23 оттенка одиночества
Шрифт:
Надеюсь, она откажется. Откажись, Китти! Откажись. Но она слишком смелая. Ей впору узнать меня. Она из кожи вон лезет, чтобы стать ближе, а я впервые не нахожу в себе сил на сопротивление. Приходится сдержать слово.
Подхватываю Китти на руки. Она хихикает, а я нервно улыбаюсь и прикасаюсь губами к ее оголенному плечу. Обожаю ее плечи. Они хрупкие, красивые, и каждый раз меня пронзает желание пробежаться по ним пальцами, исследовать изгибы, ключицу, впадинку на ее шее, очертания острого подбородка. В Китти Рочестер я нашел объект восхищения. Она умна, красива, амбициозна. Любой ее поступок спланирован заранее, а даже если в нем и отсутствует смысл –
Мой дом – адское пекло. Когда мы подходим к калитке, я воображаю по периметру языки пламени и надпись на почтовом ящике: добро пожаловать в преисподнюю. Где может быть жарче, чем в личном, семейном тартаре? Выглядываю машину отца, затем ставлю Китти на землю и выдыхаю: кажется, его нет.
– Пойдем.
– Ты в порядке?
– Ага.
Мы останавливаемся в коридоре. Я стягиваю кроссовки, а затем присаживаюсь на корточки, чтобы помочь Китти снять конверсы с больной ноги. Ее руки упираются мне в спину. Она практически полностью облокачивается на меня, а я лукаво улыбаюсь.
– Осторожней, птенчик. Еще немного и я расхочу менять позу.
– Трой! – наверняка, ее лицо краснеет, но сейчас мне не до этого. Я оказываюсь в опасной близости ее худых ног, касаюсь щекой ее коленки.
– Как хорошо, что ты вернулся, я…
– Мам?
Резко отпружиниваю назад. Китти едва не заваливается назад, а на мою голову падает чья-то толстенная сумка. Не думал, что когда-нибудь нечто подобное со мной случится, но я смущенно краснею.
– Ой, прости, - на маме грязный, бесформенный фартук. Она рассеянно вытирает об него руки и улыбается, - не знала, что ты не один.
– Здравствуйте.
– Мам, это Катарина Рочестер, - поднимаюсь на ноги. Пытаюсь незаметно намекнуть, что достаточно проходиться по Китти оценивающим взглядом. Однако мама делает вид, будто не улавливает ни единого знака. Продолжает пристально смотреть на нас, и, наверняка, уже фантазирует какую-нибудь несуразицу. – Она поранила ногу, и мы пришли за аптечкой. Она наверху?
– Была там, сколько себя помню.
Терпеть не могу ее самодовольную улыбку, словно теперь она знает страшнейшую тайну. Беру Китти за руку, и, прежде чем мама успевает открыть рот, тяну за собой.
– Спускайтесь к ужину! И если нужна будет помощь, я здесь, слышишь, Трой?
– Да, мам!
– Вы очень похожи, - восклицает Китти, когда я, наконец, запираю за нами дверь. Она плетется в сторону кровати и падает на нее, расставив в стороны руки. Непривычно видеть ее в своей коморке. Темные стены, старый комод, стол, шкафчики и Китти, будто яркий свет. – Я словно калека, нога онемела.
– Меньше истери.
– Меньше меня зли.
Мы перекидываемся прозорливыми взглядами, а затем Китти Рочестер медленно приподнимается на локтях и замирает. Есть в ее взгляде что-то чарующее.
Я подхожу ближе, открываю аптечку, достаю бинт, перекись и, приземлившись рядом с кроватью, обхватываю пальцами ее тонкую голень. Сглатываю, накопившуюся слюну, протираю ватой кровь – бережно и аккуратно – и вновь оказываюсь слишком близко к ее коже. Терпеливо обматываю ранку бинтом.
– Ты дрожишь, - Китти касается ладонью моего подбородка. – Ты замерз?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
«В тебе», - хочу сказать я, но прикусываю язык. Вместо этого прикасаюсь губами к ее перебинтованной голени, затем покрываю легкими поцелуями коленку, поднимаюсь чуть выше и выше. Трусь носом о внешнюю сторону бедер, приподнимаю низ платья, и ощущаю пожар внутри своей груди.
– Трой, - хрипло выдыхает Китти и вновь падает на спину. Я придавливаю ее к кровати, вижу ее огромные, синие глаза и пылко целую, будто боюсь, что она исчезнет. Но она никуда от меня не денется. Я не позволю. Человек не может жить без воздуха, а Китти Рочестер – мой кислород. Страстно захватываю в оковы ее кисти и слышу легкий стон, сорвавшийся с ее губ. Она принадлежит мне, ее эмоции, вздохи, все звуки, что слетают с губ, все движения и изгибы тела. Я целую ее веки, вдыхаю запах волос. – Там твоя мама, - хрипит девушка, - она все услышит.
– Никто ничего не услышит, - пылко обещаю я, пусть в глубине души и знаю, что Китти права. Однако даже если бы в комнате столпились люди, я бы не оторвался от губ Китти Рочестер, которые становятся мягкими, когда она меня хочет. Ничто бы меня не остановило. Высвобождаю одну руку и прохожусь ею по ее животу, касаюсь бедер. Мне хочется зайти дальше, но я боюсь испугать ее. Китти смелая, храбрая девушка, которая, тем не менее, страшится собственных желаний. Она способна защитить меня – в этом ее манящая прелесть – но она не способна довериться себе. Решаю все же рискнуть. Иду дальше, касаюсь лбом ее щеки и вдруг слышу чей-то крик.
– Фрэнк, не надо!
Мамин крик. А затем по комнате разносится эхо чьих-то шагов: отец поднимается по лестнице. Молниеносно я оказываюсь на ногах.
– Трой? – запыхавшись, шепчет Китти. – В чем дело?
– Надо уходить.
– Что? – она опускает платье. Смотрит на меня так, будто я сморозил глупость и выглядит ужасно растерянной. – Что происходит?
– Уходи.
– Уходить?
Не успеваю больше ничего сказать. Под мамин крик отец врывается в мою комнату и тут же налетает на меня, будто голодная псина на кусок мяса. Я оказываюсь намертво прижатым к шкафу с учебниками, все смотрю на Китти и разрываюсь от ненависти: она не должна быть здесь, она не должна это видеть!
– Щенок! – вопит отец. – Где мои деньги? Где деньги!
Он вонзает пальцы в волосы и начинает лупить мою голову о шкаф с такой силой, словно пытается прорубить в нем дыру. Но я молчу. Криков и так достаточно.