелла.
Стелла засыпает, едва мы отрываемся от земли, и сопит на моем плече вплоть до посадки. Я безумно ей завидую, и когда она довольно и бодро выпрыгивает из самолета, вздыхаю. У меня нет сил даже на то, чтобы забрать чемоданы.
К счастью, родная Флорида встречает меня теплейшим ветром, запахом океана и бесконечными, золотистыми пляжами, по которым я скучала так сильно, что первое время в Ричмонде даже не могла выходить на улицу. Возникает непреодолимое желание съездить в Орландо, пройтись по тем местам, где я еще ребенком сооружала песочные замки. Вдруг я вспомню, почему полюбила музыку, и смогу вновь сесть за фортепиано. Раньше у меня была ломка, я не могла не притронуться к клавишам хотя бы раз за день. Теперь подойти к инструменту, значит вспомнить о тех днях, когда Трой сидел рядом и закрывал глаза, наслаждаясь моей музыкой. А это значит, фортепиано стало запретной темой. Как и все, что относилось к этому человеку.
Хильтон Палм находится на берегу Атлантического океана, и поэтому, как только нас заселяют по номерам, мы переодеваемся и идем на пляж, наконец, ощутив на губах вкус свободы. Стелла покупает вино. Я достаю из сумки бокалы.
– За американское гостеприимство!
– И за английскую щедрость!
Кажется, проходит целая вечность, а мы как лежали под палящим солнцем, так и продолжаем лежать, изредка перекидываясь обрывистыми фразами. В такие моменты, я обожаю Стеллу. Она пример того, как стоит отдыхать, наслаждаться жизнью и ни о чем не думать. Интересно, в чем же она все-таки провинилась, раз родители отослали ее за тысячи километров? А, может, билет из мрачного Ливерпуля был для нее спасением? Не представляю, как она выживала. Наверняка, жизнь без солнечных лучей для нее казалась сущей пыткой. Мы возвращаемся в отель уже ночью. Стеллу покачивает от третьей бутылки вина, да и я спотыкаюсь о собственные ноги. Пытаюсь держать спину ровно, но то и дело горблюсь, разглядывая прыгающий асфальт, кусты, огоньки. Лицо Троя.
Лицо Троя.
Я резко торможу и едва не качусь кубарем с трех жалких ступенек.
– Не может быть!
МакКалистер притаился на рецепшене, лениво поправляет волосы, кривит губы. И мне становится так паршиво, что вечерняя жара превращается в самое настоящее адское пекло. Какого черта он здесь забыл? Господи! Я хватаю Стеллу за локоть и рычу:
– Кто это?
– Это? – девушка смотрит в сторону, а затем пьяно улыбается. – Это мой Джейк.
– Твой Джейк?!